Торопливо выпутавшись из теплых объятий одеяла, я выползла из палатки, и слегка обалдела. Действительно, в горах что-то творилось и именно, что «такое». Цепочка огней, напоминающая тушу ползущего огненного змея, бравшая начало у самого подножья небольшой горы, ползла, извиваясь по склону. Добравшись до самой вершины, она стала свиваться спиралью, начало которой было на земле, а верх уходил далеко в небо. Затем, эта спираль как будто сжалась в плотный ком, зависая над самой вершиной, а затем, огненной лавиной обрушилась за гору. Раздался далекий хлопок, словно одновременно лопнуло несколько тысяч бумажных пакетов, накачанных воздухом. По ушам резанул тонкий пронзительный визг, затем последовала оранжевая вспышка над горой, и… все закончилось. Через мгновение окружающий мир вновь погрузился в темноту и тишину.

Если кто-то решил, что мы испугались, то он ошибся. Мы просто остолбенели, обалдели, офонарели (и еще много каких подобных слов можно было назвать, чтобы выразить наше в тот момент состояние), продолжая глядеть в ту сторону, где еще мгновение назад был весь этот фейерверк. При этом, кажется, забыв, что нужно дышать. Даже наш осел стоял молча, не подавая никаких признаков жизни, не издавая ни звука. В общем, впечатление на всех эта феерия произвела неизгладимое, незабываемое, и еще много чего с приставкой «не». Не знаю сколько мы так стояли, будто памятники сами себе, пока Юрка первым, на шумном выдохе, произнес:

– Ни хрена себе… И что это было?

По понятным причинам, ответа он от нас не дождался. А я, медленно повернув голову к подруге, с намеком на возмущение, спросила:

– И это ТУДА мы идем за урюком?

Татьяна, все еще пребывающая в изумленно-восторженном состоянии, никакого намека на это самое возмущение в моем вопросе не расслышав, продолжая глядеть в ту сторону, где угасло зарево, восторженно выдохнула:

– Точно…! Туда…!

И тут, наконец, подал голос наш осел. Он заорал истошно (впрочем, как обычно), перепугав нас до полусмерти, но при этом, заставив несколько очнуться от того ступора, в котором мы еще продолжали пребывать. Танька сердито гаркнула, не уступая животине по громкости:

– А ну, заткнись, Кеша, без тебя хватает…! – Осел на ее крик, как-то сдавленно икнул и затих. Вот что значит сила слова! Причем, не абы какого, а Танькиного.

Я даже сумела удивиться:

– Что еще за Кеша?

Татьяну мой вопрос почему-то смутил. Как-то не очень решительно, будто оправдываясь, она промямлила:

– Ну… Мы так решили его назвать. А то, как-то не по-человечески получается. Как-никак, он член нашей экспедиции. Вот и придумали ему имя, Иннокентий. А что, тебе не нравится?

У меня хватило силы тихонько хмыкнуть, и ответить подруге с легкой насмешкой:

– Отчего же? Хорошее имя для члена экспедиции.

Но, если Татьяна думала, что это ее «мы» останется мною незамеченным, то она очень ошибалась. Даже шок от увиденного не помешал мне этого подметить в ее короткой фразе. Но, сделала я это как-то мимоходом, напомнив себе, что обязательно нужно потом поговорить с Юркой. Потому как, если этот балбес разобьет моей подруге сердце, то я с ним церемониться не стану. Оборву и отрежу все чувствительные для него органы. Но все это как-то само собой отодвинулось на второй план. А на первом было… Понятно, что было сейчас главным. Один единственный вопрос, который Юрик озвучил первым: ЧТО ЭТО БЫЛО?

Постояв еще немного, ну уже как-то более осмысленно, что ли, мы присели к потухающему костру. Юрка подбросил несколько кривых палок в рдеющие угли, все еще поглядывая в сторону горы. Вид он при этом имел весьма задумчивый. Татьяна смотрела на разгорающийся огонь с отсутствующим видом, мол догадайтесь, о чем я думаю. Осел, вновь нареченный заковыристым именем Иннокентий, тоже, кажется, задумался. Опустил морду к земле, и вяло хрумтел там какой-то колючкой, едва помахивая своим понуро опущенным хвостом. И этот несчастный вопрос, похоже одной мне жег язык. Не выдержав этой всеобщей задумчивости, я, изображая бодрую деловитость, спросила:

– Ну, и…? У кого какие мысли на этот счет? – И не дожидаясь ответа от друзей, поспешно добавила: – Только не убеждайте меня, что все, что мы тут видели, все это было общей галлюцинацией. Никаких травок мы с вами не пили, не курили. Я вообще ярый противник подобных гадостей! Так что… Кто первый?

Юрка, оторвавшись от подбрасывания дров, дал, на мой взгляд, самый правдивый и конкретный ответ. Пожав плечами, он проговорил:

– А хрен его знает…

Татьяна, отлепив свой взгляд от огня, посмотрела на друга, потом на меня, и промямлила:

– Какие-нибудь огни Святого Эльма…

Я, чуть прищурившись, глянула на нее с усмешкой:

– Напомни, подруга, что у тебя было по физике?

Танька, фыркнула, и ответила с вызовом:

– Пять у меня было! И что?

Я только головой покачала.

– Тогда какого лешего ты нам про огни Святого Эльма тут толкуешь? Они могут появиться только в сильно наэлектризованной атмосфере в начале или после грозы. Это – во-первых. Где ты тут грозу увидала? Небо чистое, звезды ясные. Так что, не морочь голову. Я полагаю, ты тоже не можешь дать всему увиденному толкового объяснения. Впрочем, как и я, как и Юрик.

Юрка глянул на меня с хитрецой, и произнес нараспев:

– А у меня по физике трояк всегда был… Так что, умных ответов от меня не ждите…

Татьяну мои слова немного рассердили. И она запальчиво произнесла:

– Ну и что это, по-твоему, было? Привидения вылезли из-под горы? Или овцы по горам с лампочками в зубах бегают?

Я миролюбиво ответила:

– Ну чего ты? Я же тоже не вижу никакого разумного объяснения произошедшему. Значит что?…

Друзья уставились на меня. Я понимаю, что любой здравомыслящий взрослый человек при первом проблеске зари, схватил бы жечи на плечи, и вместе с ослом, плюнув на весь урюк вместе взятый, рванул бы домой. Но мы-то не были здравомыслящими. Поэтому, на вопросительные взгляды ребят, я с улыбкой проговорила:

– Значит, нужно пойти и посмотреть, что там такое!

Татьяна испуганно вскинула на меня взгляд:

– Сейчас?!

Я замахала на нее руками.

– Ночью, в потемках? Да мы там все ноги переломаем… Конечно, это надо сделать утром. Ведь мы и так собирались туда идти. Разве нет?

Подруга на мгновение задумалась, а потом, эхом протянула:

– Собирались… – И, вдруг, озорно подмигнула.

А Юрка расхохотался, приговаривая при этом сквозь взрывы смеха:

– Ну девчонки…! Ну вы даете…!!!

Не стоит и говорить, что спать уже никто не лег. Весь остаток ночи мы просидели у костра разговаривая обо всем и ни о чем, изредка поглядывая в сторону горы, за которой лежало загадочное Урочище Багыш-Хана. Но о чем бы мы не говорили, время от времени кто-нибудь из нас задавал вопросы, наподобие: «А существуют ли на свете колдуны?»(это Юрка), или «Что истина, а что выдумка в легендах?»(это Татьяна). Не конкретно в этой самой, про Иссык и Тянь-Шаня, а вообще, во всех легендах? Я, в отличие от подруги, не была столь ярым материалистом, хорошо понимая, что в этом мире еще много всякого, которое просто невозможно впихнуть в рамки наших куцых знаний. Не наших с друзьями конкретно, а вообще, в рамках всего человечества (эк, я хватила!).

Так, за разговорами, мы не заметили, как небо начало светлеть. Верхушки гор вспыхнули розовым светом, но в распадке все еще царствовал сумрак, не желающий уступать свое место новому дню. Мы сложили палатку, набрали свежей родниковой воды в бутыли, а Юрка загасил костер. Трава, покрытая обильной росой, словно девичья покромка¹ мелким речным скатным жемчугом, склоняла свои стебли до самой земли. Ноги моментально промокли, но мы не обращали на это внимания, не до того было. Словно Ромео, спешащий на свидание со своей Джульеттой, мы спешили покинуть наше ночное пристанище, чтобы поскорее оказаться на склоне горы, где вчера заметили светящиеся огни. Страха, почему-то не было вовсе. А была какая-то страсть, граничащая с лихорадочным безумием, что можем не успеть. Куда не успеть, а главное, зачем? Подобные вопросы даже не приходили нам в голову. На лицах друзей читалось точно такое же нетерпение, какое ощущала и я сама, поскорее добраться ТУДА. Это напоминало какую-то болезнь, которой мы разом все заболели в одночасье. Но разум при этом оставался вполне себе здравым, голова мыслила четко и ясно.

Но горам до нашего нетерпения не было никакого дела. Дорог здесь не было. Не было даже и овечьих троп, которыми можно было бы пробраться. Сплошные развалы камней от самых маленьких до довольно крупных булыжников, между которыми росли пучки мятлика с сиреневатыми метелками колосков. Иннокентий их, кстати, очень охотно поедал. И ему, кажется было, так же, как и горам, глубоко безразлично наше стремление побыстрее оказаться на том склоне. Юрка с ним уже извелся. Он применил к ослу все возможные способы и степени уговоров и угроз, чтобы заставить упрямую животину идти хоть чуточку побыстрее. Но все его старания разбивались, словно морские волны о непреступные скалы ослиного упрямства. Тогда за дело принялась Татьяна. Она как-то изменилась после сегодняшней ночи. Не проявляла больше раздражения, не кривила презрительно губ и не отпускала едких ехидных замечаний в адрес друга. Молча подойдя к лютующему от негодования Юрку, она забрала повод у него из рук, подошла к Иннокентию, и, глядя тому в глаза, внушительно проговорила:

– Кеша, я считала тебя умным животным. Но если ты продолжишь и дальше себя вести подобным образом, мы бросим тебя здесь одного. А ночью тут полно шакалов, ты сам слышал их вой. Так что выбирай, чья компания тебе больше нравится, наша или шакалячья.

Я, было, хотела ей ехидно напомнить, как она, совсем недавно выговаривала мне за мое обращение с котом. Но, только я успела открыть рот, как тут же его и захлопнула. Причиной такой моей сдержанности послужило поведение осла. Он, вдруг, бросил облюбованный им кустик, и рванул вперед, чуть ли не волоча Таньку на поводе за собой. Видимо, наша компания его устраивала больше. Я только в восхищении выдохнула:

– Тебе надо не в медицинский поступать, а в цирковое училище, на дрессировщика…

На что подруга только неопределенно хмыкнула мне в ответ и проговорила, со значением глядя на Юрку:

– Любая женщина уже немного дрессировщик, от рождения, можно сказать…

А я подумала, что очень славно, что Юрок не заметил этого взгляда. Да, кажется, между этими двоими что-то намечалось. И не факт, что в этот раз мне предстоит обрывать (или отрезать, не помню, чем я там уже грозилась) что-то у Юрика.

До интересующего нас склона мы добрались, когда солнце, наконец, заглянуло в наш распадок. При солнечном свете нам вообще стало спокойно. Все тревожащие мысли, кои я старалась спрятать вглубь своего сознания, совсем как-то потускнели и растворились под ласковыми лучами светила. Дойдя до середины горы, мы остановились, и принялись оглядываться по сторонам. Татьяна проговорила несколько озадаченно:

– Кажется отсюда начали свой подъем эти огни. Смотрите на земле ребята, должен же был остаться какой-то след!

Мы с ней принялись рыскать, словно две ищейки, чуть ли не носом нюхая землю. Наверное, этому занятию мы бы предавались до самой темноты, если бы нас не окликнул Юрка.

– Смотрите… – Он указывал на небольшой, сантиметров в тридцать-сорок, камень, торчавший наполовину из земли.

В первый момент, мы с интересом уставились на кусок гранита, утопающего в земле и уже обросшего понизу кружевом из разноцветных лишайников и мха. Но, ничего интересного в этом экземпляре мы, увы, не заметили, и обе, вопросительно, ожидая пояснений нам бестолковым, воззрились на Юрку. А он, не замечая наших взглядов, с огромным интересом изучал ничем не примечательный, на наш взгляд, булыжник. Танька не выдержала первой. Без какой-либо доли язвительности, что вызвало у меня очередной всплеск изумления, она спросила:

– И чего такого в этом камне? Что ты там обнаружил?

Юрка, несколько удивленный нашей несообразительностью и невнимательностью, тут же ответил:

– Да вот же, глядите…

Мы поглядели. На внутренней стороне камня, обращенной к вершине, поперек поверхности, блестела на солнце глубоко выплавленная в твердом гранитном боку борозда. Именно, что выплавленная! Не выжженная, не выбитая, а выплавленная!!! Она ярко сверкала на солнце стеклянным блеском, который не оставлял никаких вариантов для фантазий или вариаций по поводу способов, каким она была сделана.