Тут юная богиня подпрыгнула от неожиданности. Возле её невзрачной особы вдруг материализовался загорелый мускулистый шатен, тихонько напевающий под нос нечто напористое, но при этом совершенно бархатное. Искусствовед рефлекторно ощетинилась, хотела было и единорога отпихнуть, но потом решила, что животное тут ни при чём. Попыталась сделать вид, что никого не заметила.

Поздно.

– Здравствуй, о дивная и сиятельная! – неотразимо улыбнулся красавчик.

Критик привычно усмехнулась, услышав стандартную форму приветствия незнакомки. Но зато ответную вежливость произнесла, не кривя душой:

– Здравствуй, о могучий и лучезарный!

– Я полмира обошёл, только одну парочку встретил, решил не мешать. А тут ты. Можно на «ты», да? Мне хотелось бы услышать твоё мнение об этом мире.

Предприниматель потянулся погладить единорога, но тот фыркнул и отстранился. Очень легко и естественно рука бога-дельца оказалась в миллиметрах от руки девы. Та зарделась, но нашла в себе силы ответить внятно.

– Только войдя сюда, готовила разгромную рецензию, в основном, из-за банальности. Погуляла немного и поняла, что да, банально, но при этом мило и трогательно. Походила ещё и чуть не разрыдалась. А потом вот. – Она повела локтями, имея в виду единорога. – Это совершенно на меня не похоже. Я и зверей-то не люблю. Боюсь даже. И не плАчу почти никогда. В общем, полное ощущение, что здесь в воздухе разлито что-то такое, что на психику действует.

– Какая интересная мысль! – подбодрил искусствоведа шатен, проникновенно глядя в глаза. – Мне вот внезапно петь захотелось. Думаешь, тоже одурманили?

Он снова попытался погладить единорога. Тот всхрапнул, одним грациозным движением встал и возмущённо отошёл. Рука атлетичного бога будто невзначай легла поверх ладони новой знакомой.

– Но потом я поняла, что это глупости, ведь подобные приёмы запрещены. – Говорить без дрожи в голосе было всё труднее. – Конкурсные работы тщательно проверяются. Этот мир просто сняли бы с голосования, будь здесь хоть намёк на нечестную игру.

Молодая богиня положила голову на плечо бога-дельца.

– Да? Ну тогда замечательно. Мне это крайне важно знать. Я думаю, этот проект будет иметь колоссальный коммерческий успех. Тенденции рынка…

Единорог оставил парочку беззаботно щебетать. Предприимчивый бог приобнял несуразную деву за талию. В приятной прохладе сумерек проникновенно запел соловей, вплетая свою мелодию в одуряющий запах сирени и влажный шорох ручья. Уставшие колибри и бабочки, до этого напряжённо наблюдавшие за ходом спецоперации, уселись на спину единорога. Тот тепло дохнул на них, обещая подбросить до джунглей: всё равно по дороге. «Отличная работа, ребята», – значил его жест.

***

А тем временем творец мира для влюблённых, нализавшись амброзии и разгромив с горя свою студию, заканчивал ваять нечто, полное депрессии, отчаяния, одиночества. Идеально для разбитых сердец. Добавлял последние штрихи и думал: «Чтоб тебя скрючило пополам и не разогнуло! Гори ты ясно до седьмого неба, та, что вдохновила меня на создание целых двух шедевров!»

Под цветущей яблонькой

На высоком холме, под дивно цветущей яблонькой сидел пожилой бог в ярко-синем, расшитом журавлями халате. Иссушённый, глаза-щелочки, кожа, как залитая чаем бумага. Острый нос, длинные овальные ногти. На ладони бога лежал нежный, чуть розоватый цветок. Старик задумался, опустил веки, выставил перед собой вторую ладонь, и на ней, будто из пыльцы и света, соткался точно такой же цветок. Только на одном лепестке был едва заметный изъян, словно крошечная букашка хотела было им полакомиться, но потом устыдилась и отправилась искать пищу попроще, погрубее. Старик вздохнул, большим пальцем погладил сотворённый цветок, а потом бережно положил оригинал и копию на землю. Прикрыл глаза и тихонько замычал, дыша глубоко и ритмично.

Долго ли, коротко ли, на холм поднялся худенький подросток в ярко-оранжевой рубахе и таких же шароварах. На гладко выбритой голове его блестели капельки пота и рыжие отсветы. Мальчик встал на колени перед богом в халате, поджал под себя босые ноги, коснулся лбом земли и застыл, пока мастер-копиист не прервал свое мычание и не разрешил ему распрямиться.

– Что привело тебя сюда, отрок? – мелодичным, совсем не стариковским голосом спросил копиист.

– Я пришёл научиться твоей мудрости, о несравненный в искусстве воспроизводить и повторять, – звонко ответил мальчик.

Копиист сощурился, поджал губы. Что-то ему не нравилось в этом подростке.

– У меня довольно учеников, отрок. Сейчас я не принимаю новых.

Он перевёл взгляд на голубеющий горизонт, давая понять, что разговор окончен.

– О великий и уникальный! О во всём подобный лучшим из творцов! Нет, прости меня, недостойного, не просто подобный, а во многих добродетелях их превзошедший! – затянул подросток, снова ткнувшись носом в землю. – Разве кто-то сравнится с тобой в знании ремесла? Разве есть другой специалист, столь подкованный в истории креаторства? Разве есть у кого-то, кроме тебя, такой обширный арсенал техник, умений, приёмов? Ты ли не средоточие всех лучших открытий и методов, которые подарили нам гении в прошлом? Ты ли не озаряешь наш мир своим трудолюбием, прилежанием и терпением? Неужели ты не уделишь хотя бы толику внимания ребёнку, жаждущему постичь суть твоего искусства? Неужели не прольёшь хоть лучик света во тьму моего невежества? Неужели пожалеешь капли воды для опалённого зноем цветка?

«Как-то слишком ловко выплетает», – подумалось копиисту. Но мальчишка его уже подловил: старик просто обожал наставлять неучей. И ещё любил высокий слог (даже сам с собой говорил чопорно и витиевато). Ну и на лесть падок был до крайности.

– Встань, красноречивый отрок, – смилостивился мастер. – Хотя ты воистину недостоин пока обучаться у меня, совсем непросвещённым отпустить я тебя не могу. Спрашивай.

Подросток вскочил, отряхнул коленки, вытер нос рукавом, погладил мочку уха.

– Скажи, о мудрый учитель, что нужно, чтобы делать копии миров?

Старик почесал лысину под смешной маленькой шапочкой с квадратным верхом.

– Сложный вопрос для незрелого ума. В двух словах на него не ответить. Нужен талант, ничуть не меньший, чем у создателя оригинала. Нужны чутьё и усидчивость. Нужно долго и упорно учиться: история нашего мира, история искусств, материаловедение, композиция, юриспруденция, сольфеджио, полный курс Университета креаторства. Нужно досконально знать автора и оригинал… Но голого знания, безусловно, недостаточно.

Копиист вошёл во вкус. Размахивал широкими рукавами, так что вышитые на халате журавли хлопали крыльями, перебирали голенастыми ногами, выгибали шеи, щёлкали клювами. Вокруг старика возникали полупрозрачные скрижали с формулами, полки со свитками, восковые доски со схемами. То и дело выскакивали яркие таблички с объявлениями о лучших товарах для профессионального креатора и заманчивые приглашения на разнообразные практические курсы. Интересно, хрычу приплачивают за размещение рекламы?

– Нужно в полном смысле слова стать автором. Понять, в каком он был эмоциональном состоянии. Что думал, на что смотрел, в какое время суток творил, хорошо ли спал, что ел, часто ли входил к супруге. Это очень важно, мелочей здесь нет. Притом спрашивать у него самого бесполезно: он может приврать, а может и вообще не помнить. Здесь автор, так сказать, не авторитет. Копиист должен сам всё знать лучше него. Сам, всегда и всё сам…

Любопытный отрок кивал бритой головой, словно фарфоровый болванчик. Теперь старик начал расхаживать взад-вперёд, то и дело сильно лупя ребром ладони по яблоньке, чтобы подчеркнуть важность сказанного. С молодого деревца дождём осыпАлись беззащитные лепестки.

– Нужно понять, что думал креатор, создавая то или иное явление, тот или иной закон своего мира. Нужно проникнуть в самую суть его замысла, ощутить, что он хотел сказать каждым приёмом, каждым движением умелой руки. И тут, повторюсь, автор не авторитет. Нужно всё его произведение распустить от последней и до самой первой петельки – в переносном смысле, конечно, – посмотреть, что, в каком порядке и как он делал (это, мой неискушённый друг, называется обратный инжиниринг). А потом повторить путь создателя от начала до конца.

Копиист говорил всё громче, тряся жиденькой, зато очень длинной седой бородёнкой. Иногда даже слюной брызгал. Эк его проняло-то.

– Но и это не всё. После стольких мук и терзаний, после кропотливого изучения и воссоздания, после парения наравне с величайшими мастерами, нужно готовиться к безвестности и пренебрежению со стороны общества. Нужно смириться, что помнить будут не тебя, а автора. Что никто и никогда не будет благоговейно восхищаться твоей работой, все будут хвалить оригинал. Максимум, скажут, что он передан очень верно.

Старик замолчал на минуту, то ли задумавшись, то ли переводя дыхание, то ли сдерживая набежавшую слезу.

– А самое страшное то, что копия всегда чуть хуже оригинала. Хоть на волосок, хоть на микроскопическую песчинку, но хуже. И этого никак не изменить. Это закон копий.

Он удручённо опустил взгляд, будто рассматривая свои расшитые черевички с крадущимися среди снежного пейзажа тиграми.

– А сколько времени уходит на создание копии? – тихонько поинтересовался мальчик.

– Не меньше, чем на оригинал, – отрезал старик. – Но если потом закажут ещё одну копию, то бывает, что получается чуточку быстрее.

Обнадёжил.

– А можно ли сделать несколько копий сразу?

Отрок тут же понял, что дал маху. Копиист рассвирепел. Тигры зарычали, журавли воинственно заклекотали, растопырив перья. Яблоня осыпалась вся и разом. Вплоть до листьев.

– Бестолковый, бесталанный, бесцеремонный глупец! Как только грязные губы твои дерзают произносить такое святотатство? Только что я говорил о законе копий! Сделай несколько сразу, и отличия от оригинала будут заметны даже безмозглому обывателю вроде тебя! И тогда это будут не копии, а дешёвка, ни на что не годная подделка! Убирайся с глаз моих, позор своих родителей, и не смей возвращаться!

Мальчик помчался с холма со всех своих босых ног, почти чувствуя, как полупрозрачный журавль, покинувший шёлковую гладь халата, пытается острым клювом продолбить ему бритую макушку. Забившись в узкую щель меж каменных глыб, отрок в оранжевых одеждах помахал руками перед лицом, развеивая морок. Выдохнул, унял колотящееся сердце. Всё-таки личина иногда накладывает отпечаток на манеру поведения. Надо в следующий раз внимательнее быть, держать её в узде. Парнишка дёрнул себя за ухо.

И через мгновение из щели вышел худющий молодой бог с ярко-рыжими волосами. Отряхнулся, посмотрел на вершину холма, где под облысевшей яблоней лютовал задетый за живое копиист. Ничего, пусть побесится. Творческим личностям это только на пользу.

Тратить на копию столько же времени, сколько на оригинал, глупо. Делать только одну копию глупо. Этот болтливый зануда живёт в собственном затхлом мирке, в хрустальной капсуле, и не удосуживается выглянуть наружу. Либо выглядывает раз от раза, но из-за косности своей не видит, что реалии изменились. Ну и сатир плешивый с ним. Наверняка кто-то из его учеников не столь щепетилен.

Довольно насвистывая, рыжий сорвал травинку и зашагал к унылым лачугам, где жили подмастерья. Скромность, самоуничижение и аскетизм считались в их кругах добродетелью. Молодой трикстер лукаво хмыкнул, дёрнул себя за ухо и превратился в иссушённого старика в шёлковом халате с журавлями.

Устроим простачкам маленький экзамен-допрос. Не зря ведь говорят: нигде так не учишься, как на экзамене.

Дневник пропавшего вестника

Записывать надо было, позабывал много. Место уникальное.

Думал, я зрелый бог, аттракционы перерос. Ха!

Главное, своя душа – потёмки. Оказалось, экстрим, перевоплощения, смерть – это моё! Сам себя удивил.

Наверно, у наших переполох. Где же вестник? Вернусь нескоро! Большой уже, вправе решать, где и как жить.

***

Самое смешное – время. Его здесь считают. Минуточки, секундочки, часочки, денёчки. Понятно: живут-то – тьфу!

А ещё деньги. Бесполезные кусочки материи. Не то что у нас. У нас эмоции сам производишь, сам в дело пускаешь. Из них облака взбиваются. Мебель там, стройматериалы. А тут деньги – бумажки да кругляшки. Есть их тоже нельзя.

Боль. Если ты бог, надо испытать хоть раз.

Смерть. Ну это супер! Хоть миллион раз умри, а ещё хочется. Пойду, кстати, с парашютом прыгну. Вдруг не раскроется?

***

Парашют – ничего особенного. А вот неправильно сложенный парашют – уже кое-что.

***

Побыл бомжом до самой смерти. Вонь, зуд, грязь. Унижение, саморазрушение, палёная водка. После стерильных небес очень ново и свежо. Пьяные драки – тоже потешно.

***

Кактус. Прекрасное, вдумчивое, степенное существо. Мелкие частички всего, что меня окружает, так мягко оседают на иглах. Впитываю излучение монитора и балдею.

***

Рожал мини-человека. Не понравилось. Жизнь можно творить гораздо чище и изящнее.

***

Кот. Наглый, высокомерный, эгоистичный. Самое оно! Подбрасывал хозяйке шерсть в суп, будил в три часа ночи, гадил на подушку. Даже не заметила, что зверь странно себя ведёт.

***

Президент. Что бог, что президент, разницы ноль. И простор для шалостей!

***

Тектоническая плита. Вот это мой темп! Тёплая магма щекочет пузцо. Наехать, что ли, на Америку? Тектоник-стайл.

***

Звезда эстрады. Выдаёшь низкопробную чушь, а они хавают и просят ещё. Даже совестно как-то.

***

Психотерапевт. Ох, ё…

***

Гастарбайтер. Всего одну жизнь так прожил, а ночь через ночь неровная кладка снится.

***

Ламантин. Вымереть со скуки можно.

***

Пчелиный рой. Рассеянным становлюсь после экспериментов с коллективным разумом.

***

Буйно-помешанный. Свобода во всём! Научил пару психов летать. Медбратья снимали их с потолка швабрами. Лица каменные, как будто там такое каждый день. Хотя…

***

Уличный фокусник. Жру шампуры и плююсь живыми мышами, из глазницы достаю ключи, в ладони вкручиваю болты. А они монетку жлобят, думают, иллюзия. Устал.

***

Улитка. В маслице, с базиликом и чесноком. Под белое винцо. Сам бы себя съел.

***

Кстати, пристрастился к еде. Этот мир затягивает!

***

Преподаватель высшей математики. Нищета и безысходность.

***

Подарил старушке термос-самобранку. Пусть хоть поест годок, а там и в землицу можно.

***

Услышал сегодня глупость: «Рождённый ползать летать не может». Вы что, люди, бабочек не видели?

***

Олень. Попал под машину. Ощущения 7 из 10.

***

Помогал маньяку избавляться от трупа. Этот мир – для рыцарей-идеалистов. Сразу чувствуешь: здесь твою помощь по-настоящему ценят.

***

Ель. ДСП, картон, туалетная бумага. Не понравилось.

***

Цирковой гимнаст. Вот это моё! Адреналин! Доживу до клоуна, потом пройду за медведя.

***

Цирковой медведь. У-у-у…

***

Чайка. Лечу и гажу на всех. Красота! Вонючая рыба и вкусняхи на свалке. Я чревоугодник!

***

Решил умереть от ожирения. Так себе смертишка, без огонька.

***

Умер на пожаре. Тут с огоньком, ничего не скажешь. Надо будет как-нибудь повторить.

***

Комар. З-з-з-з-з-з-з. Хлюп-хлюп. З-з-з-з-з-з-з. Хлоп!..

***

Девочка. В детсаду раза три прослушал идиотскую историю про то, как яйцо били-били, а потом плакали, когда оно разбилось. Люди, алё! Вы зачем этот бред детям рассказываете? Где мораль-то?

Вредной няне на время удлинил язык так, что она могла его вокруг шеи обмотать. А пусть не заставляет эту бяку есть!

Оживлял рисунки одногруппников. Приятный сумбур! Палочковые чудища разбежались по улицам и застыли на заборах. Хотя эти заборы уже ничем не испортишь.

В тихий час из кроватей сделал корабли, из зала – неспокойное море. Играли в абордаж. Ребёнком быть иногда прикольно. И запеканка с киселём зашибись.

***

Давно мечтал побыть хоть немного креатором. Сделался модельером. Выдаёшь несуразное уродство, а они хватают и просят ещё. Даже совестно как-то.

***

Нет, это мир бесконечных возможностей! Сколько специализаций можно примерить! Как же скучно живём мы, боги!

***

Сидел на детской площадке с компашкой алкашей. Читал им наших поэтов, дал нектара глотнуть. У них глаза на лоб, языки наружу. Через пару дней пробежал там пуделем, смотрю – все чистенькие, трезвенькие, в костюмчиках. Работу ищут, вздыхают о небесном. Вот что слово животворящее с людьми делает!

***

Вдохнул жизнь в засохшую мушку на окне. В птенца, выпавшего из гнезда. В крысу возле мусорника. В ракового больного. Этим людишкам нужен спаситель. Этот мир создан для того, чтобы его спасали!

***

Дикарь под пальмой. Вместо обуви – расплющенные пластиковые бутылки на завязках. Прилетай скорей, волшебник, в гуманитарном вертолете!

***

Рыба в Байкале. Таким чистым давно себя не чувствовал! Видно, чистота и порядок не для местных.

***

Тибетский монах. Научил всю обитель не дышать. Научу человечков не есть, и проблема голода решена! Хотя… если они не будут есть, то и я никогда больше не отведаю любимую паэлью? Нашли дурака, пусть сами с голодом разбираются!

***

Микроб. Мелко это для моей натуры.

***

Работник музея. Что твой кактус, пылью покрываюсь.

***

Официантка. Достали за булки хватать. Сделал хватателям вместо рук по упругой женской заднице. Целуйте и тискайте на здоровье, мне не жалко!

***

Фрезеровщик. **** ****, **** оно конём! ****, пальцы посыпались!

***

Блоха. Прыгай, пей и размножайся! Sex, drugs, rock-n-roll!

***

Думал тут про этот мир. Любой мир – отражение создателя. Сколько здесь невыполненных желаний, невыплеснутой агрессии, тайных комплексов и явных противоречий! Креатор взял и выместил ощущение ненужности, забитости и отверженности на беспомощных человечках. Стыдно должно быть! Автору надо к психотерапевту. Я и психом был, и психотерапевтом, я-то знаю.

***

Телеведущий. Нет, читать новости неинтересно, это уже было и надоело. Надо новости создавать!

***

Я каскадёр.

И ещё раз каскадёр.

Опять шею сломал. Ничего, и ещё раз каскадёр! Каскадёр – это призвание.

***

Дельфин. Вот это я понимаю, разумные существа. Только их тема в мире раскрыта поверхностно.

***

Нет, я уже не вернусь. Буду и дальше менять судьбы, спасать, шалить, умирать, чревоугодничать. Подсел на новые впечатления, а их тут хватит на две вечности с хвостиком.

Вот думаю, не махнуть ли в другую эпоху? Поиспытывать первые самолёты, погореть на костре, поболеть чумой, погоняться за мамонтами, поохотиться на диплодоков. Вот где экстрим и адреналин! Не жди к обеду, мама, я штурмую Карфаген!

Мастер-класс

– Не понимаю, зачем всё это, – мямлил молодой креатор.

Бог-организатор устало возвёл очи к облачному потолку.

– Лицо напудри и глаза подведи. На встречу с поклонниками идёшь.

– Дамские затеи, – буркнул сын, но пуховку с пудрой всё же взял.

– Не дамские. Так любая публичная персона делает. Или думаешь, этот новый вестник, Карри Линг, от природы весь такой холёный?

Бог-организатор любовно уложил роскошную бороду колечками, припудрился.

– Тогу одёрни, топорщится спереди. Теперь волосатые ноги видны. Хаос Изначальный, ты вообще можешь что-нибудь сделать без моих подсказок и помощи?

Отец принялся поправлять на тощем креаторе тогу. Сын с тоской думал о том, что в присутствии папы и под его безжалостным взглядом он всегда терял даже те малые крохи ловкости, которые выработал упорными тренировками.