Цитаты из книг автора «Ирина Дмитриева»

Одним из важнейших элементов системы русского языка является его биполярность. Следствие биполярности языковой системы – биполярность русского сознания как особый тип отношения к миру. Он выражается, в частности, в стремлении к крайностям. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» и т. д. Из этого возможны и политические экспликации: в России практически невозможен средний класс – всегда будет происходить поляризация. Мы это можем наблюдать и в настоящее время: богатые становятся богаче, а бедные – беднее.

Возвращаясь к вопросу о русском языке как философии, необходимо отметить, что именно в системе языка и концентрируются особенности мировосприятия и познавательные установки народа. Поэтому, чтобы говорить о возможности и особенностях русской самобытной философии, нужно выявить элементы системы языка, которые фактически и определят специфику русской философской мысли.

европейского сознания всегда есть третье, нейтральное, подобное чистилищу в религиозном сознании. Язык также долго существовал как олицетворение этого нейтрального, третьего, и поэтому на протяжении всей истории европейской мысли вплоть до начала XIX века язык не существовал в качестве проблемной области не только для философии, но и вообще для жизни европейских народов – он был прозрачен. В то же время на Руси и в России это был один из вопросов первостепенной важности. Не случайно многие русские правители начинали свою деятельность с вопросов о языке. Достаточно вспомнить указы Петра Великого, Екатерины Великой, Декрет о языке молодой Советской республики.

Образ функционирования русского языка соотносим с образом православного сознания, которое также предполагает только две ипостаси – рай и ад, а третьего не дано: если убрать одну из них, исчезнет и вторая. Так и вся русская жизнь строилась на этом разделении. Для

Модификация ценностей в ту или иную эпоху может менять смысл выделения его уровней. Так в Киевской и Московской Руси божественное было высшей ценностью, и разделение языка проходило по линии божественное-мирское. Когда в XIX веке важнейшим становится национальное, то деление в языке стало проходить по линии русское-нерусское, а церковно-славянский язык, то есть высшая языковая ценность, превращается в исконно русский праязык. Само же разделение на высокое как идеал, который задает языковую значимость, и низкое, которое находится в поле этого высокого и определяется им, остается неизменным.

отсчета в антитезе книжное-некнижное, а во втором случае – в антитезе свое-чужое), то есть объединяются вместе с руссизмами против европейской языковой стихии, принцип разделения остается неизменным.

Начало XIX века стало новой эпохой в развитии русского языка, периодом переоценки ценностей и расстановки новых акцентов в русском мировосприятии. Теперь церковнославянский язык сближается в языковом сознании с фольклорным языком и осмысливается в плане национальной культурной традиции (славянские слова «шелом», «полон», «град» и т. д. представляются подлинно русскими). И сфера действия церковнославянского языка связывается теперь, помимо религиозной, прежде всего со сферой национальной культуры. В результате произошедших метаморфоз вновь формируется два слоя русского языка – так называемый собственно русский и церковно-славянский. И хотя смыслы этого различения стали иными (в первом случае церковно-славянский язык является точкой

Эта ситуация кодифицирована в «Российской грамматике» М. Ломоносова, где тот выделяет два стиля – важный и простой.

В древнерусских текстах ни чуть не меньшим носителем смысла, помимо непосредственно текста, была игра между двумя языками. Смысл во многом зависел от того, каким языком была высказана та или иная мысль. Безусловная истина всегда писалась на церковнославянском языке, мысли же спорные или сомнительные, личное отношение к различным точкам зрения высказывались на обыденном русском языке – том языке, где возможна ложь, точнее, где ложь и истина неразличимы.

изучался как иностранный, а воспринимался как кодифицированная разновидность самого русского языка. Но при этом он всегда был и оставался «книжным» языком и осваивался только через специальным образом организованное обучение. Оно было организовано как ритуал, что было обусловлено особым статусом языка. Безусловно, оно начиналось и завершалось молитвой. Само обучение воспринималось как иррациональный, мистический путь к истинному знанию. И уже поэтому этот язык не мог осваиваться подобно тому, как обучаются люди иностранным языкам. Изучая иностранный язык, человеку сначала объясняют логику языка, которая представлена в виде грамматики, а потом обучающийся, согласно заданному алгоритму, встраивается в язык. При обучении церковно-славянскому языку не могло быть алгоритмов, заданных внешним образом. Поскольку законы этого языка не могли быть до конца поняты человеком, путь к языку был путь бесконечного приближения к нему.