– Ой, а вы в Экс едете? Программу-то еще не опубликовали, я не знаю.

– Еду. Опять Германа пою. Какую-то постановку затеяли оригинальную, боюсь себе представить. Даже репетиций не было еще. На фестивалях всегда вводишься в последнюю минуту, трясешься потом, как из зала будет смотреться. Драматургию побоку, запомнить бы, в какую кулису выходить.

Олег Владимирович обреченно вздохнул.

– Вы же в «Пиковой даме» как рыба в воде! – воскликнула Марина. – Эту партию никто и не знает так, как вы…

– Что правда, то правда… Но эти режиссеры как напридумывают… Мне тут предлагали: Графиня в ванне сидит, а я на нее водичкой брызгаю, пока уговариваю карты назвать. Как так можно? И это еще не самое выдающееся.

– А вам вообще ваша работа нравится?

– Нравится, конечно. Просто сегодня устал, вот и ворчу. Я ж старый, шестьдесят два года. Пока голос не подводит, но все к тому идет. Контракты на десять лет вперед уже не заключаю. Зовут, я отказываюсь. Посмотрим, как будет.

Маэстро заметил в проходе официанта, взялся за меню.

– Чем тут кормят? Пастой, наверное?

– И пастой тоже, – кивнула Марина. – Еще салаты хорошие, и сыры. Как вы к итальянской кухне вообще относитесь?

– Положительно. Французская надоела. Две ложки того, одна сего – вот вам и обед. Я так не привык. Вон у нас в столовой в Мариинке рассольник варят – это еда. Или домашние котлеты. Таких во Франциях не делают.

Официант как раз принес напитки. Поставил перед Мариной высокий стакан, полный мяты и кубиков льда. Лед еще не начал таять, и коктейль был насыщенного золотистого цвета. Маэстро, в запотевшем ведерке, бутылку вина; бокалы для обоих, на всякий случай.

– Готовы заказывать?

– Так, давайте-ка нам сыры, оливки, ассорти салями, фокаччу, – начал Олег Владимирович. – Салат – Марина, вы какой будете?

– С пармой.

– Тогда два с пармой. Горячее позже.

– Вода нужна? С газом, без газа? – спросил официант.

– Да нет, спасибо. Сегодня пьем только алкоголь, – махнул Маэстро рукой.

Официант обернул бутылку салфеткой, налил вина ему в бокал. Маэстро отпил, кивнул одобрительно.

– Спасибо!

Парень убежал, и Олег Владимирович перевел взгляд на Марину.

– За знакомство? Спасибо, что составили компанию. С театральными никуда уже не хочется. Целый день глаза друг другу мозолим.

– Это вам спасибо! Я и не думала, что можно вот так познакомиться… Столько вас слушала, не представляете даже!

– Тогда чин-чин!

Маэстро аккуратно тронул ее бокал своим, сделал щедрый глоток.

– Правда отличное вино! Простенькое, но вкусное. Будете пробовать?

– Может быть, потом. А вы мой «Хьюго»? – осмелела Марина.

– Понюхаю только. Пахнет чем-то знакомым.

– Крапивой! То есть мне так кажется.

– Точно, крапивой. Это как же?

– Там бузинный ликер. Наверное, от него.

Марина потянула свой коктейль через трубочку: пузырьки содовой побежали вверх, цепляясь за листики мяты. Ледышки позвякивали, стоило тронуть стакан. Опьянение пока не ощущалось, хоть Марина и знала, что оно не заставит себя ждать. Собственно, ей уже и хотелось его почувствовать, расслабиться немного. Напряжение от общения с незнакомым, по сути, человеком, который к тому же очень ей нравился, начинало утомлять.

На столе появились сыры, ароматная фокачча, блюдце с оливками. Маэстро допивал следующий бокал вина.

– Кстати, мы про французский с вами говорили: вы на нем свободно общаетесь?

– Да, конечно. Я училась в Швейцарии. Во Францию ездила работать не раз.

– А еще знаете языки?

– Английский и итальянский. А вы?

– На французском разговариваю, конечно, но не сказать, что знаю в совершенстве. Итальянский неплохо, английский хуже. Мне тут на немецком предлагали петь. Вагнера. Отказался: мне и нынешнего репертуара на пятьдесят лет вперед хватит. Если понадобится.

Принесли салаты, и Марина набросилась на свой, словно неделю не ела. От коктейля, наверное, навалился голод. Официант спросил, не повторить ли ей «Хьюго», но тут Олег Владимирович вмешался:

– А может, выпьете винца со мной?

Марина согласилась, конечно. Вино и правда очень подходило к итальянской немудреной еде. Но самое приятное, что Маэстро сам подливал и ей, и себе. Теперь она чувствовала, что пьянеет. Случайно глянула в зеркало на стене: щеки уже розовые, глаза блестят. Но это ее скорее красит.

В целом оставшись собой довольна, Марина предложила выйти на перекур. Маэстро взял было с вешалки куртку, потом пожал плечами и вернул обратно.

– Там же тепло?

Возле выхода обратился к официанту, попросив еще бутылку вина. Похоже, и он сегодня не собирался останавливаться. Вот и хорошо!

«Поедем из ресторана в караоке дуэтом петь», – едва не пошутила Марина, но потом все-таки сдержалась.

Встали они перед окнами ресторана, в свете неоновых вывесок. На лицо Маэстро падали разноцветные блики, и снова казалось, что он на сцене, лицедействует и колдует. Марина, подпав под очарование момента, притихла.

– Расскажите про вашу дочь, – первым прервал молчание он. – Вы говорили, она во Франции, а где именно?

– Учится в Ницце. Сейчас устроилась на лето подрабатывать к знакомым, в антикварный магазин. Планирует сама торговлей антиквариатом заняться. Но она маленькая еще, передумает, наверное. Хотя толковая. Хозяева говорят, у нее получается.

– Ездите к ней? Или она сюда прилетает?

– Нет, я езжу. Она же занята, да и мне повод прокатиться.

– И как вы с документами разбираетесь? У нее вид на жительство?

– Да, студенческий.

– А у вас? Чтобы к ней ездить?

– У меня виза на пять лет. Кстати, только открыла новую.

– И часто получается вырываться?

– Раз в два месяца примерно. На неделю-две. Иногда надолго приезжаю, там работаю. Бывают интересные предложения.

– Например?

– Выставки сопровождать. С художниками договариваться, с разными фондами. С начальством городским.

– И как вам такая работа?

– Здорово. Каждый раз что-то новое. И для дочери практика, она мне помогает.

– Похоже, с мамой ей повезло.

– И с папой тоже. Он очень заботится о ней.

– Вы с мужем поддерживаете отношения?

– Конечно. Мы же не ссорились, не ругались. Расстались друзьями, вместе воспитываем Вику. Хотя она взрослая уже.

При мысли о дочери у Марины потеплело на сердце. Наверное, от Маэстро это не укрылось: он ласково тронул ее за руку.

– Любите дочь, да?

– Очень.

– И я своих. Каждый раз волнуюсь, когда у них что-нибудь не ладится. Старшая, которая в оперу подалась, жалуется, бывает: пап, ну почему это, почему то… Не хочется говорить «я же предупреждал», а что делать! У нас в профессии женщинам нужна крокодилья хватка и внешность, как у Моники Беллуччи. Особенно теперь, когда такая конкуренция. Сами понимаете, опера – искусство убыточное. Денег ест много, а приносит пшик.

– Зато сколько удовольствия! Для зрителей, я имею в виду.

– Да для певцов тоже. Просто, когда начинаешь, все силы уходят на борьбу. А ты-то думал, что будешь творить! Замерзли? – внезапно перескочил он на другую тему. – Идем внутрь?

Снова оказавшись на диване за столиком, Марина поняла, что вечерняя прохлада разогнала ту легкую эйфорию, которая ощущалась поначалу. Маэстро подлил ей вина, себе добавил тоже.

– Может быть, за детей? Пусть будут счастливы!

– Да, за дочек! – подняла Марина свой бокал.

На середине второй бутылки заказали горячее: мясо, креветки. Марине стало весело, легко на душе. Олег Владимирович, не стесняясь, с аппетитом, ел, она не отставала. Покончив со второй бутылкой вина, решили переходить на коньяк. Марина, правда, пила его со льдом, дожидаясь, пока тот немного подтает. Маэстро смеялся, рассказывал какие-то истории с недавних репетиций. Как в Барселоне баритон-Гремин перепутал в «Евгении Онегине» текст и пел: «Так я женат?» А Онегин, ошалевший, отвечал экспромтом: «Уж около двух лет». Или как известному басу-обжоре вместо муляжа курицы подкинули на тарелку настоящую, жареную, и она, вся жирная, выскальзывала у него из рук, а он ловил.

Чтобы не гонять за коньяком всякий раз официанта, нарушая их междусобойчик, Олег Владимирович попросил оставить бутылку на столе. Вместе с ней им принесли еще льда, сыр и печенье. Перевалило за полночь, но народ и не думал расходиться. Наоборот, появлялись еще люди, устраивались по пять человек за столик на троих, заказывали вино и пиццу, пировали.

Марине захотелось пойти куда-нибудь погулять – уже начинался лихой задор, подкатывало ощущение свободы.

– Может, в бар куда-нибудь на Рубинштейна? – не думая, спросила она.

– Давайте! В кои-то веки не надо завтра утром по будильнику вставать.

Марина сама удивилась, как легко Маэстро согласился. Почему-то казалось, что он начнет отнекиваться, скажет, что устал, но нет: сразу поднялся на ноги, набросил куртку.

– Минутку подождете?

Он отошел к бару, расплатился картой. Марина тем временем вызвала такси.

На Рубинштейна попросили шофера ехать медленнее – хотели присмотреться и выбрать бар, куда захочется зайти. Вылезли, заглянули в один, другой. Везде шум, у дверей толпятся люди. Заметили, как компания встала из-за столика у окна, и поспешили его занять. Марине хотелось еще коктейля, хотя, наверное, после коньяка это было некстати. Олег Владимирович заказал виски. Он, казалось, нисколько не опьянел. Марина, расхрабрившись, спросила, почему жена не приехала в этот раз в Петербург с ним.

– Она у меня сопрано. Позвали в Америку мастер-классы давать. От такой возможности не отказываются. Отпустил ее скрепя сердце. Все-таки она моложе, должна расти. Какой смысл кататься со мной? Я в целом справляюсь. Хотя удобнее, когда она за секретаря. Пока что все мои контракты на ней. Если останется в Штатах, будем что-то думать.

– А она может надолго задержаться?

– На год-два. Я не препятствую. Пусть сама решает. Понимаете, сделал я когда-то ошибку с первой женой. Пытался при себе держать, ревновал, скандалы устраивал. Она европейка, другая совсем культура. Не потерпела. Так и развелись. Дочери жили на два дома, хорошего мало. Теперь я старше стал, может, чуток и умнее. Стараюсь больше не давить. Тем более что сам постоянно в разъездах. По сути, нет у меня права женщин упрекать.

Где-то над стойкой бара лопнула с громким хлопком лампочка. Свет погас, Марина испуганно заозиралась.

– Не волнуйтесь, сейчас включат.

В темноте Олег Владимирович положил ладонь ей на руку, вроде как успокаивая, и Марина, воспользовавшись возможностью, вцепилась в нее изо всех сил.

– Ну что вы, честное слово! – усмехнулся он.

Взял второй рукой за локоть, ласково потрепал. Марина уткнулась лицом ему в плечо, молясь про себя, чтобы свет подольше не зажигался. Официанты начали разносить свечки, ставить на столы. Сразу пришла на ум только что виденная сцена из оперы, где Герман рассматривает при свече Графинин портрет. «Какой-то тайной силой я с нею связан роком…» Вот так Марина чувствовала себя сейчас: под властью тайной силы. Рок, наверное, слово слишком пафосное.

Руку Маэстро пришлось отпустить, держаться дальше было неудобно. Виски он уже допил, Марина разделалась с коктейлем. Кому-то из кухни вынесли торт: в темноте брызгали в разные стороны фонтанчики бенгальских огней. Гости запели нестройно «с днем рожденья тебя». Олег Владимирович повернулся посмотреть, и Марина, немного обидевшись, заявила:

– А у меня день рождения в июле. Когда в Эксе фестиваль. Буду праздновать там.

– Серьезно? – живо откликнулся Маэстро. – Прилетите послушать?

– Ну конечно! Вместе с дочкой придем.

– А где вы во Франции обычно останавливаетесь?

– Снимаю дом. Стараюсь с бассейном, чтобы Вика тоже отдохнула. Ездим с ней по городкам, по ресторанам. Она у меня молодец, хочется побаловать ее.

– Тогда свяжитесь со мной заранее, ладно? Вот, держите визитку.

Маэстро покопался во внутреннем кармане куртки, достал визитку и протянул Марине. Она глянула: электронный адрес и телефон.

– И вы возьмите мою.

Визитки Марине заказывало издательство, и адрес там был рабочий.

– У вас ручки не найдется?

– Есть. Всегда ношу с собой. Автографы-то просят, а ручки ни у кого нет.

Олег Владимирович подал ей ручку, и Марина подписала свой личный мейл и номер мобильного.

– Теперь не потеряемся, – взял карточку Маэстро. – Чем хотите дальше заняться? Может, погуляем?

С этими словами он положил руку на спинку ее стула и наклонился почти к самому лицу, Марина даже застеснялась.

– Да, пойдемте.

– Тогда надо на дорожку запастись.

Она не сразу поняла, о чем речь, но Олег Владимирович уже подошел к стойке и начал совещаться о чем-то с барменом. Повернулся к ней и потряс в воздухе полной бутылкой «Гленморанжи».

– Вуаля! Можем идти.

На Рубинштейна яблоку негде было упасть. Пользуясь внезапным теплом, весь город, казалось, высыпал на улицу. Из баров грохотала музыка, кто-то подпевал и подтанцовывал.

– Интересно, а если вы сейчас запоете, что будет? – спросила Марина.

– Думаю, никто не заметит.

– Не может быть! Вас на любой галерке слышно.

– На слабо берете?

– Немножко, – засмеялась Марина.

– Тогда надо заправиться.

Он открутил на бутылке пробку и отпил из горлышка щедрый глоток.

– Будете? – протянул он виски Марине.

– А тост?

– Тост? Да ради бога!

Даже не взяв дополнительно дыхания, Маэстро с легкостью вступил:

– Libiamo, libiamo ne’ lieti calici, che la bellezza infiora!

Блестящая ария из «Травиаты» – «Высоооооко поднимем все кубок веселья» – вспыхнула в прохладном воздухе и воспарила вверх, подхваченная ночным ветром. Маэстро не стал включать обычный темный тембр, и из-за этого его голос казался совсем юным, чуть ли не ученическим. Марина отпрянула в изумлении, не веря собственным ушам. Люди вокруг стали оборачиваться, привлеченные очарованием и звонкого тенора, и мелодии Верди. Высокий парень в ярко-желтом свитере подхватил:

– Libiam ne’ dolci fremiti, che suscita l’amore… – «Ловите счастья миг златой…»

Маэстро подмигнул ему, не прекращая петь, присоединились еще несколько человек – кто-то даже без слов. Толпа вокруг стала плотнее, Марину уже начали оттеснять в сторону, но тут Олег Владимирович подхватил ее, закружил, подняв бутылку в воздух торжествующим жестом. Толпа вокруг захлопала, зашумела:

– Бис! Бис!

Маэстро с достоинством опустил голову, потом вздернул, приветственно помахал публике бутылкой, но петь больше не стал. Вдвоем, под руку, они двинулись по Рубинштейна в сторону Невского проспекта. Люди оглядывались им вслед, и Марине льстило, что ее видят красивой, с таким необыкновенным кавалером. Интересно, узнали его эти ребята из бара? Похоже, парень в свитере узнал: очень уж внимательно присматривался.

На подходе к Невскому они остановились и еще раз по очереди отпили из бутылки. Марине хотелось хохотать, орать во все горло, обниматься, но непонятно было, как отреагирует ее знаменитый спутник. Наверняка успел навидаться темпераментных поклонниц за такую-то карьеру! Нет, надо держать себя в руках. Но когда было выпито еще несколько глотков, а впереди замаячил дом Зингера, Марина, забыв о смущении, закружилась на месте, декламируя в голос:

 
…Там Невский в блеске и тоске,
В ночи переменивший краски,
От счастья был на волоске,
Ветрами рея без опаски…
 

Теперь уже Маэстро, изумленный, уставился на нее, а она, не стесняясь, обхватила его за шею и выкрикнула в темно-синее небо:

 
…И как бы яростью объятый,
Через туман, тоску, бензин
Над башней рвался шар крылатый
И имя «Зингер» возносил.