– А том месте, откуда они растут, прям так вся правда и скопилась, – проворчал Орим, придвинул ногой расшатанный деревянный стул и пристроился на жестком сиденье. – Что ты смурная, ясочка, случилось чего?

– Да просто камень непонятный. – Алера постучала ногтем по Кристаллу. – Стопку манускриптов перерыла – так и не поняла, для чего он. Точно не магический – вот и все, что я могу сказать. И что с ним делать? Себе оставить пока или Раню отдать, пусть развлекается?

Дед покосился на полки за спиной внучки, где валялись целые груды «пока оставленных» Кристаллов. Алера развела руками: а что я могу поделать, если некоторые камни не могу никому отдать или продать, вот просто потому, что не могу?

К тому же временами очередной пыльный свиток раскрывал тайну какого-нибудь камня.

– Вы все четверо и так Кристаллами обвешаны – дальше некуда, – добродушно сказал Орим. – В жилетке у тебя их сколько, три? В мечах по два…

– А разве тебе не спокойней, когда я ими обвешана? – усмехнулась Алера.

Она прекрасно знала, что дед тревожится за нее всегда, но вслух этого не скажет даже под страхом смерти. Поразмыслив, подкинула Кристалл на ладони и сунула в кошель.

– Отдам Раню. Может, он разберется.

– Интересный он парень, Рань-то, – заявил вдруг дед. Сложил руки на груди, уставился на внучку.

– Чем это он интересен?

Орим помолчал. В самом деле, что интересного можно сказать о добродушном улыбчивом эльфе? Что нового можно сказать о нем человеку, который провел рядом с этим эльфом семь лет?

– Вы четверо с самого детства были очень одинаковые, ясочка, вот поэтому вы и стали быть вместе. Но еще вы чем-то и разнитесь – потому вам бывает непросто друг с дружкой. Но вы трое – вы точно знаете, какие вы есть, а Рань – нет, он не знает. Он с самого детства примеряет на себя шкуру каждого из вас и не может обжиться в этой шкуре, понимаешь? Он все рвется переплюнуть каждого из вас троих в том, в чем вы особо хороши, хорошее прочих. Зачем-то ему этого очень хочется. Он не состязается с тобой в мечном деле, которому вы оба добротно обучены – он рвется перещеголять Элая в стрельбе из лука, хотя даже слепому котенку понятно, что Элай – прирожденный стрелок, а из Раня лучник – как из меня плясунья. Он пытается совладать с Кристаллами, потому что это можешь ты – но у тебя есть способность к работе с камнями, есть большой талант, а у него – нет никакого таланта. Он делает хорошие обереги, чего никто из вас не умеет – но не считает это дело чем-то серьезным, а вместо этого выматывает жилы над Кристаллами, которые ему не даются. Суджам говорит, Рань и зелья варить пытался, не иначе, наглядевшись на Тахара. Всю кузню провонял, получил по шее и унялся.

Под взглядом Ал еры Орим умолк. С годами ее невозможно черные глаза стали такими пытливыми и умными – просто страх иногда брал, когда она вот так глядела в упор, будто видя за каждым сказанным словом – десяток несказанных.

– Откуда у меня эта способность?

Орим моргнул. Алера смотрела, не моргая.

– У Элая есть талант к стрельбе из лука – это у многих эльфов так. Тахар маг – потому что магами были его родители. Рань умеет всего понемножку, тут не разберешь. А у меня откуда способность к сращению Кристаллов?

Орим опустил взгляд. Начинается. Алера тихонько постукивала железякой о столешницу, задумчиво глядя на следы, которые оставались на деревянной доске. Тук-тук. Тук-тук.

– Способности не появляются сами по себе, они берутся откуда-то. Ты не занимался Кристаллами. Бабушка была магичкой, мама тоже, а маги не умеют сращивать Кристаллы. Остается отец. И вы с Истри так нежно меня оберегаете от всех историй о нем, что это уже просто не смешно. Я не маленькая, дед, но я почему-то до сих пор не знаю, кем он был и куда подевался. Да и о маме, если на то пошло, я не знаю почти ничего. Только то, что она случайно убила всех своих друзей, а потом умерла сама, бросив тебя выкручиваться как знаешь.

Орим вздохнул. Сколько можно молчать-то, в самом деле? Это все Истри, хатник. Это все он торочит, что Алера еще слишком дитя, чтобы слушать такие мрачные истории. Хотя дитем она перестала быть, пожалуй, лет пять назад. Во всем, что не касается Миров и друзей.

– Я не знаю, ясочка.

Орим набрал в грудь побольше воздуха и решил выложить все как есть, а если Истри что-то не понравится – пусть засунет себе ложку в пасть и сидит тихонечко.

– Когда Ташуя уезжала в Школу после последней отвязки, мы поссорились. Она хотела закончить учебу и податься в путешественники.

– То есть, в Странники?

– Нет. Странники ездят по шести краям Идориса, а Ташуя хотела путешествовать по Мирам. По всем, какие только найдутся, хотела исследовать все Миры в Ортае, а потом отправиться в Гижук. Хотела составлять их карты, как Странники, да, тьфу! Говорила, у Миров есть какой-то секрет, и они вместе с друзьями собираются его разгадать. А я-то думал, она выучится и вернется в поселок гласницей, заместо Шеля.

Орим потер лоб, снова вздохнул.

– Ташуя… она болела Мирами, она вся была в них, прям как ты. Все, что делала, чему училась – для новых путешествий. Магическая Школа – это для нее, оказывается, был только способ, только возможность для чего-то большего, а для чего – Божиня ведает, Ташуя со мной не откровенничала никогда до того дня, я и не знал, что учиться она уехала только ради этой глупости. Какие там секреты могут быть в Мирах? А ведь Ташуя была уже взрослая, совсем взрослая, и все равно хотела быть там, а не здесь, как оказалось, а я… я не хотел отпускать ее, понятное дело.

Алера молчала.

– Их было семеро, друзей-то. Таких же ненормальных, из Школы и окрестностей. И в последний год учебы Ташуя вышла замуж за кого-то из них. Я не знаю, за кого, я в глаза никого из них не видел, а она – она прям как ты была, не откровенничала никогда, даже с матерью. Все в себе держала, все втихушку строила. Не нужны ей были ни советы, ни одобрения, как чего решит – хоть лопатой по хребту ее чеши, а не отступится. Говорю ж, прям как ты, только ты еще упертей… Словом, после той отвязки мы не виделись, а вернулась домой она после окончания Школы, перед родами.

Орим замолчал.

– Вернулась одна, – нетерпеливо подсказала Алера.

– Одна, – мрачно проворчал дед. – Почти не разговаривала, ходила тенью. Только сказала, что умрет, а ты важна. Потом родила тебя и умерла.

– А мой… отец? И остальные ее друзья…

– Она убила их. Незадолго до твоего рождения. Что-то приключилось, им закрылся проход в Миры – я б так сказал, что давно пора, они ж совсем уже были взрослые, но вот закрылся он только тогда, в последний год. И они немедля рехнулись всей кучей, к такой подлянке они ведь готовы не были! Ну и Ташуя надумала, что может переместить их в Мир через обычный магический портал, потому как Миры – места бесхозные, позволения ни у кого просить не надо, что-то там такое.

– Значит, не получилось.

– Не получилось. И шарахнуло, выходит, так, что всех их разорвало в лоскуты. Кроме Ташуи, она ни царапины не получила, но только она все равно умерла вместе с ними со всеми.

Алера покачала головой. В столе уже было проверчено несколько десятков крошечных лунок. Что за дурацкая история! Как дед может говорить, что она похожа на мать? Она бы никогда не сделала такой глупости, не подвергла бы друзей опасности, проверила бы свои идеи на какой-нибудь мышке или свинке… хотя, нет, не проверила бы, животные ведь не могут проходить через мирские порталы, но… Все равно, она бы что-нибудь придумала, она бы не была такой самоуверенной идиоткой! И друзья Ташуи были ничем не лучше, получается, раз позволили ставить на себе такие опыты!

– И вот теперь я прошу тебя: приглядывай за Ранем, – снова заговорил Орим. – Очень увлеченные придурью люди способны… на многие поступки, опасные и глупые. А Рань – да, он добрый и, да, он хороший друг, как я понимаю, но ему очень сильно, просто невыносимо хочется стать особенным.

– Ты же сам сказал: он всегда этого хотел. До сих пор никто не пострадал из-за этого.

– Ну да, ну да. Только семь лет назад или даже два года назад можно было думать, что он развернет коней и перестанет стараться переплюнуть всех на свете, что ему надоест или он поймет… Поймет, сколько дано ему самому, примет собственные таланты как ценность, а не как лишний груз. Но вот теперь я вижу: если ему выпадет случай выбрать меж вами и чем-то другим, что поднимет его над вами – так он долго колебаться не будет.

– Его жизнь. – Алера взяла со стола кошель, затянула шнуровку. – Его жизнь, его выбор.

– Жизнь его, – согласился Орим. – А друг он ваш.

– Все в порядке будет, – уверенно заявила Алера и поднялась из-за стола. – Если Рань променяет нас на какие-то гонки за тучами – мы очень расстроимся и оторвем ему голову. А с оторванной головой не так просто возвыситься над кем бы то ни было, правильно я говорю?

* * *

– Вы когда-нибудь слышали о барде по имени Сокре? Говорили, он умер два года назад во время мора в Меравии. А третьего дня я видел его в таверне Килара, так знаете, очень хорошо он выглядит для того, кто уж пару лет как мертв!

В таверне сегодня было не слишком шумно, но жара никак не спадала, и посетители отважно сражались с ней при помощи ледяного ячменного эля. А вот есть по жаре не хотелось даже Тахару – к большому огорчению хозяина трактира, который воспринимал тощих гостей как личное оскорбление.

Трактирщик радушен был искренне и безмерно, сам жевал не переставая, пожалуй, даже во сне, а полученные от этого формы шара использовал как довод, что кормят тут сытно, вкусно и с фантазией. И да, это было правдой.

– И не сметь при мне о государе плохо говорить! – бросил он кому-то на ходу и воинственно закинул полотенце на плечо.

Чтобы трактирщик не слишком ворчал, друзья взяли к элю вяленого мяса, но трактирщик, конечно, ворчал все равно. Он всегда был страшно огорчен, если ему не удавалось накормить Тахара от пуза, и, перекатываясь мячиком по залу, искренне и непрестанно причитал о гостях, которых можно прятать за ухватом и которые своим видом заставляют прочих посетителей думать, будто тут плохо кормят.

Друзья привычно посмеивались: в зале сегодня были только жители поселка, которые прекрасно знали, что кормят тут великолепно, и которым было безразлично, как выглядят люди за соседними столиками.

– Вы чего так в Эллор зачастили, други ушастые?

Элай сделал вид, что не слышал никаких вопросов. Рань улыбался и разделял на полоски вяленое мясо. Алере хотелось взять их за плечи и хорошенько стукнуть лбами – вообще-то ей все время хотелось так сделать, но иногда эльфы этого действительно заслуживали.

Во всяком случае, Элай. Самоуверенный, нахальный и шипучий, точно квас.

– Таха-ар! – неожиданно и гулко проревело вдруг над головами.

Рань и Элай едва успели отодвинуться на лавке, и между ними тяжело бухнулся пекарь. На стол плеснул эль из его кружки.

– Тахар! Я го-ворил тебе, что ты замеча-ательный маг? Нет? Ты за-ме-чательный маг! Твоя настойка из одуванчиков вааасхи-ти…тельна! Ну просто ваааасхититель…на! Ты просто… ну… маг!

Тахар рассмеялся. Магией он всерьез занимался уже года четыре – пусть без всяких там Школ и наставников, но книг, Карт, ума и таланта хватало на многое. А зелья готовить и вовсе мимоходом выучился – как-то вроде и не всерьез. Однако не только местный лекарь, но и городские уже не раз предлагали взять Тахара в помощники, уверяя, что при рождении Божиня поцеловала его в темя и вложила в одну руку котелок, а в другую – ступку и пестик. Тахар отшучивался, что после этого Божиня на всего младенца положила еще и лень. Сварить зелий для лекарей он никогда не отказывался, но на постоянную работу не соглашался.

Элай отодвинул блюдо с мясом подальше: с пекаря сталось бы сожрать чужую еду и потребовать добавки.

Алера легонько толкнула Раня в бок:

– Эльф, а эльф!

– М-м? – отозвался тот, старательно не отводя взгляда от пекаря.

Тот как раз пытался заплетающимся языком объяснить Элаю, для каких целей использовалась тахарова настойка. Элай не понимал, веселят его эти подробности или вызывают тошноту.

– Ра-ань! – сердито прошипела Алера.

Тот понял, что не отвертеться, обернулся со всегдашней улыбкой – длиннолицый, остроносый, с извечным чуть виноватым взглядом.

– Да? Что, Аль?

– Почему эльфы не женятся на людях?

Рань всегда смотрел на нос собеседника, на его ухо, в сторону – куда угодно, только не в глаза. Особенно – не в глаза Алеры. Но теперь он вскинул на нее удивленный взгляд и тут же смешался еще больше.

– Потому что у нас дети не рождаются.

Алера призадумалась, потроша мясную полоску на волоконца. Пекарь продолжал орать и колотить кружкой по столу.

– Ваша тетка говорила, что твой отец – человек. И что, тебя имбирные эльфы подкинули на порог?

– Так отец, а не мать, – принялся растолковывать Рань. – Эльфийки могут выйти за человека или эльфа, и у них родится эльф. А у нас с человеческими женщинами детей не получается. Ты что, не знала? Ты по сторонам не смотришь, что ли?

Алера пожала плечами. В Лирме было несколько смешанных семей с детьми-эльфятами, но только теперь она поняла, что не случайно во всех этих семьях людьми были именно мужчины.

– Значит, женитесь вы только на эльфийках, – медленно повторила Алера.

– На дриадах еще, – добавил Рань поспешно. – Тогда мальчики получаются эльфами, а девочки – дриадами.

Алера кивнула. С дриадами ясно, они с любыми расами паруются: своих мужчин у них нет. Про это ей было известно, хотя в Ортае почти не встретишь дриаду: между Ортаем и Даэли – целое море, да и не любят дриады вылезать из своих лесов. Сидят себе там тихонечко, растят грифонов, дружат со всякой нечистью и кружевные вещицы плетут, очень красивые вещицы, у Алеры было несколько таких.

Но у себя в Даэли, как говорят, дриады охотно принимают гостей, особенно мужчин, хотя не так уж много находится охотников нарочно переться ради этого за море и бродить по лесам, полным кусачих неведомых зверушек. И еще, говорят, у них там совсем нет городов, и даже столицы нет, одни сплошные поселения среди деревьев, а сами дриады – не мшистые и не зеленые, как бабки треплются, а вовсе даже обычные женщины, только глаза у них золотисто-зеленые и огромные… Как бы то ни было, насчет дриад можно не беспокоиться, едва ли какая-нибудь из них забредет в Лирму. Вот с Эллором и эльфийками все вовсе не так ясно!

Пекарь, судя по всему, не удовольствовался рассказом и намерился показать Элаю часть тела, на которую столь благотворно воздействовала настойка из одуванчиков. Эльф ругательно возражал и поминал бдыщеву маму, но помогало это мало. Вмешался Тахар, ловко переключил внимание пекаря на кувшин с элем.

Алера снова обернулась к Раню:

– Слушай, эльф, я тут в одном Мире встретила троих ребят – так они сказали, что имели счастье ограбить тебя на Кристаллы. Так пока Тахар и Элай не слушают – ты не хочешь мне рассказать историю, а? Мне как-то, знаешь, трудно поверить, что у них все получилось, а мы ничего не узнали.

Эльф отвел взгляд.

– Рань!

– Ну что Рань? – он хмуро покосился на ухо Алеры и вздохнул: кажется, не отстанет.

– Я не отстану, – подтвердила она.

Рань отхлебнул эля и принялся каяться:

– Я в дальний портал прыгнул, который у мельницы…

– В лесной нехоженый Мир? Один? Вот ты молодец!

– Восьмигранники найти хотел.

Алера посмотрела в потолок и одними губами сказала: «Идиот».

– Полдня там бегал. Ну и мир лесной, да, сложно там. Понимаешь, какой я был, когда к порталу вышел?

Алера только рукой махнула. Странно, что вообще вышел. Мог бы и выползти, причем не весь.

Трудно в любых новых Мирах: пока все тропы не выучишь, пока не узнаешь, где магоновы стоянки разбиты, где ящеровы кладки находятся – смело можешь из-за любого куста ожидать стрелы в пузо, а за любым изгибом тропинки можно встретить что-нибудь тупое и голодное. А когда Мир лесной, когда мало что видно за густыми зарослями – о чем говорить? Ясное дело, опасно. Понятно, что одному ходить не стоит.

Но полез же. Идиот.

Рань долил эля в кружку, отпил:

– Ну вот… Тяжко было совсем, дурным делом думал, что проще пузом на меч насадиться и амулетом уйти, чем до портала тащиться… Но дотащился. А там они. Не мог я уже дергаться, ну совсем не мог, правда. Еле ноги волочил, перед глазами кровавые кролики прыгали…

Алера бросила на стол окончательно размочаленное мясо.

– Ладно, теперь я понимаю, почему у них все получилось. Но отчего ты нам не сказал ничего?

– Потому что мне не так уж сильно нужно слышать от тебя, какой я идиот. Я и сам это знаю, понятно?

Алера подняла голову, поймала вечно ускользающий взгляд Раня.

– Почему вы таскаетесь в Эллор?

Три-четыре вздоха они играли в гляделки, потом Рань разворошил длинные пряди, обнажая ухо:

– Аль, ты если не замечала – мы эльфы.

Наступившую тишину нарушил гулкий стук: окончательно опьяневший пекарь уронил голову на стол и со счастливой улыбкой погрузился в беспробудный хмельной сон.