Глава 4

– Вот об этом я и говорила, – сказала Жаклин, указывая отполированным ногтем на блестящий срез кронштейна, на котором еще совсем недавно крепился один из прожекторов. Рабочие демонтировали его сегодня по ее просьбе, чтобы выяснить причину падения. – Похоже, его специально подпилили незадолго до репетиции. Нам очень повезло, что никто серьезно не пострадал!

Митя задумчиво провел пальцем по гладкому срезу.

– Кому, интересно, понадобилось это делать? – спросил он.

Рите пришла в голову мысль, которую она не сочла возможным скрывать. Она рассказала ребятам о странном звонке, на который случайно ответила вместо отца. Она и думать о нем забыла, но в свете происшедшего все приобретало иную значимость.

– Думаешь, эти ребята решили припугнуть твоего отца? – спросил Митя, нервно потирая подбородок. – Но ведь он, ты говоришь, обещал все уладить?

– Возможно, не успел, – пожала плечами Рита. – Или что-то пошло не так?

– Надо идти в полицию! – решительно сказала Жаклин.

– Нет, – возразила Рита. – Сначала я по своим каналам попробую выяснить, на что мы можем рассчитывать. Есть у меня один человечек.

Человечка звали Женя Фисуненко. Когда-то они сидели за одной партой в школе, потом, не сговариваясь, поступили на юрфак. Только Женька стал следователем по уголовным делам, а Рита занималась корпоративным правом, и их пути разошлись. Но все же иногда они перезванивались и поздравляли друг друга с праздниками. Вернее, обычно это делала она, так как Фисуненко никогда не помнил дат, кроме разве что Восьмого марта… Но он всегда был рад ее слышать, это точно. Женька давно мечтал стать сыскарем, хотя при его внешности тяга к этому роду деятельности могла показаться странной. На курсе его называли не иначе как Пупсик: небольшого роста, коренастый, с очень светлыми волосами и ресницами, нежно-розовым цветом лица и забавными веснушками на переносице парень казался воплощением добродушия и невинности еще и благодаря огромным голубым глазам и широкой, располагающей улыбке. Но это впечатление было обманчиво. Женька являлся сыщиком от бога, он не нуждался в примочках вроде сурового взгляда для запугивания свидетеля или подозреваемого, его вела интуиция. Простецкая внешность внушала доверие, поэтому ему удавалось выудить из людей информацию, которую никто другой не сумел бы получить. Женька-пупсик дослужился до капитана милиции, не прилагая никаких усилий для продвижения по служебной лестнице: он относился к редкой породе людей, которые приходят в профессию исключительно по призванию. Его мало интересовала зарплата, он мог ходить зимой в легкой курточке, пряча руки в карманы, и не возражал против того, чтобы питаться одной яичницей и вареной картошкой, только бы заниматься любимым делом. Женька был холостяком, и Рита сомневалась, что он когда-нибудь женится, потому что уже давно и счастливо был женат на своей работе. На Женькином иждивении находился только огромный пес Иваныч, помесь овчарки с афганской борзой, довольно страшный на вид, но на самом деле такой же добродушный, как его хозяин. Пес, столь же неприхотливый, как и Женька, не брезговал подбирать на улице остатки чужой еды, а его любимым местом посещения являлись окрестные помойки, где он добирал калории, которых по причине занятости или безденежья хозяина не получал дома. Надо заметить, что зарплата у Фисуненко была вполне достаточная, чтобы прокормиться двоим, но коллеги, зная Женькин характер и то, что ему для себя практически ничего не нужно, то и дело у него занимали. Он с готовностью одалживал, никогда не вел учета и полагался исключительно на порядочность должников. Женю, конечно, не обманывали, но деньги подолгу не возвращали, поэтому у него в кармане по большей части гуляли холодные питерские ветра. Если случайно заводились денежки, то он устраивал пир Иванычу, покупая ему на рынке кусок парной говядины, а себе целую кучу «тошнотиков», как он называл жареные пирожки. «Тошнотики» являлись его любимым лакомством, других деликатесов Женька не признавал. По этой причине Рита назначила встречу в уютном местечке на Сенной под названием «Кошкин Дом». Строго говоря, это обычная пирожковая, но здесь уж точно можно не бояться, что начинкой для пирожков с мясом служат домашние животные, заявленные на ее вывеске. Кроме того, тут не нужно беспокоиться за свой желудок: у Риты от одного-единственного пирожка из ларька немедленно разыгрывается изжога, а здесь их жарят на нормальном растительном масле по всем правилам, и единственное, чего следует опасаться, это лишние килограммы.

Рита знала о Женькиной привычке опаздывать, но все равно пришла на двадцать минут раньше назначенного времени. Она взяла приятелю целую гору расстегаев с рыбой и сладкий чай с лимоном, а себе – кофе без сахара. С тоской глядя на принесенное блюдо, наполненное дымящимися пирожками, Рита уныло потягивала свой кофе, думая о том, что скоро приезжает отец, а она за это время набрала почти полкило. Он всенепременно сочтет своим долгом сделать ей по этому поводу замечание! Григорий Сергеевич тщательно следил за фигурой. Не будучи склонным к полноте, он тем не менее редко позволял себе излишества в еде, с молодости привыкнув к простой, низкокалорийной пище. Он не ел сладкого, и, хотя любил выпить, к семидесяти годам его тело оставалось стройным, так что со спины его частенько принимали за юношу, чему способствовала и балетная привычка прямо держать спину. Рита пошла в отца телосложением и ростом – ее мать была миниатюрной женщиной, тогда как дочь вымахала до ста восьмидесяти сантиметров. При столь внушительном росте она весила пятьдесят три килограмма, но отец, привыкший контролировать своих балерин, замечал каждые ее лишние сто граммов. Казалось, он не желает помнить о том, что дочь не является танцовщицей, и ей не приходится ориентироваться на партнера, чтобы он легко мог поднять ее в воздух и не получить при этом перелом позвоночника. Иногда Рита начинала думать, что отцу просто нравится, когда все вокруг, включая членов семьи, испытывают трепет под его бдительным взглядом, подмечающим каждый мало-мальски видимый недостаток.

Размышляя об этом, Рита не заметила, как подошел Женя. Он с размаху плюхнулся на стул и с наслаждением втянул носом запах, исходящий от пирожков. Она отметила, что приятель приоделся: на нем был темно-синий пиджак, который он неизменно надевал по любому торжественному поводу со времен окончания университета. Этим, впрочем, его понятие об элегантности исчерпывалось: образ довершали потертые джинсы и галстук ядовито-зеленого цвета, который абсолютно не гармонировал с коричневой рубашкой.

– Привет, старуха! – радостно сказал он, оглядываясь по сторонам. – Никогда сюда не захожу, местечко-то не из дешевых.

– А ты не считай, я плачу, – отмахнулась она.

– Ну, нет, – протянул он кисло, – я так не могу! Одно дело сдавать право за твой счет, а другое – обедать…

– Все за счет фирмы, – произнесла Рита. – Это, можно сказать, деловой обед, так что лопай сколько душе угодно.

– Тогда ладно! – обрадовался Женька и впился зубами в рыбный расстегай. Пока он с упоением поедал пироги, Рита рассказала о происшествии в театре. При упоминании имени Байрамова приятель перестал жевать.

– Это тот самый, с которым ты…

– Да, тот самый, – перебила она, не желая развивать эту тему. Но у Женьки с чувством такта дело обстояло плохо.

– Он же вроде бы попал в аварию с твоим отцом, верно?

Рита кивнула.

– Я ведь тогда должен был вести это дело, но меня сочли слишком желторотым, ведь замешаны такие звезды, фу ты, ну ты! И материал быстренько отобрали. Странное было оно, дело это…

– А что в нем такого странного? – спросила Рита. Ей так и не удалось узнать ничего сверх официальной версии. В ней говорилось, что не вполне трезвый Байрамов, возвращаясь с Григорием Синявским с вечеринки по поводу удачной премьеры, не вписался в поворот на шоссе и столкнулся с грузовиком. Благодаря связям отца, дело замяли, так как пострадал только сам Байрамов, а водитель грузовика получил денежную компенсацию – вот и все, что известно Рите. Прошло столько лет, и вот Женька снова поднял тему.

– Что тебе показалось странным? – повторила она свой вопрос, так как приятель медлил с ответом.

– Трудно вспомнить подробности, – уклончиво ответил он. – Были кое-какие неувязочки, но мне так и не удалось как следует покопаться в деле, так что… Значит, говоришь, мужик какой-то угрожал по телефону твоему отцу?

– Да нет, – покачала головой Рита, – не то чтобы угрожал… Голос такой интеллигентный, никаких грубостей. Но ведь кто-то перепилил этот дурацкий кронштейн, и я не могу придумать другой причины, кроме папиного долга. Я даже не знаю, о какой сумме речь, он отказывается говорить на эту тему!

Женька почесал в затылке.

– Могу отправить кронштейн на экспертизу, – предложил он. – Может, ты накручиваешь себя, и это просто случайность. – Он помолчал минутку. – С другой стороны, твой отец вряд ли связался бы с гопниками – солидные ребята, которые дают в долг под проценты, редко идут на грубые меры, тем более с таким известным человеком, как твой папаша! Мне думается, они предпочли бы решить дело миром, чем устраивать диверсию. Неплохо бы все-таки узнать, на что Синявскому понадобилась крупная сумма… Твой отец человек небедный, дела у него, насколько я знаю, идут хорошо. Тогда зачем брать в долг?

– Ну, насколько мне известно, он периодически это делает – производственные нужды заставляют. Но я думала, что папа имеет дело с банками, а не с частными лицами!

Женька ничего на это не ответил. Нельзя сказать, что разговор успокоил Риту. Она надеялась, что приятель посмеется над ее страхами, но ничего подобного не произошло. Вернувшись в офис, Рита несколько часов просидела с делом о разделе птицефабрики в Синявино, которое уже в пятый раз слушалось в суде. Работа не клеилась, и она ушла раньше времени. Юристы фирмы работали по свободному графику и сами решали, сколько времени проводить в конторе. Случалось, они оставались ночевать, когда того требовала необходимость, или могли вообще не приходить и работать дома. Колеся по городу в сгущающихся сумерках без всякой цели, Рита с тоской думала, что ей совсем не нравится то, чем она занимается. Она всегда хотела, как Женька, работать сыскарем, находиться в центре событий, но родители пришли бы в ужас от ее стремлений, а Рита была послушной девочкой и не хотела их огорчать. Именно поэтому она, с отличием окончив юридический факультет, поступила в адвокатуру, чему поспособствовал один из профессоров, у которого она была любимицей. Он же порекомендовал ее в эту самую контору.

Проезжая по Стрелке Васильевского острова, Рита вдруг поняла, чего ей действительно хочется в данный момент. А хотелось ей поехать к Игорю Байрамову и наконец выяснить отношения. Ведь очевидно, что он еще не охладел к ней, иначе не было бы этого головокружительного поцелуя на диване. Он хотел поговорить, это она убежала… Но больше Рита не станет убегать, она выскажет ему все, что наболело за эти годы, и, возможно, они смогут начать сначала?

Окрыленная этой идеей, Рита развернула свое авто. На подъезде к дому Игоря ее обогнала машина. Она узнала авто Жаклин – ее канареечную «Мазду» с низкой посадкой трудно спутать с каким-либо другим автомобилем. Сбавив скорость, Рита последовала за ней, желая убедиться наверняка. Въехав на стоянку и миновав охранника, «Мазда» остановилась. Через минуту из нее и в самом деле вышла Жаклин в кокетливом норковом полушубке и, стуча каблучками, направилась к подъезду. Рите мучительно захотелось, чтобы француженка поскользнулась на обледенелом асфальте и сломала ногу, но этого не произошло. Девушка благополучно миновала опасное место и скрылась в подъезде, а Рите ничего не оставалось, как смириться с поражением: она опоздала со своим решением.

А на следующий день вернулся отец. Он прилетел на двое суток раньше, узнав от Риты о том, что произошло в его отсутствие. Прямо из аэропорта Григорий Сергеевич отправился в театр. Труппа, и так пребывающая в раздрае из-за случившегося, пришла в ужас: прибыл директор, а один из солистов в нерабочем состоянии! Все ждали бури, но ее не последовало.

Игорь появился на следующий день. Он опоздал к началу репетиции и, судя по остекленевшему взгляду, принял убойные анальгетики. Рита знала, что к этому средству прибегают балетные, получившие травмы, чтобы отыграть спектакль до конца, но репетиции обычно не требовали таких жертв. Однако она не решилась ничего сказать и поторопилась уйти. В дверях обернулась и увидела, как Жаклин и Игорь стоят рядышком, склонив друг к другу головы. Зрелище оказалось еще хуже, чем Байрамов с мутным взглядом, поэтому она поспешила прочь, чтобы не увидеть что-нибудь еще более огорчительное.

Суд прошел, как всегда, без особых результатов: следующее слушание назначили на начало февраля: подобные дела тянутся бесконечно долго, Рита знала по опыту. В конторе она никак не могла сосредоточиться, в голову лезли дурацкие мысли, а перед глазами стояла сцена, которую она видела, уходя из театра: Игорь и Жаклин, стоящие рядом чуть ли не в обнимку. Она собиралась домой, когда затрезвонил мобильник. Звонил Митя, и голос его показался Рите странным. Он сказал, что надо срочно побеседовать, но это не телефонный разговор, поэтому назначил встречу в баре недалеко от ее офиса.

Она не сразу отыскала Митю в задымленном, прокуренном помещении: был конец рабочего дня, поэтому народу собралось много. Наконец она увидела парня в дальнем углу. Перед ним на столе стояла полупустая бутылка «Столичной» и пепельница, полная окурков. Рита удивилась: она понятия не имела о том, что Митя курит, потому что, в отличие от Байрамова, который дымил как заводская труба, он при ней никогда этого не делал.

– Ну, ты даешь! – укоризненно сказала она, присаживаясь напротив.

Митя взял бутылку и налил полную рюмку себе, а потом наполнил пустую, видимо, предназначавшуюся ей.

– Тяпни, подруга, тебе это понадобится, – хмыкнул он.

– Что произошло такого, что ты квасишь в одиночестве? – спросила Рита, отодвигая рюмку. – Ты сказал по телефону, что надо поговорить, так говори!

– А произошло то, что кина не будет, – медленно ответил Митя, осушив свою стопку и вновь наполнив ее. – Твой родитель выгнал Игоря.

Рита сидела как громом пораженная: то, что она услышала, просто не укладывалось в голове!

– Как это – выгнал? – пролепетала она. – До премьеры меньше месяца!

– Вот я и говорю: кина не будет, – кивнул Митя, – премьеры то бишь. Они так орали друг на друга, мы думали крыша обвалится! А потом Игорь схватил Григория Сергеевича за грудки и швырнул об стену. Твой отец закричал, чтобы он убирался вон, и Игорь убрался, а с ним и эта дурочка французская…

– Погоди, а из-за чего они так повздорили? – попыталась разобраться Рита.

– Да черт их разберет! – в сердцах воскликнул Митя. – Они заперлись у твоего отца в кабинете после репетиции, а потом вдруг Байрамов выскочил как ошпаренный, а вслед за ним несся Григорий Сергеевич и орал так, что стены тряслись. Игорь не отставал, ты его знаешь. В общем, все летит к чертям, наши усилия коту под хвост! А я ведь чувствовал, что так оно и случится! И зачем только твой отец решил привлечь Игоря к своему проекту, добром это кончиться не могло…

– Папа не мог прогнать Игоря, – твердо сказала Рита, хотя внутренне вовсе не ощущала уверенности. – Заменить его некем, тем более за три недели до премьеры! Он не мог всерьез выгнать его из шоу. Он передумает.

– Возможно, – усмехнулся Митя, – да вот только Игорь не передумает. Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы заставить его принять участие в спектакле… Он ни за что не вернется!

– Я поговорю с ним, – сказала Рита. – Не знаю как, но я уговорю его, он не имеет права так поступать, от этого слишком многое зависит!

Она решительно поднялась. Митя остался сидеть, и его лицо выражало глубокое сомнение в том, что ее решительность принесет хоть какие-то плоды. Всю дорогу до театра Рита попеременно звонила из машины то отцу, то Игорю, но ни один не брал трубку. Войдя в здание театра, она поняла, что все разошлись: свет горел только на проходной у охранника. Он вышел ей навстречу.

– Привет, Сеня, – поздоровалась Рита. – Папа еще здесь?

– Не в курсе, – ответил тот. – Я сменился полчаса назад. Ты же знаешь, у него в кабинете свой выход. Я собирался закрывать, уборщица только что закончила в зале.

Рита быстро пошла по коридору к кабинету отца. Она толкнула дверь, но та не поддалась. Тогда Рита постучала и позвала отца – никакого ответа. Видимо, он действительно воспользовался своим выходом и, возможно, уже дома. Значит, она поговорит с ним там, хотя в более «официальной» обстановке кабинета и в отсутствие матери она чувствовала бы себя несколько более уверенно.

Однако выяснилось, что Григорий Сергеевич домой не возвращался. Она набрала его по сотовому и долго слушала в трубке длинные гудки – до тех пор, пока не раздался сигнал отбоя. Конечно, он мог отправиться куда угодно и не слышать звонков или просто не брать трубку. Рита надеялась, что отец поехал к Игорю, чтобы уладить недоразумение, о котором рассказал Митя: в самом деле, не мог же он всерьез рассчитывать на то, что спектакль состоится без участия Байрамова!

Промаявшись до девяти вечера, она все же решилась позвонить Игорю. С тем же результатом, что и отцу – что ж, это, скорее всего, хороший знак. Или нет? Они с матерью сели выпить по чашке чая перед телевизором, когда зазвонил домашний телефон.

– Я отвечу! – бросила Рита маме, сорвавшись с места. – Алло?

– Маргарита Григорьевна! – услышала она голос, который узнала не сразу, а когда узнала, удивилась:

– Сеня? Что, папа вернулся в театр?

– М-м-маргарита Г-г-григорьевна, вам, это… в общем, приехать надо вам, вот что!

Сеня обычно не заикался, и то, что в этот раз ее имя он произнес с запинкой, а также какие-то странные, панические нотки в его голосе, заставило Риту занервничать.

– Что случилось, Сеня? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. Господи, неужели кто-то поджег «Гелиос»? После того как на Игоря свалился прожектор, можно ожидать чего угодно!

– Григорий Сергеевич, – пробормотал охранник. – Он упал!

Рита неслась к театру, игнорируя светофоры (благо было уже поздно, и машин было не так много). Ворвавшись в полутемное помещение через черный ход, она сразу увидела Сеню, переминающегося с ноги на ногу у своей стойки и поглядывающего на часы.

– Где папа?! – почти закричала она, налетев на охранника. – Ты вызвал «Скорую»?!

– Дык, Маргарита Григорьевна, ему «Скорая» вряд ли…

Но она уже неслась к кабинету по коридору. За ее спиной раздавалась тяжелая, торопливая поступь Сени. Свет горел, дверь была полуоткрыта. Распахнув ее, Рита влетела внутрь. Прямо напротив располагался старинный письменный стол, а за ним, спрятанная за портьерой, дверь во внутренний двор, которой отец пользовался, если желал ускользнуть незамеченным.

– Там, – тихо произнес голос за ее спиной, и Рита вздрогнула от неожиданности, забыв, что охранник следует за ней по пятам. – Я бы не увидел, если бы…