– Что ж, – подвел итог ДоКу. – Опрашиваем всех, кто работает в «Голубой бабочке». Ищем тинэйджеров и мобильный Ли Ена, которого на его теле не оказалось. Не факт, что он был при нем, но вероятность этого слишком мала.

– Вариантов два: либо мобильный прихватил преступник, либо его подобрали подростки, – постукивая ручкой по столу, сказал Чо Хве, словно не заметив, что ДоКу уже закрыл совещание.

– Если найдем телефон, – тут же подхватила Юна, – то можем узнать с кем он разговаривал последний раз в своей жизни.

– А эта уже зацепка, – кивнула Сая.

Команда продолжила обсуждение, не беря во внимание, что оно было закончено капитаном ДоКу, просто «выкинув» его.

ДоКу невозмутимо собрал бумаги и ушел в свой кабинет. Они неплохо поработали и не важно, что не приняли его, ДоКу это не волновало. Они не могли принять его, как и он их, потому что принадлежали разному кругу и заметно не дотягивали до его образа жизни, а он вовсе не обязан был сближаться с ними. Хотя чем, такие как он, отличались от таких, как они? Доходом? Статусом? Эти ребята были порой умнее, образованнее и порядочнее некоторых политиков и финансовых воротил, которых знал ДоКу. Только это ровным счетом ничего не меняло. Для него они были и оставались, всего лишь подчиненными, рабочими лошадками, которые должны беспрекословно выполнять его приказы и не осложнять ему жизнь.

Этим вечером он ужинал у своей предполагаемой невесты и ее отца. Моложавый, холеный, полный достоинства, вкладывающий в каждое свое слово, даже пустячное, особый смысл, отец Энжи невольно заставлял себя слушать. Господин Пак Мин подспудно давал понять ДоКу, что оказывает ему честь, позволив породнится с ним. Сама Энжи была красива, воспитана и элегантна. Было видно, что она дорожит своей внешностью, возводя ее в культ и безоговорочно веря в силу своей красоты, отодвигая остальные свои достоинства и способности, на которые не возлагала особых надежд, не видя в них особого проку.

– Почему все-таки следственный отдел? – вальяжно развалившись в кресле, допытывался г-н Пак Мин у будущего зятя, хорошо поставленным голосом. – Чем вас не устраивала работа в прокуратуре?

Энжи немного напряженно следила за ходом беседы, чтобы вовремя вмешаться. Она была непростительно хороша. Уложенные голливудской волной волосы, удивительно шли ей, а крохотные изумруды в ушах и атласное платье цвета темного шоколада были изысканы. ДоКу осторожно поставил хрупкую фарфоровую чашку на стол полированного черного дерева.

– Чтобы возглавить департамент, нужно с азов знать как его работу, так и его сотрудников.

– О! – протянул будущий тесть, одобрительно оглядывая кандидата в зятья. – У вас здоровые амбиции и правильный подход к делу.

– Но разве работа простого детектива не опасна? – встревожилась Энжи.

ДоКу мельком взглянул на ее аккуратные круглые колени прижатые друг к дружке. Какова она в постели? У нее отличная фигура и хорошее привлекательное тело.

– Дорогая, у ДоКу в подчинении отдел, а начальник отдела не обязан бегать за каждым карманником.

– Тем не менее, г-н ДоКу выглядит утомленным, – заботливо отметила Энжи.

Уже в машине, понемногу продвигаясь в пробке в сторону дома, ДоКу раздумывал над создавшимся положением. Он не стал говорить г-ну Пак Мину, из-за чего перешел в следственный отдел. Г-ну Пак Мину знать это, было ни к чему, тем более знакомство с невестой, устроенное отцами, кажется, прошло удачно, и он надеялся, что понравился Энжи. К произошедшему разговору ДоКу отнесся никак, не придавая ему никакого значения, понимая, что это была всего лишь пустая формальность. Г-н Пак Мин уже дал понять, что поощряет его ухаживание за своей дочерью. Что касается самой Энжи, то он не против брака с ней, и она вполне устраивала его в качестве будущей жены. Но у него была Мия с которой нельзя было порвать просто так. Эта женщина безропотно терпела его все эти три года, хотя он смог дать ей немного. Расстаться с Мией не было проблемой, проблемой было не оставить ее с разбитым сердцем и он не представлял как быть. Мия давно и преданно любила его, и это ставило ДоКу в трудное, если не в зависимое от нее положение. По сравнению с той любовью, что она дарила, он почти ничего не давал: ни душевного тепла, ни доверия, ни будущего на которое она надеялась. Он жалел ее, но молча, помогал, тоже молча, не вдаваясь в суть ее проблем. Ему просто нечего было сказать Мие, даже то, что он благодарен, что она не оставила его в его одиночестве. Она была соломинкой, но не прочной опорой. Как-то, в самом начале их связи, он попытался рассказать ей о своей работе. Он видел, она старалась понять, но не могла почувствовать за будничными словами нерв его проблем, и ей было явно не по себе, она испугалась. Может он требовал слишком много? Молчаливое понимание, это что – несбыточная мечта? Только ли для него она несбыточна? Видя влюбленные парочки, глаза которых горели огнем любовного вдохновения, он чувствовал себя обделенным. Но у кого он мог потребовать свое? Он надеялся, что преданная любовь Мии зажжет и в нем подобную искорку, и Мия старалась, делала все что могла. Значит, проблема была в нем. В Мие это любовное вдохновение горело вовсю, иначе она не вытерпела бы ДоКу столько… А Энжи? Энжи, как и он будет расчетливо строить с ним свое будущее, но… в какой-то момент он почувствовал, что и при ней его накрывают сети скуки. Наверное, он не способен на большее, не способен чувствовать сильнее, глубже… Он усмехнулся: какой смысл тогда менять преданную Мию на красавицу Энжи? Конечно, смысл был. Энжи поможет устоять и сохранить то положение, что он уже имел, даст те связи, что впоследствии помогут добиться большего. Наверное, то, что это имеет смысл, он поймет лучше, когда у него с Энжи, появятся дети.

Тем же вечером Юна с Каем проводили Чо и Саю до такси, где эта парочка тут же принялась обниматься.

– Ну, все я побежал, – протянул ей руку Кай.

– Пока, – пожала ее Юна. – Смотри не опоздай.

– Эй! – остановился Кай. – Ты как догадалась?

Засмеявшись, Юна махнула рукой, поторапливая его, и пошла в свою сторону. По пути она зашла в храм, чтобы купить для Кая талисман удачи в любовных делах, решив пройтись пешком, все равно Хена дома не было, спешить было незачем и было о чем подумать. То, что отдел будет заниматься только делом сутенера, ее откровенно бесило. Черт, как же это неприятно, когда в команде появляется чужак, и ведь это инородное тело не желало приживаться. А между тем Ретушер не собирался униматься, даже, несмотря на то, что полиция буквально наступала ему на пятки.

Неделю назад на пустыре, что тянулся за больничным комплексом «Милосердных сестер» снова нашли женское тело. Лицо погибшей было искромсано в месиво, но личность убитой все же удалось установить. Эта тридцатилетняя домохозяйка жила совершенно в другом конце Сеула. Перед тем как убить, ее изнасиловали, изрезали лицо, а потому уже перерезали горло. С самого начала с этим делом было не все ясно. Прежде СМИ поднимали вой вокруг какой-нибудь уличной потасовки или украденного у старушки кошелька с несколькими вонами, склоняя на все лады неспособность полиции навести порядок и противостоять преступности, а в этот раз жестокое убийство вдруг обошли молчанием, если не считать одной короткой заметки о найденном на пустыре теле неизвестной… и все. Никаких подробностей и смакования деталей. Потом, когда Юна забила в базу данных полиции классификационное описание ран и травм, приведших к смерти, она поняла причину столь странного молчания. Газетчики, в кои-то веки, пошли навстречу полиции, решив поспособствовать поимке маньяка. Потому что, пресса может здорово помочь лишь одним – молчанием. Следственные отделы четырех округов Сеула расследовали четыре последних убийства, не считая висяков и тех схожих преступлений, что приписывали Ретушеру. В общей сложности выходило, что маньяк совершил двадцать убийств. То что они были идентичны не вызывало сомнения, почерк убийцы просматривался четко. Из-за того, что он резал всем своим жертвам лица, Юна прозвала его Ретушером. Перед этим она изучила кучу материалов, к которым только имела доступ: анализы с мест преступлений, фотографии жертв, заключения экспертов и патологоанатомов. Она тщательно сортировала информацию, забивая ее в компьютер, обращая особое внимание на детали, из чего складывалась общая картина преступления. Так маньяк каждый раз пользовался презервативами. Свою жертву он оглушал, нанося удар по голове. Орудовал очень острым ножом. Руки пленниц стягивал скотчем. Пользовался латексными перчатками, не оставляя следов. Но вот жертвы… Их выбор ставил Юну в тупик. Никаких общих черт или признаков, по которым на них пал выбор Ретушера она не видела. Их ничто не объединяло и от того казалось, что выбор больного истеричного воображения преступника был случаен. Это как-то не вязалось с продуманностью самих его преступлений. С подачи Юны, через Ока, полиция города занялась фотографами, как известными профессионалами, так и любителями. На заметку были взяты все ателье и студии, занимающиеся фотографиями, фотосессиями, делающими портфолио. Но это не дало никаких результатов, и следствие зашло в тупик. Юна с капитаном Оком исходили из того, что Ретушер будто «подправлял» лица женщин и взяли за основу то, что катализатором убийств было их несовершенство. Юна брела домой в который раз, пытаясь понять, что же, в конце концов, общего было во всех этих жертвах. Ведь должен существовать какой-то физический недостаток, на котором Ретушер зацикливался? Может, стоило подумать о том, почему время в промежутках между убийствами было неодинаковым? Ретушер мог долго не убивать, а потом шло несколько убийств чуть ли не подряд. Вот и выходило, что кроме почерка преступлений отвратительно жестоких и садистских, следствие не имело ничего. Подходя к дому, Юна пораженно остановилась. В ее окнах горел свет. Теряясь в догадках, она поднялась к себе. Когда вставила ключ в дверь, она резко распахнулась.

– Ой! – обрадовалась Юна. – Когда ты вернулся?

– Я тебя еще два дня назад предупредил о своем приезде, – недовольно сказал Хен, уходя вглубь квартиры. – Ты как всегда тут же все позабыла из-за своей работы.

– Извини, я правда… – виновато пробормотала она, идя следом за ним.

– И долго так будет продолжаться? – резко остановился он.

Юна понурилась.

– Я думал, ты встретишь меня, а в доме ни тебя, ни даже хлеба… – выговаривал ей Хен.

Юна готова была сквозь землю провалиться от стыда.

– Послушай, – спокойно произнес он, что было не очень хорошо. Лучше бы уж кричал и топал на нее ногами. – Так дальше продолжаться не может. Тебе придется выбирать между мной и работой, и чем скорее ты это сделаешь, тем будет лучше и для тебя и для меня.

Сдернув с вешалки куртку и, обойдя Юну, он пошел к двери.

– Ты куда? – спросила она ему вслед.

– Пойду, поем чего-нибудь, – бросил он через плечо и ушел, хлопнув дверью.

Юна прошла в комнату и упала на диван. Ни думать, ни шевелиться не хотелось, но пришлось. В прихожей в сумке заиграл сигнал ее телефона.

– Да, – отозвалась она.

– Это я, – услышала она потухший голос Кая.

– Опять?

– Угу, – вздохнул Кай. – Что со мной не так, а? Скажи, что вам бабам надо?

– А вам?

У Кая опять сорвалось свидание вслепую. При первой встрече Кай обычно робел и так не отличающийся красноречием, из него в этот момент слова нельзя было вытащить. Скованным, он не то что развлечь, но даже поддержать разговор не был способен и выглядел откровенным тормозом. Но даже когда у него вдруг получалось расположить к себе женщину, это не гарантировало успеха их дальнейших отношений. Юна понимала, что проблема была не в том, что сорокалетний, кряжистый, брутальный Кай не нравился женщинам, а в том, что он их не удерживал. Сближение с женщиной успокаивало его и он, считая, что цель достигнута, снова погружался в работу, хотя Юна не уставала повторять ему, что именно первое время после сближения, самое важное для пары время и, женщина как никогда нуждается в доказательстве того, что она необходима избраннику. Но Кай был беспечен, считая, что раз сказаны все нужные слова и все обговорено, то зачем и дальше что-то доказывать. Видимо, человеку свойственно наступать на одни и те же грабли и Кай был ярким тому примером.