Пол ночи я ворочалась в постели и никак не могла уснуть. Все думала, что я, наверное, сваляла дурака, рассказав все милиции. Тут бы надо по-тихому, без суеты разобраться. Безо всяких там допросов-протоколов. Степанида же ото всего отопрется. Скажет, что знать ничего не знает и видом не видывала, и слыхом не слыхивала. И что дальше? Воры только насторожатся. И, уж точно, никто с повинной не прибежит и не покается. Мол, вот он я, вор неудачливый, вяжите меня. А шуму то уж власти наделают, это точно! Ох, грехи мои тяжкие… Лучше бы надо было самой, потихонечку. А, теперь что? Надо завтра, если Пиреев приедет с ним бы потихоньку поговорить. Может еще и обойдется.
С этими невеселыми мыслями я и уснула. Всю ночь мне, почему-то снилась Матильда, а в ее ушах посверкивали «Слезы Ангела».
Проснулась я с тяжелой головой, будто, в бане угорела. Холодная вода меня мигом привела в бодрое состояние и духа и тела. Звезды мерцали над поляной, ночь никак не хотела покидать эти места. Лес стоял тихий, смирившийся с наступившими морозами. Только слабый ветерок в кронах вздыхал тяжело, опрокидывая снежные шапки вниз.
Я отпустила Матильду немного побегать на свободе, перед тем как оседлать ее. Она бродила по поляне, забитой снегом, грустно опустив голову. Ее подружка, Айра, только я открыла дверь умчалась в лес. Последнее время, она все чаще убегала и реже возвращалась. Близилось время волчьих свадеб. И, я переживала, что скоро наступит такое время, что, звериные инстинкты возьмут свое, и моя девочка насовсем нас покинет, заведя настоящую семью. Но, я хотела, чтобы все мои друзья были счастливы, не зависимо от того, буду ли я грустить при этом.
Пока не наступил рассвет, я решила поставить тесто, чтобы порадовать моих мальчиков пирогами. Поймала себя на мысли, что Егорку с Павлом я уже называю «мои мальчики». Было удивительно и радостно это осознавать.
Вскоре, дом наполнился ароматным духом печева. Я выстлала корзинку чистым полотенцем и аккуратно сложила в нее еще горячие пирожки. Оценивающе посмотрела на нее, и добавила еще два свертка с пирогами для Марии Афанасьевны и Михалыча.
Я подъехала к дому Павла, когда рассвет только-только начал гасить последние звезды. Над крышей кузницы уже вился дымок и слышен был звон молота о наковальню. Павел тоже был ранней птахой.
Моему появлению он обрадовался. Поцеловал нежно в холодную с мороза щеку, отчего мое лицо запылало ярким румянцем и стало жарко. Поговорив немного, и поведав о моем вчерашнем «походе» за маслом, я оставила корзинку с пирогами и поехала в контору. Зайчик Михалыча уже лениво жевал сено рядом с крыльцом, привязанный у коновязи. Михалыч топил печь в конторе, яростно орудуя кочергой. Пирогам он тоже обрадовался. Я быстро выскочила из конторы и бегом добежала до дома Марии Афанасьевны. Передала ей сверток с пирогами и попросила, что, если вдруг, я прогляжу подъехавших милиционеров, чтобы она без меня разговор не начинала. Я надеялась, что Пиреев сегодня, все-таки, пожалует в село, чтобы разобраться с заявлением старушки, о пропаже серег. Так же бегом, вернулась опять в контору. К моему удивлению, юный зоотехник уже был на рабочем месте. Про себя, удивленно хмыкнула. Надо же, тоже ранняя пташка.
Несколько часов мы потратили с ним на то, чтобы разобраться в документах, по возникшим у него вопросам. Михалыч скорбно, пождав губы, смотрел на Алексея. Видимо, его недокормленный вид вызывал острую жалось в его большом и добром сердце. Только этим, я смогла объяснить себе то, что старый егерь поделился с ним своими пирогами. Глядя на то, как оба уплетают мои пироги, теперь уже у меня возникло это самое чувство жалости. Они сейчас были похожи на двух великовозрастных беспризорных детей. Мое женское сердце не могло без слез вынести этой картины, и я решила, что завтра напеку ватрушек и сварю им свой коронный борщ. Мой внутренний голос ни с того ни с сего, принялся ехидно мне нашептывать: «ты еще усынови их обоих». «Если потребуется, то и усыновлю!» – Тут же я дала достойный ответ, и, показала язык, мысленно, конечно. Такого мой внутренний голос не ожидал и сразу заткнулся.
Пока я так сама с собой развлекалась, в утреннем морозном воздухе раздался звук мотора, и милицейский УАЗик затормозил у крыльца конторы. Я внутренне сжалась, готовясь принимать очередной бой с блюстителями порядка. Где-то очень глубоко в моем сознании, теплился слабый лучик надежды, что Пиреев приедет один. Но, вышедший из машины Володя, на корню погасил этот самый лучик. В сердцах я аж плюнула.
Повернувшись к Михалычу, посмотрела на него со значением.
– Петр Михайлович, вам сейчас надо поехать на место, и все там показать нашему новому зоотехнику. А вы, Алексей Андреевич, оцените местность и после обеда я жду от вас ваши соображения по поводу расположения фермы.
Михалыч стал моргать мне глазами. Причем, сначала левым, а потом правым. Мы вместе с парнем смотрели с легким недоумением на эту клоунаду. Наконец, Михалыч, откашлявшись со значением, официальным голосом, спросил:
– Ольга Викторовна, а как насчет транспортной единицы для нового специалиста?
Милиционеры уже топали на крыльце. Я разозлилась на старого егеря. Какого беса он время тянет?! Мне очень хотелось ему ответить: «Как, как? Каком к верху!» Но, в последний момент сдержалась.
– Скажете Митяю, пускай конька поспокойнее подберет. Все, вы свободны.
Воспользовавшись моментом, что Алексей смотрел в окно, а не на меня (как видно, его заинтересовали вновь прибывшие), я замахала на Михалыча руками, как ветряная мельница, чтобы быстрее выметался отсюда вместе с зоотехником. Он опять начал мне семафорить глазами. На что я просто сурово сдвинула брови. Мхалыча, как ветром сдуло. При этом, он тянул упирающегося Алексея за рукав. Тот пытался от него отбиться, мотивируя тем, что даже фуфайку еще не надел. Михалыч неожиданно на него рыкнул, что мол на улице оденешь. Зоотехник втянул голову в плечи, и покорно вышел вслед за егерем. И, наконец, я вздохнула с облегчением, видя, как за обоими закрылась дверь.
А я, нацепив на лицо улыбку, приготовилась встречать гостей. Мимолетно мелькнула мысль, что, пожалуй, первый раз за все время, встреча с Володей меня не пугает, и не вызывает такого нервного напряжения, как раньше. Но, на обдумывания этого у меня уже не осталось времени. Вновь прибывшие уже переступали порог, нестройно здороваясь. Володя, как всегда, вид имел хмурый. Ну, оно и понятно. Начальник районного отделения милиция – должность весьма хлопотная. А, тут я еще, без работы не оставляю. Не, нет, да подкину задачку, от которой потом район по полгода лихорадит. Так, что, я его очень хорошо понимала. Иван Петрович, напротив, вид имел цветущий и радостный. Мне лично, хотелось думать, что от встречи со мной. Да, и к слову сказать, почему бы и нет. Мои пророчества исполнились. За обнаружение золота и обезвреживание опасной банды (правда, не всей. Но, кто ж на мелочи внимание то обращает) ему присвоили капитанское звание. Хотя, справедливости ради, надо было заметить, что на плечах у Копылова тоже сверкали подполковничьи звезды. Но, от этого, радости на его лице, как-то, заметно не было. Пиреев, видя такую серьезность начальства, улыбку с лица убрал тоже. Надо полагать, в знак солидарности.
Копылов сел на край ближайшего стола и сурово спросил:
– Ну, что тут у тебя опять стряслось?
Обида обожгла мое ранимое девичье сердце, посему как, на мой взгляд, подобной суровости я не заслуживала. В отместку, я тоже стерла улыбку с лица и сурово заметила:
– Так я вчера все товарищу капитану, вроде бы, очень подробно изложила.
При упоминании его нового звания, Пиреев опять расплылся в улыбке. Володя бросил быстрый взгляд на подчиненного. Тяжело вздохнул, как будто, на его плечах лежал груз свода небесного.
– Тогда, веди.
– Куда вести? – Включила я дурочку.
Смиряя свое раздражение, он сквозь зубы проговорил.
– Куда, куда … К потерпевшей веди! Куда же еще то?!
Я слегка замялась, изображая задумчивость на челе.
– Тут такое дело, товарищ подполковник … – особенно ехидным голосом выделила я его новое звание, полученное, кстати, не без моей помощи. – К потерпевшей – оно, конечно, можно. Но, я не уверена, нужно ли. – Добавила я слегка ласковости в голос.
От моего ласкового щебетания Пиреев закатил глаза, а Володя нахмурился еще сильнее. Его раздражение слегка вырвалось наружу.
– Ты можешь толком все объяснить, и не морочить нам голову!? Что у тебя за привычка такая? Информацию по капле выдавать?!
На меня его повышенный тон не возымел никакого действия, и я принялась спокойно объяснять.
– Напраслину на девушку возводите, дяденька. Информацию я вам еще вчера всю выдала. А сегодня – просто анализ и рациональное мышление. – Не дав ему перебить меня, я сразу же продолжила, по опыту зная, что наша перепалка может затянуться, а результатов все равно не будет. – Означенная Степанида легко отопрется от всего. Скажет, знать ничего не знаю, и ведать не ведаю. Предъявить ей нечего. Только одни догадки. Вы ее допрашивать отправитесь, всю деревню переполошите. Преступник затаится, и фиг его выковыряешь. Кстати, я только вчера вечером узнала, что покойный Переделкин являлся крестным отцом ее сына Степана. А, осужденный Петр Вельяминов, это ее племянник, сын родной сестры Степаниды. Так что, связь, вроде бы, есть, но, доказательства, по-прежнему, отсутствуют.
Оба уставились на меня в совершенном обалдении. Тут, Володя задал мне вопрос, от которого, теперь уже я, пришла в полнейшее растерянное состояние.
– И, чего ты тогда от нас хочешь?
Я даже глазами пару раз хлопнула от такого вопроса.
– Как чего?! Чтобы вы выполнили свой профессиональный долг, и нашли лихоимца! Серьги эти, сами понимаете, цены не малой. Чего доброго, может еще какой труп из-за них появится.
От подобной перспективы их обоих перекосило. Пиреев, так тот, даже сплюнул через левое плечо и постучал три раза по крышке деревянного стола. Пережив, нарисованную мной неприятную перспективу, Копылов опять задал вопрос. На мой взгляд, еще глупее первого.
– И что, у тебя, конечно, уж и план готов? – Сдерживаемое ехидство так и рвалось наружу.
Терпение мое подошло к концу, и я рявкнула, перестав себя сдерживать, так, что оба подпрыгнули и в испуге уставились на меня.
– Да, нету у меня никакого плана! Только, я знаю, что, здесь надо как-то по-тихому, что ли. Не то вражину эту спугнем и тю-тю, уплывут серьги то. А они, серьги эти, между прочим, имеют историческую ценность!
Мужики при завершении моей пламенной речи сильно загрустили. Пиреев озадаченно спросил:
– Так, делать то сейчас что?
Я от такого вопроса, даже забыла, что следует злиться. Они что, издеваются надо мной?! Прищурив глаз, я ехидно спросила:
– Это вы у меня спрашиваете? Может, тогда и звезды на погоны мне прилепить?! В общем так. – и тут, как говаривал классик, Остапа понесло. – Я вам всю информацию выдала, соображения свои высказала, а дальше – дело ваше. Мы с Афанасьевной переживали, чтобы из-за этих сережек какого смертоубийства не вышло. А то, сами знаете, два подельника чего не поделят, вот вам и покойничек в перспективе. А грех на ком? Сами же потом ногами топать начнете. Почему, мол, не сообщила, не сигнализировала и все прочее. А оно мне надо?! У меня вон работы выше крыши! Ферму лосиную строить собираемся. Зоотехник приехал, пацан сопливый. Директор в область смылся, а мне с ним нянчиться. А тут, еще серьги эти, проклятущие!
Мужики сидели и смотрели на меня широко открытыми глазами. Я отдышалась после своей гневной речи. Сбегала к баку с водой и залпом выпила стакан холодной воды. Потом, оглядев их суровым взглядом, закончила:
– Я вас сейчас к Афанасьевне сведу. Там еще поговорите, все ее расспросите. А я свое дело сделала. Дальше сами решайте.
Надев куртку, я вышла из конторы. Понурив голову, мужчины плелись за мной, о чем-то перешептываясь, как будто боялись, что я ненароком чего услышу. Оно и понятное дело, служебная тайна, блин!
О проекте
О подписке