– Смутное время – это эпоха, которая началась с прекращения династии Рюриковичей в 1598 году. Тогда под угрозой оказалось само существование государства. – Он читал, переворачивая страницы одну за другой. – После смерти старшего сына Ивана Грозного, убитого им в порыве необузданного гнева, наследниками престола стали его сыновья: Фёдор и малолетний Дмитрий. Фёдора венчали на царство 31 мая 1584 года, и скоро в результате дворцовых интриг править, по сути, стал его опекун – Борис Годунов. Угрозой его власти был царевич Дмитрий, который был выслан в Углич. При невыясненных обстоятельствах он умер 15 мая 1591 года от удара ножом в горло. В 1598 году умер царь Фёдор, престол занял Борис Годунов.

«Видал миндал, – подумал Ян, – всю династию Рюриковичей извел! Ну, надо же! А что же было дальше?»

Заинтригованный, он стал читать о страшном голоде, обрушившемся на страну в 1601 году, о народных волнениях и бунтах, об ужасах Смутного времени.

Он удивился, насколько история оказалась интересным предметом, и почему он раньше этого не знал? Вот сейчас сесть бы и почитать всё внимательно, подробности узнать, так времени ж нет на это…

Прочитав параграф, он снял очки и кольцо. «А теперь самое интересное, что из этого всего вышло?» – подумал он, сконцентрировался и слово в слово повторил весь параграф, даже номер страницы назвал правильно.

Ничего себе! И как он раньше об этом не додумался! Истину говорят: лень – двигатель прогресса. Теперь дело за малым – осталось только вытащить нужный билет.

Ну, это-то вообще пара пустяков, подумал Ян и, застёгивая на ходу рубашку, побежал в прихожую, где в углу пылился, ожидая своего владельца, потрёпанный, видавший виды футбольный мяч. В тот день ему впервые удалось отчеканить мяч ровно 28 раз – столько, сколько было билетов на экзамене…

Глава 7. Гусеница ползёт вверх

«Видеть цель и не замечать препятствий, – звучало у него в голове, – сосредоточиться на желаемом, представить всё так, как будто ты уже обладаешь этим, поверить, прожить это…» – внушал себе Ян.

Он стоял под дверью кабинета истории и мысленно представлял, как он входит в класс. Представлял всё до мелочей. Вот муха жужжит и бьётся в окно, пахнет пылью и чем-то сладким, должно быть сиренью. Солнечный луч лёг на стол перед сонным преподавателем, как раз на стопку разложенных билетов. Маленькие пылинки кружатся в этом луче. Он протягивает руку: «Третий слева – мой». И… бинго! Ян идёт готовиться.

На парте перед ним сидит рыжеволосый Чарли Мейсон, справа – невысокого росточка девчушка с двумя косичками – Хайди Фишер. Отличница Марина Грасс – темноволосая, серьёзная девушка – слева, что ж, неплохая компания. Ян достает ручку и быстро начинает писать ответ на свой вопрос.

Хайди уже всё написала и сидит, накручивая на палец конец косички, повторяет, видимо, сейчас пойдёт отвечать. Марина – ну, она ж отличница – тщательно что-то выводит на бумаге. А вот бедняге Чарли явно не повезло. Ян всегда догадывался, что Чарли всего лишь хвастун и выдумщик, и, естественно, никакой счастливый билет он не вытянул в отличие от него, Яна. У доски тихо стонал щуплого вида парнишка с мышиного цвета волосами – Олли Смоллет:

– Крестьянские восстания в Англии и Франции происходили потому… что было тяжёлое положение крестьянства и… рост крестьянского недовольства…

– Может быть, вы расскажете, что такое Жакерия? – медленно цедила слова учительница в седых буклях – грымза-людоедка Миллоу.

– Э-э-э… Французская революция? – неуверенно, вопросом на вопрос ответил Олли.

– А кто такой Уот Тайлер? Или, может быть, вы хотя бы знаете, где он жил? – Она приподняла брови так, что её очки, казалось, сами ползут на лоб.

– В Англии, – облегчённо выпалил Олли, уж английское имя он точно может отличить от французского.

Ян сочувственно посмотрел на Олли, больше тройки ему никак не светит. Его взгляд падает на Чарли Мейсона, тот делает страдальческое лицо и показывает ему свой листок, на котором ничего, кроме заголовка, не написано: «Научные открытия и изобретения Средневековья». В глазах Чарли читается отчаяние.

Бедняга, Ян хотел бы помочь другу, но в голове у него только свой билет и ничего больше. Очень жаль. Ян вздыхает и разводит руками, давая понять, что ничем не сможет помочь. И тут он вспоминает про шпаргалки, которые всё-таки предусмотрительно рассовал куда попало, так, на всякий случай.

Рисковать он не собирался. Попадаться со шпаргалкой, да ещё так глупо, он не планировал. И всё-таки ему стало ужасно любопытно, можно ли сделать так, чтобы нужный листочек сам оказался у него в руке. Он сосредоточился, ему нужна была шпаргалка номер шестнадцать, левый носок. Главное, всё сделать незаметно. Итак, она лежит в носке, маленький сложенный вдесятеро листочек, нежно и любовно припрятанный рядом с пяткой, и терпеливо ждёт своего часа…

Ян напряг все силы своего сознания и представил, как нужная шпаргалка сама выбирается из его носка, при этом что-то ужасно защекотало его ногу, как будто по нему ползла жирная гусеница. Было и смешно, и ужасно противно одновременно. Гусеница-шпаргалка двигалась медленно, то складываясь вдвое, то распрямляясь во всю длину. С горем пополам выбралась она из носка и поползла вверх по ноге – о боги! – внутрь штанины!

На лбу Яна выступили крупные, как градины, капли пота, взгляд был напряжённый. Его глаза расширились от ужаса, как только он понял, что шпаргалка ползёт не туда, куда нужно (как он её вынет из штанов, когда она доползёт до колена или выше – вот интересно!), на его лице изобразилась целая гамма чувств, и он стал дрыгать ногой, чтобы заставить гусеницу ползти в другом направлении.

– Енсен, вам нехорошо? – обратила на него внимание пожилая учительница.

Ян сидел красный как рак и не знал, что ей ответить. Палитра из всех оттенков красного – от алого до бордового – бушевала на его лице, становясь всё гуще и насыщеннее:

– Всё в порядке, госпожа Миллоу, душно очень.

Зачем он так сказал?! Учительница поднялась и, с трудом переставляя тяжёлые ноги, не спеша пошла прямо мимо него к окну, долго возилась с затвором, но наконец открыла его. В это время гусеница с упорством альпиниста, покоряющего Эверест, ползла вверх по задней поверхности его ноги, добралась до колена, сделала ещё один шаг и упёрлась в подколенную складку. Она начала возиться изо всех сил, прокладывая себе дорогу. Ян согнул ногу и, что было силы, зажал её. Шевеление прекратилось, теперь под коленкой Яна кто-то бился в предсмертных конвульсиях.

А госпожа Миллоу в это время медленно развернулась на каблуках и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, неторопливо зашагала назад по проходу. Парализованный Ян, у которого от напряжения дико свело всё тело, готов был провалиться сквозь землю. Что, если эта проклятая шпаргалка вывалится из штанины прямо ей под ноги? И вот тяжёлая поступь приближается, шевеление гусеницы под коленом окончательно прекратилось. Ян больше не чувствовал не только её, но и вообще всю свою ногу. И вот наконец госпожа Миллоу уже прошла вперёд и не могла видеть, как согнулся под парту и быстро поднял что-то с пола Ян Енсен.

И тут Ян понимает, что не может больше сидеть в этой комнате: в ушах стучало, сердце выпрыгивало из груди, а за окном так отчаянно чирикали воробьи и светило солнце, что ему захотелось покончить со всем этим как можно быстрее.

– А можно отвечать без подготовки? – спрашивает Ян.

Брови госпожи Миллоу поползли наверх с удвоенной силой, она растерянно кивнула. Ян тут же вскочил, опережая протесты маленькой Хайди Фишер (ведь сейчас была её очередь отвечать). Проходя мимо парты Чарли, Ян незаметным движением сунул ему в руку сложенную вдесятеро бумажку и вышел к доске.

Он так быстро выпалил свой ответ, что пожилая учительница даже не задала ему ни одного дополнительного вопроса, настолько она была поражена. Сколько лет она работает в школе, но никогда ещё ученик не отвечал так быстро и так складно, словно читал невидимый учебник. В чём подвох? С каких это пор Енсен стал хорошо учиться и почему он в очках? Все эти вопросы крутились у неё в голове, пока она выводила оценку «отлично» в табели. Может быть, он списал? Но как? Он ведь только пришёл, взял билет и сел за парту. Невозможно успеть списать за две минуты. И потом, он же не читает с листа, а говорит по памяти… Весь остаток дня Ян не выходил у неё из головы.

После экзамена Ян стучит в дверь квартиры номер один самого жёлтого дома на Яблоневой улице, чтобы сообщить Софии, что сдал последний экзамен на отлично. Свобода! Вот она, долгожданная свобода! Долго потом они ещё будут гулять по Эпл-блум, отмечая начало летних каникул.

Улицу не зря назвали Яблоневой. Бело-розовые шапки деревьев текут вдоль неё до самого горизонта. Улица спускается к реке, на которой так хорошо ловить рыбу и купаться летом, а ещё можно кормить уток прямо с моста чуть ниже по реке или просто сидеть на песке и смотреть на другой, высокий берег, поросший вековыми соснами. Они стоят, как корабельные мачты, и качаются в такт ветру.

Экзамены были закончены. Лето вступало в свои права. В высокой траве уже вовсю стрекотали кузнечики. Ещё каких-нибудь пять-шесть ленивых дней (или сколько там нужно Лэсли на его экзамены, всё-таки выпускной класс), и они с братом поедут в деревню к бабушке, где его ждут совершенно новые открытия.

Всё дело в том, что деревня, где живёт бабушка, находится в «аномальной зоне», как называют её люди. Там часто происходят всякие по их понятиям сверхъестественные вещи. Говорят, что там даже видели НЛО, а трава на полях сама закручивается в причудливые узоры. Много чего говорят, во что раньше он не верил. И теперь ему чрезвычайно интересно было узнать, что же там происходит на самом деле.

Глава 8. Поезд в лето

– Ну, вот и всё. Присядем на дорожку. – Анна Енсен в нежно-жёлтом клетчатом плаще опустилась на краешек увесистого чемодана в коричнево-зелёных узорах.

– Мам, а мы не опоздаем?

Ян был в предвкушении этой поездки, но, как всегда, очень волновался. Он так боялся опоздать на поезд, что готов был уже с утра ехать на вокзал, хотя поезд уходил лишь вечером.

Когда Ян был маленький, с ним приключилась одна история, с тех пор он вечно нервничал перед поездками по железной дороге. Это было давно, когда ему было лет пять или шесть. Они отдыхали у бабушки, но папа решил, что непременно надо свозить детей в соседний город в зоопарк.

Ехать надо было четыре часа на электричке, поэтому встали в тот день очень рано. Было лето, но, когда отец разбудил его, было ещё темно. Папа сварил сосиски, к которым Ян даже не притронулся. Бабушка пошла провожать их на поезд. На вокзале она решила во что бы то ни стало сводить Яна в туалет, ведь ехать предстояло очень долго. Сонный Ян не очень понимал, что вокруг происходит. Папа и Лэсли остались почему-то в электричке, а он с бабушкой пошёл в здание вокзала. Они долго стояли в какой-то длинной очереди. Сильно пахло какими-то нечистотами, и очень хотелось как можно скорее уйти оттуда.

Но вот они снова оказались на платформе. Электричка то открывала, то закрывала двери, шумно пыхтя и отдуваясь. Ян не помнит, как так случилось, но в какой-то момент бабушка просто впихнула его в вагон, двери закрылись, и поезд тронулся. Что же было делать? Он оказался совсем один посреди набирающей скорость электрички! Ян вошёл в вагон, надеясь, что увидит там папу и Лэсли, но никого из них там не оказалось. Видимо, бабушка, понимая, что не успевает добежать до нужного вагона, просто впихнула Яна в самый первый, до которого они только успели дойти. А папа и Лэсли подумали, что бабушка с Яном на электричку опоздали, и сидели с невозмутимым видом, читали журнал и жевали пряники. Маленький Ян стоял в крайнем вагоне поезда и не знал, что делать. В конце концов он нашёл какой-то укромный уголок у двери, сел туда и тихонечко заплакал. К нему подошла какая-то женщина, а потом они пошли вместе с ней через весь поезд. Ян помнит, как страшно было переходить из вагона в вагон, как жутко скрежетали колёса электрички, с каким ужасом смотрел он на мчащуюся под ногами землю…

С тех пор он всё время боялся опоздать на поезд. И каждые пять минут посматривал на часы.

– Не волнуйся, Ян, присядь лучше и помолчи минутку. Это традиция. Подумай, всё ли ты взял с собой. Потом уже вернуться будет нельзя. – Джон пододвинул к себе табурет и, взяв за руку сына, усадил его.

Минуту все молчали.

– Ну, поехали! – Анна встала и пошла к двери. – Цветы будет поливать София, она мне обещала, да мы и ненадолго, две недели пролетят, и не заметишь.

– Отпуск – хорошая штука, только уж очень он у вас короткий, мам. Вот наши каникулы куда лучше. – Лэсли толкнул плечом Яна и потрепал его по светлым волосам.

Автобусная остановка была буквально в двух шагах от дома. На ней было многолюдно, по всему видать, автобуса не было уже давно. Джон вышел на дорогу посмотреть, не идёт ли автобус.

– Нет, ничего не видно.

– Ладно, не переживайте, будет вам автобус, – сказала Анна.

– Как это? – Ян удивлённо посмотрел на мать.

– Тихо, не мешай, мама сейчас наколдует нам автобус, – со смешком сказал Лэсли.

Анна отвернулась от дороги и закрыла глаза, затем постояла так минуту, посмотрела на небо, на землю, и, как только она подняла глаза на дорогу, на ней показался автобус.

– Круто! – сказал Лэсли. – Каждый раз поражаюсь, как здорово ты это делаешь, мам!

– И как же это работает? – Ян протискивался внутрь булькающего и клокочущего автобуса.

«Быг-быг-быг…» – постанывал он… «Давай поднажми!» – кричали в задних рядах пассажиры, стараясь утрамбовать впереди стоящих и протиснуться в салон.

Они бросали монетки в прозрачный контейнер и откручивали для себя билеты с катушки, не забыв пробить их компостером. Когда семья Енсен наконец села на свободные места, Джон попытался объяснить:

– Мама сначала отвернулась от дороги, Ян, ты видел? Чтобы выйти из имеющейся реальности, когда автобуса нет, и создать новую вариативность, когда автобус подъедет. Она создала цепь событий, которые должны привести к появлению автобуса: посмотрела наверх, вниз, а потом… Хм… как тебе объяснить…

– Ян, я же тебе это сто раз объяснял уже. Можно загадывать по-разному, – вмешался Лэсли и, понизив голос, заговорил мистическим тоном: – Вот, например, я загадываю: сейчас проехала синяя машина, потом из-за поворота покажется красная, я отвернусь, попрыгаю на левой ноге, а когда повернусь обратно, увижу, как подъезжает нужный мне автобус. Понял? Сначала берёшь какое-нибудь одно реальное событие как отправную точку, потом прогнозируешь второе и загадываешь третье. Надо представить, что автобус приедет, поверив в это, и он таки приедет! Но мне всё равно далеко до мамочки – она профи в этом деле!

– Это не так сложно, как кажется, надо только больше практиковаться, – сказала Анна.

– Я так ищу место для парковки, – вдруг вмешался в разговор дядечка в синей шляпе, сидевший справа от них, – Правда, сейчас мой драндулет не на ходу, но вы правы, это здорово помогает. – И он весело подмигнул всей компании.

Все дружно засмеялась. Ян вопросительно посмотрел на отца.

– Вот видишь, Ян, любой ЧЕЛОВЕК может это сделать, – сказал отец, делая особый акцент на слове «человек», – всё дело в настрое, ну, и в практике, конечно.

На вокзал подъехали вовремя. Выгрузились из автобуса и неспешно пошли к единственной во всём городе платформе. Ян любил ездить на поездах. Запах железной дороги, шпал – это ни с чем не сравнится. Он манит, и ты чувствуешь приближение чего-то интересного, захватывающего. Яну очень нравился этот запах, он и сам не понимал почему.

На перроне суета, Джон достает из нагрудного кармана оранжевые с золотой печатью билеты и протягивает их проводнику.

– А ваш чемодан на полку не встанет, – поджав губы и покосившись на увесистый багаж Енсенов, сказала девушка в синей форме.

– Ничего-ничего, это только так кажется, мы не первый раз с ним путешествуем, – с улыбкой ответил Джон.

Анна прошла в вагон, за ней стали подниматься по крутой, сетчатой, как кружевная паутина, лестнице и ребята. Замыкал шествие Джон, тащивший огромных размеров чемодан.

– Вот и наше купе. – Анна сняла плащ и повесила его на крючок.

Джон поднял сиденье, и огромный чемодан исчез в крохотной нише.

– Всегда полезно немного расширить пространство, – подмигнул он Яну.

Ян никогда раньше даже и не задумывался о том, как такой чемодан вообще может хоть где-то поместиться. Он впервые понял, что есть простые и удивительные вещи, на которые он раньше просто не обращал внимания.

Поезд тронулся плавно, практически незаметно, только поплыли куда-то деревья за окном. В купе вошла проводница:

– Ваши билеты… Постель заказывать будем? Чай пить будем?

– Да, пожалуйста. Четыре постели и четыре чая.

Джон расплатился, и проводница вышла из купе. Анна стала распаковывать маленькую дорожную сумку.

– Мм… запечённая курица в фольге – фирменное блюдо для поезда. – Лэсли уже потирал руки в предвкушении вкусного ужина.

– А я бы не отказался от кофе, – лукаво подмигнул жене Джон.

– Будет вам и кофе, и какао с чаем, – улыбнулась Анна. – Теперь, когда Яну стали доступны кое-какие вещи, я решила добавить в нашу жизнь немного импровизации. Теперь это никого не шокирует и не удивит.

С этими словами она стала разворачивать фольгу, под которой, однако, не было никакой курицы. Под ней была ещё одна упаковка – полупрозрачная, голубоватая, отливающая перламутром. Она была закрыта в виде большого артишока. Один за другим Анна стала разворачивать лепестки, чтобы добраться до сердцевины. Внутри, казалось, что-то светилось и мерцало. Внутренние лепестки были настолько яркого цвета, что казалось, это не цвет, а свет в чистом виде. И вдруг этот «бутон» сам собой раскрылся по часовой стрелке, как сферический веер, и на столике купе оказался круглый золотой поднос, уставленный разными вкусностями.

Здесь была и запечённая курочка, и овощное рагу, и бараньи ребрышки в подливке, рис с шафраном, картофельное пюре, салат, канапе с ветчиной и сыром, тонко нарезанные соленые огурцы и даже мамины фирменные блинчики. Оставалось только гадать, когда она успела всё это «приготовить» и как всё это поместилось в таком маленьком комочке фольги. После того как все насытились, Анна подхватила поднос и свернула его ловким движением руки против часовой стрелки. Он послушно сложился, как веер, в нечто, напоминающее бутон артишока.

– И как это ты всё успеваешь? – с лукавой улыбкой спросил Джон и подмигнул.

– Это потому, что я не жена, а золото! А теперь чай! – сказала она, и в ту же минуту дверь купе съехала в сторону, и появилась улыбающаяся проводница с подносом, на котором, позвякивая чайными ложками, стояло четыре стакана в жестяных подстаканниках. Над каждым из них поднимался густой пар, а на блестящей поверхности плавала долька лимона.

– Но я просил кофе, – в шутку возмутился Джон, когда проводница вышла.

– Ох! Извините! – сказал Лэсли. – Ну-ка, Ян, настало время для практики, изобрази нам превращение чая в кофе!

Дело было сделано с величайшим мастерством, даже Джон оценил качество напитка, сказав, что в жизни не пил такого вкусного кофе, да ещё и… с лимоном.