Цитаты из книги «Замки»

Все мы рождаемся с песочными часами внутри. Вначале песок струится медленно, нехотя… Великодушно ждет, пока мы почувствуем вкус молодости. Ждет, пока нам померещится, что мы вечны. И тут же – утекает сквозь пальцы.

Я все время боюсь, что если у меня появятся настоящие отношения – я не справлюсь.

Лучшее, что могут сделать друзья – выбить друг из друга побольше дерьма. Чтоб стать «чище». Чтоб стать лучше. Но ты не права, Аня. Никто не становится лучше, если ему больно.

Я вдруг поняла, что радуюсь куску торта. Радуюсь тому, что с каждым днем погода все лучше, и если ночью открыть окно, то утром разбудит пение птиц. Радуюсь тому, что завтра мы с мамой устроим киновечер Бергмана. Неужели можно жить и просто радоваться? Не испытывать постоянное недовольство собой, тревогу, страх? Неужели так бывает?

Она вечно сравнивала разных людей. Как будто пыталась решить задачку по математике и вывести золотую формулу жизни. Настькин красный диплом (дочь маминой подруги) умножить на ухоженные ногти соседки Светы (женщина распутная, зато хлебосольная, всегда и пирогом накормит, и наливочки предложит), отнять директрису ДК, которая платит копейки за декорации для спектаклей, но ездит отдыхать в Турцию, и вот ответ – у других все, как у людей, а у нас никогда не будет. Я никак не могла взять в толк: как можно сравнивать людей? Я даже две одинаковые линии не могу сравнить, мне кажется, что одна из них длинней.

Мама носила меня под сердцем и ей наверняка казалось, что она первая беременная на планете. Когда я родилась, им обоим было хорошо за тридцать. Я – поздний ребенок. Я все время это слышу. Как будто я опоздала на нужный поезд. Пришла бы на вокзал чуть раньше, на пару лет, успела бы на тот, который везет в страну счастливых семей. Но я поздний ребенок.

Но мы же друзья, Аня, – слова застревали в горле, – я же люблю тебя. – Мой голос осип, стал тонким, слабым, – и ты любишь меня. Аня нервно хихикнула.– Не Моргана, не Артура. Тебя.Слова разбегались, как будто играли со мной в прятки. Вместо внятной мысли я могла нащупать только одну картинку – пустой полиэтиленовый пакет, подбрасываемый порывами ветра в воздух.– Я знаю, ты просто боишься. Тебе не нужно ничего выдумывать, чтоб тебя любили. Ты не представляешь, какая ты красивая. Ты и так… – В моём голосе послышались всхлипывания, – я знаю, что ты тоже любишь меня.У меня было такое чувство, словно кто-то всунул в меня колючую проволоку, подвел электричество и вдруг дернул изо всех сил, пропустил ток через все органы. И снова. И снова.Аня молчала.А потом сказала:– Люблю. Если любовь – это благотворительность.Потрепала меня по щеке. И ушла.

Но разве свобода не заключается в том, чтоб иметь возможность выбирать? Даже если этот выбор – несвобода

чернила бесцветны, пока не вступают в реакцию.

Иногда чтоб быть с собой по-настоящему честным – надо погрузиться в свои фантазии. Бессвязные блуждающие образы – лучший индикатор того, чего мне хочется, того, чего я боюсь, того, на что я надеюсь. Я закрыла глаза и начала печатать. Расположение букв на клавиатуре я знала так хорошо, что можно было просто отдаться чувствам. Я представляла себя пианисткой, несущейся по волнам музыкального моря. Я могла бы порезаться о слишком громкие звуки, слишком честные фразы, как о тонкую бумагу, и даже не заметить, пока на пол не упадет несколько капель крови. Могла бы захлебнуться своим волнением, запутаться в черных водорослях своих сомнений…