Ей нравилось всё в Витюше. Его основательная фигура с небольшим округлым животиком – для солидности, как он любил говорить. Его тихий, но с командными нотками голос. То, как он заботился о ней. Не навязчиво и шумно, как это делал Боря: букеты на спальное ложе, конфеты килограммами – от сладкого становятся добрее. Нет, Витюша во всём был основательным – колечко на помолвку, микроволновку на день рождения. В постели, правда, мог бы быть чувствительней, возраст и организм позволял ему ещё немало лет радоваться полноценной мужской силой. Но некоторые огрехи этой стороны любви, Маша списывала на то, что всё-таки он хоть и бывший, но военный. Сколько ему бедненькому пришлось пережить, испытать.

– Вот она любовь, – сладостное определение растеклось у неё по сердцу и, щекоча, опустилось куда-то ниже пояса, – действительно, если это не любовь, тогда что?

И когда Витюша сделал ей предложение, Маша подумала, вариант лучше может и не подвернуться. А одной уже надоело. Женская сущность взяла вверх над потребностью свободного одиночества и появилась острая потребность о ком-то заботиться. Оказалось, что тихая размеренная жизнь постепенно поглощается ничегонеделаньем с последующим превращением в ничегонехотение. Время бежит, спотыкаясь о кочки судьбы, помогая кому-то что-то совершать, догонять, обновлять, там, за границей её однушки. А в пределах её маленького болотца оно стоит, еле-еле передвигая стрелки на часах её скучной жизни. В юности в её мечтах свобода выглядела, как запретный плод. Но виделась она Марии не тем огрызком из библейских рассказов, а большим волосатым с твёрдой кожурой орехом, который разбиваясь, обливает с ног до головы сладким, прохладным молочком, возбуждающим желание жить, творить, любить, рожать. Но вкусив некоторые прелести свободной жизни одинокой женщины, наступили годы апатии.

Ах, эти годы, которые так стремительно летят, если судить по постоянно меняющейся картине в окошке её квартиры. С утра была весна, а к вечеру – на тебе – уже зима. Маша, как-то задраила окна тяжёлыми шторами, так и не открывала их, чтобы не сравнивать вяло текущее время в её квартире и стремительно меняющуюся жизнь, там за толстыми шторами.

Незадолго до встречи с Витюшей, она решилась изменить скучно пожирающую её годы жизнь, на более энергичную и красивую. В общем, решила поменять всё и вся «до основания, а затем». До основания получилось. Она, по совету шустрых девчонок с работы, с вечно жующей жвачкой во рту, пошла в парикмахерский салон и, потратив весь выходной и половину своей зарплаты, вышла из него вся обновлённая до неузнаваемости. Помолодевшая лет на несколько, она, кряхтя и потея, но собрав имеющиеся в загашниках крепкого тела любой русской женщины зачатки богатырской силы, передвинула и перевернула всё верх дном в квартире. При этом, Маша старалась соответствовать уже вовсю внедряемым в российских хрущёбах правил китайского «фуншуя». Так же по совету более старшего поколения сослуживиц, она решила, а что если, родить ребёночка. И то правда, года всё тревожней стучат в окошко и не за горами, когда кто-то понадобится для ношения стаканов с водой, когда «не дай Бог, что». И так серьёзно эта идея запала к ней в душу, что она решила о ней рассказать, нет, предупредить, порадовать уже болеющую мать, о, наверное, скором появлении внука или внучки. В общем, решила поделиться светлой мечтой и радостной вестью, что созрела для материнства.

Но как говорится, не тут искали, что хотели. Глянув на дочь критическим взглядом, и не оценив по достоинству её преображение в парикмахерском салоне, отругав её, насколько хватило сил, за потраченную впустую, на ветер выброшенную ползарплаты, от озвученной тихим голосом идеи дочери, мать пришла в ужас. Сначала высказав ей всё, что она думает о ней: без ума и характера, тем самым выпустив давно накопившийся в себе пар справедливости, мать перешла к аргументам. А против фактов, Маша даже ни одного слова не возразила. Всё так. Как всегда мать права: в нашей разрушающейся перестройками, приватизациями с путчами и демонстрациями стране… это хорошо, что её, Машу, ещё не попёрли с работы за такие бредовые идеи! Это происки боящихся сокращения дам. Сейчас время такое, кто кого. Чего не рожалось с Борькой?!

Машу сразу охладила перспектива остаться одной с младенцем на руках в декретном отпуске. Существовать на мизерную госдотацию неизвестно какое время. Столкнуться с последующей явной безработицей, в наше время молодые, красивые, без ребёнка не могут найти себе подходящее место, а тут предстоят постоянные сопли-поносы, это если удастся за большую взятку пристроить несмышлёныша в детсад. А если нет, то на больную мать, в вопросе «понянчить внука» рассчитывать, конечно, не приходится. Так что с отложенной на подальше, с помощью матери, светлой мечтой о ребёнке, Маша грустно возвращалась в своё обновлённое «фуншуем» болотце, когда почувствовав голод, решила завернуть в соседний универсам. Вот тут-то она и встретила Витюшу. Так что Витюша нашёлся как нельзя вовремя и оказался прямо скроенным жизнью именно для Маши.

Многие мужчины, растерялись под натиском нахлынувших на Россию событий, кто спился, кто работу не смог найти, а он вот работает и почти совсем не употребляет, опять же со своей жилплощадью. Значит без всяких дополнительных «видов» на её однушку. Еще совсем даже не старый. Вполне ничего себе на вид, хотя служил в Туркестане, в бывшей Туркмении, пока республики не разбежались и Великий Советский Союз не превратился в Совок, что по существу и по названию стало верным.

Тогда Маша покорила себя за то, что чуть не сделала глупость – родила бы ребёнка не знамо от кого, Витюша скорее всего и не обратил бы на неё внимание. А так если она настроится, и если Витюша захочет, то она ещё родить сможет от любимого. Но он не захотел, а она не настроилась. И хорошо-то, как стало на душе. Спокойно. Да и Витюше ничего, кроме хорошего отношения от неё оказалось не надо. Так и расписались.

И жили Мария с Витюшей тихо, да мирно. Без лишних хлопот и переживаний. Никакой неизвестности. Всё ясно и понятно. Точно по времени, по привычному для них расписанию: работа-дом, завтрак, обед, ужин. По выходным частенько выбирались на культурные мероприятия. В театр, на концерт ходили когда – никогда. Но больше, так по соседнему парку пройдутся, лёгкие прочистят и ладно.

* * *

Но недавно у Марии случилось непредвиденное то, чего она в данный период своей жизни никак не могла ожидать. То, о чём она никогда серьёзно не задумывалась. Не совсем чтобы никогда не думала об этом. Просто, думала, что это коснётся её не скоро. Во всяком случае, не сейчас, не в том месяце, когда это произошло. Не в этом году. Даже не в этом десятилетии. Она старалась не размышлять на эту тему и пресекала все разговоры мужа о смерти и всё, что касается её.

– Нам выпало счастье жить с тобой долго и счастливо. Что мы и делаем. Не переживай, – говорила она мужу, – умрём в один день. Как в сказках.

А как можно о ней, о смерти, размышлять, если сами, те, кому по профессии положено об этом знать, толком ничего вразумительного сказать не могут. Для Марии смерть, что-то такое никем неизведанное неизвестное. Как бесконечная вселенная. А если часто и долго размышлять о бесконечности вселенной, можно с ума свихнуться. А зачем раньше времени подвергать себя такой опасности? Марию и её Витюшу всё устраивало в этой жизни. Она искренне считала себя самой счастливой женщиной на свете.

Но счастье неожиданно пошатнулось. Неизвестность, в виде смерти пришла нежданно-негаданно. Она как чёрная дыра во вселенной поселилась в квартире Марии, и заполонило всё её счастливое пространство.

Мария понимала – смерть до всех доберётся. Каждому выпадет своё время и час. Но не сам человек выбирает этот час, эту минуту ухода в неизвестность. Тогда кто? Кто владеет этими часами человеческой жизни? Если эта костлявая старушенция в белом саване, то она явно перепутала время на жизненных часах Витюши. Она ошиблась, обозналась, залетела не в то окно.

Как бы спешила к другим, к тем, кто хотел быстрее уйти на «тот свет», мучаясь от болезни или совести. Но вдруг, захотелось ей, смерти, заглянуть в их окошко. И так ей такого же болотного покоя захотелось прочувствовать. Присела рядом с мужем Марии, вкусила тишину и разомлела. Да долго не посидишь. Дела не ждут. Но, видно у смерти оказалась чисто человеческая натура. Зря, что ли время теряла на перерыв от дел смертных? И чтобы с пустыми руками не уходить, решила её Витюшу забрать. А может и из чисто женской зависти. Мол, не всё тебе баба в тиши и покое купаться. Чёрная зависть и злость её разобрала на тихое семейно счастье, поэтому и оставила она Марию одну в неизвестности. Выходит, что и у смерти что-то человеческое имеется.

Так думала Мария. Теперь, глядя на мёртвого мужа, она поняла, что смерть, оставаясь чёрной дырой во вселенной и чем-то ещё неизведанным, неизвестным – всё-таки является ощутимым явлением. Вот она как сковала Витюшу своими невидимыми цепями и он, застыл в этой немного странной спящей позе. Вот он стал холодеть, как от прикосновения к телу ледяного металла.

Странное ощущение, человек вроде бы и есть, но на самом деле его уже нет. Он не с ней, не здесь, а возможно он рядом где-то завис. В смысле душа его где-то присела на диванчике и смотрит на неё, на Марию. Маша, даже вздрогнула от такого предположения. Страшно, когда тебя окружает неизвестность.

Витюша ушёл. Ушёл тихо, как они с ним жили. Странно, никогда ничем не болел, не жаловался ни на что. Разве, что на появившуюся отдышку. Иногда просил Марию измерить ему давление.

– Чтобы удостовериться, что давление, как у молодого, – всегда шутил он.

А тут, сел у телевизора и по обыкновению заснул. А когда Мария подошла его разбудить на ужин, то поняла – он умер. Тихо так умер. Со стороны казалось, что заснул мужчина. Голову чуть скосил на плечо и заснул, вот-вот засопит сейчас. Тихо так, сладко. А оказалось, он умер. Ушёл от неё. И не к кому-то ушёл, а вообще, навсегда. Туда где неизвестно что, и неизвестно как. В неизвестность.