Цитаты из книг автора «Ирина Фингерова»

Какие на тебе трусы? – вдруг спросил Владислав. – Идиотские, – я засмеялась.– Главное светлые. – Он уже не обращал на меня внимания, пошел в другую комнату и принес рулон блестящей полупрозрачной ткани. – Здесь несколько метров, должно хватить.– Я не понимаю…– Хочу фотографии русалки.Я зашла в гостиную вслед за ним. Посреди комнаты стояла черная чугунная ванна.– Где ты её взял?– У нас на даче годами пропадала, – проследил за моим насторожившимся взглядом, – я помыл её и продезинфицировал, помыл несколько раз, правда. Раздевайся, обматывайся тканью и залезай.Не дожидаясь моего ответа, он начал вкручивать какие-то лампочки в лампы, прикреплять черные зонтики к потолку, проводить удлинитель через всю комнату, посыпал мое лицо и руки блестками. Во всей это суете я и не заметила, как залезла в ванну. Он ни разу на меня не посмотрел. – Лифчик тоже.

Никого нет дома. Одно из самых приятных ощущений в моем небольшом ларце приятных ощущений

Мои волосы пропахли дымом от печеной картошки, я жевала колосок и молча наблюдала за уютной суматохой. Мы с Морганом собирали палатку, остальные готовили. Доставая колышки из земли, я поняла, что вот он, дом. Место, в котором тебе хорошо, если за окном – дождь. Но ты всегда можешь уйти. И вбить колья в землю снова. Дом на плечах. Рядом с теми, кто в одной палатке.

Я даже боюсь представить, сколько у меня внутри запертых дверей. Непозволительная роскошь, учитывая, что моя комната проходная.

Я даже боюсь представить, сколько у меня внутри запертых дверей.

А потом я пошла в школу и поняла, что все сражаются за одобрение. Но у кого-то больше шансов на самом старте. Красивое лицо, новая одежда, шутки лучше, родители любят друг друга. Да всё что угодно. Всегда есть способ нагнать соперника. Лицом не вышел – читай книги, во-первых, подсадишь зрение и некоторые дефекты скроют очки, а во-вторых, с тобой будет о чем поговорить. Не любишь читать – становись доброй! Всего-то нужно любить животных и говорить сахарным голоском. Если быть доброй слишком сложно – можно странничать. Говорить мало, но загадками. Проколоть пару лишних дырок в теле, быть спонтанной. Стать не такой, как все. Выбрать неодобрение. Курить под окнами школы. Лазить по заброшенным зданиям. Носить с собой бутылку ром-колы и сборник Маяковского. Но в итоге все равно выставлять фоточки в инстаграм или громко рассказывать друзьям на перемене. Потому что суть все та же – чернила бесцветны, пока не вступают в реакцию.

Морган не знает. Не знает, как я сильно себя ненавижу. Потому что у меня получается заснуть только после того, как я выбиваю из себя облегчение собственными пальцами. Выбиваю сдавленный хрип, сухие конвульсии, от макушки до пяток. После того, как я думаю о нем, господи, я точно не имею на этого никакого права, и тогда мои цветастые розовые трусы, которые я так ненавижу (но мама покупает только такие), они становятся единственной преградой между нами. Я не решаюсь её нарушить. Трусы и трение. И я не решаюсь встать и помыть руки, потому что они поймут. Мои родители в другой комнате. Я чувствую запах своих бредовых иллюзий.

Поразительно, как жестоки могут быть люди, если действуют на благо общества. Оправдывающая идеология, страх за собственную шкуру и наличие единомышленников превращают благочестивых горожан в кровожадных монстров

Контекст иногда важнее фигуры.

Мы встречались за гаражами, загадочными гаражами, из которых никогда не выезжали машины. Казалось, они стоят только для того, чтоб в темноте испуганные и счастливые школьники могли распылять свои генитальные фантазии на сжавшиеся от страха стены и писать «Мара – овца». Никто не знал, что это была за Мара и почему она овца, но мой отец рассказывал, как однажды они с друзьями выпили десять литров пива на троих, залезли на крышу школы и помочились в трубу химкабинета. Окрыленные, они схватились за баллончики и написали «Мара – овца», повинуясь безусловному инстинкту (тому же, который заставляет поджигать мусорные баки и ездить зайцем на кряхтящем от старости трамвае). Должно быть, эта Мара – ведьма, раз десятилетие за десятилетием она умудряется появляться то тут, то там в моменты наибольшего юношеского потрясения. Когда между «я вечно молод» закрадывается «я стану таким же, как и все» и не остается ничего больше, кроме как покупать баллончики и убегать от невидимых взрослых, которые вот-вот застукают…