Глава третья
Посланец из ада

11 ноября 2033 года, утро. Станция метро Петроградская

Нет ничего приятнее, чем возвращение домой. Даже если этот дом ну очень глубоко под землей. Маленький отряд ждали. Ритуал и тут был отработан до мелочей и известен всем: на сей раз – никаких торжественных речей, новообращенных встречал марш, исполненный Ленькой-музыкантом на аккордеоне. Под эту музыку подростки пройдут до стола, накрытого посередине перрона, где их, оголодавших, ждет праздничный обед, жители будут хлопать в ладоши и осыпать молодых людей цветами. А Хранитель наконец-то сможет отдохнуть: практически сутки на ногах, а он уже далеко не мальчик.

* * *

– Виктор Михайлович, там к Вам пришли.

– Кто еще?!

– Не представился. Он сейчас на посту у Ботанической, Вас ждет.

Да черт бы его побрал!..

Мужчина был невысок, лыс и по-спортивному ладно скроен.

– Виктор, как вас по батюшке?

– Хранитель.

Увидев замешательство на лице собеседника – тот явно не ожидал такого ответа, – Виктор злорадно хмыкнул: мужик не понравился ему сразу, какой-то слишком уж чистенький, вылизанный. И еще эта совсем не метрошная смуглость. И не природная, благоприобретенная, однозначно. Но откуда бы? И да – еще неприкрытое стремление доминировать. Сразу вспомнилась Маринка, университетская подружка. Как там у нее? «Не люблю, кто больше меня выеживается»? Вот и он, Виктор, не любил. Терпеть этого не мог.

– Хранитель, называйте меня Хранителем.

– Мне бы удобнее по имени-отчеству, но… Хозяин – барин, как вам будет угодно. Меня называйте Петр Иннокентьевич. Но можно и без отчества, уж больно оно у меня заковыристое.

Гость засмеялся. Вот только смех у него был неприятный, писклявый и… снисходительный.

Что ж. Петр Иннокентьевич, так Петр Иннокентьевич. И никаких Петров. Правда, до жути хотелось назвать этого Иннокентьевича просто Петрушей, или – Петрушкой. Хотя… Петрушкой не пойдет, слишком игриво. А тут противник серьезный.

Хранитель вряд ли смог бы сказать, почему записал пришлого в противники. Чуйка? Хрен ее знает. Но на друга этот хлыщ точно не тянул.

– И чем могу служить?

Хранитель был сама вежливость, и даже улыбался краешками рта, но взгляд слегка прищуренных глаз мог бы спокойно заморозить небольшой пруд. Гость или не заметил этого, или решил не обращать внимания.

– Вам, Виктор, наверняка интересно, почему я обратился именно к вам, минуя непосредственного начальника? И… Может, пригласите меня пройти?

Конечно, интересно. Особенно то, чем так Ильич провинился, что его кинули.

Мужчина понял молчание Хранителя по-своему.

– Вы не беспокойтесь, мой визит не официальный. И имею я разговор именно к вам. Так что?

Меньше всего Хранителю хотелось вести залетного в лабораторию.

– Михась, – Хранитель обратился к пареньку, дежурившему на блокпосту, – если меня кто спросит, я не принимаю, занят.

И уже к гостю:

– Что ж, добро пожаловать…

Но повел он его не на Ботаническую, а к себе…

* * *

– Интересная у вас станция. И детишек много. А Элиза – это из сказки?

Хранитель недоуменно посмотрел на гостя, не сразу сообразив, что тот имеет в виду. Надо же, какой внимательный…

Вывеску – «Мастерская Элизы» – прикрепил над дверью одного из вагонов какой-то шутник. Название прижилось: в вагончике ткали, вязали и шили из сырья, которое вряд ли можно назвать обычным. Да, сказку «Дикие лебеди» в детстве читали и любили все. Но одно дело – прочесть, как девушка вяжет кольчуги из крапивы для спасения братьев, и совсем другое – самим изготовить такую «кольчугу». И не только из крапивы. В ход шла хвоя из сада, на специальной, закрытой, делянке выращивалась конопля. В вагончике был конечный пункт большого производства. А в тупике, где в мирное время ночевали поезда, обрабатывали сырье. Работы тут хватало для всех, в том числе и для ребятни, которую хлебом не корми, дай попрыгать и побеситься. Вот и пусть прыгают, на мешках с вымоченной хвоей. Чем больше прыгают, тем быстрее получается куделя. И вот уже жесткие иголки превращаются в пушистую массу. С крапивой все сложнее, туда малышню не пускают, силенок для ее обработки у них еще маловато. Не промышленное производство, конечно, кустарщина, но зато народ одеждой обеспечен, не в обносках ходит, все по размеру, полу и возрасту. И одежда эта вполне даже чистая, чище, по крайней мере, чем то, что из города приносят. Фонит, куда без этого, но в пределах нормы.

– Но, если честно, то я рассчитывал посмотреть вашу лабораторию.

Своей осведомленностью Петр Иннокентьевич явно хотел удивить Виктора. И ему это удалось. Выражение лица Хранителя изменилось всего на долю секунды, но гостю этого вполне хватило.

– Удивлены, что мы про нее в курсе?

– Да почему? А вы что, специалист?

Петр Иннокентьевич замялся: никаким специалистом он не был, и про лабораторию ляпнул просто так, чтоб набить себе цену. И вот теперь придется выкручиваться.

– Да что вы, нет. Просто слухами земля полнится, в наше время такого нигде не встретишь.

– В наше время много чего уже не встретишь. Так чем могу служить?

– Служить… Собственно, ничем. Скорее это я вам услужу. Что вы знаете про муринцев?

Муринцы… Те, кто живет в Мурино? И он, получается, должен про них знать?

– А что, обязан?

– Вот и спрашиваю. Это люди, которые не боятся радиации.

– А… Ясно. Ходят слухи.

– Это не слухи, люди вполне реальны. И, между прочим, это наследуется, как и ваши способности. Вот так-то.

У Хранителя перехватило дух. А что если?.. Насколько вообще это реально? Что, опять метод свободного тыка? Ладно, об этом он подумает позднее.

– А скажите, что это за аттракцион неслыханной щедрости? Альтруизм на пустом месте всегда подозрителен.

– А для нас это ничего не стоит. Вот результат… Если таковой будет.

И Петр Иннокентьевич опять противненько хихикнул.

– И где мне расписаться?

– Что? Не понял? – гость удивился, причем, вполне искренне.

– Кровью, говорю, где расписаться? Расписка где? – Хранитель деланно повысил голос, словно разговаривал с глухим, или глупым.

– А-а… Типа я дьявол, а вы мне душу продали? – и Петр рассмеялся уже во весь голос. – А что, остроумно.

– А разве не так? Свалился невесть откуда, кинул кость, а за результатом потом, мол, явлюсь. Так что, господин Вельзевул, или как там вас, палец резать будем?

– Обойдемся без крови. Результат, если таковой будет, конечно, не скроешь. А вот кое-какую информацию мы бы от вас с удовольствием получили.

– «Мы, Николай Вторый»?..

– Вы шутник, Виктор. Мы – это те, кто меня сюда прислал. Эдем, слышали про такое? Так что, расскажете про вашу мутацию?

Глава четвертая
В начале было…

12 октября 2020 года. Станция метро Петроградская

– Ну что, очнулся?

– Найн, майн херц.

– Ты хоть сейчас не ерничай, скалозуб… Он жить-то будет? Места на нем целого нет.

– И что ты так за него трясешься? Прям как за родного. Или мы чего-то не знаем, а?

– Рот закрой, балаболка. Лучше дело делай, а то истечет кровью совсем.

– Не истечет, царапины посохли уже. И где ж ты, зараза, такой бритвенный станок разыскал? Эй, Ботаник, слышишь меня?

– Дай ему еще нашатыря, что ли, нюхнуть тогда!

Не надо нашатыря! Он и так все слышит! Начальник, Ильич, его голос… А второй Пинцет, Митяй Караваев. И они вдвоем пытаются вернуть его в действительность. Реаниматоры, бля. Ладно Митяй, он хоть стремненький, но все равно медик, а Ильич-то чего тут суется? Послать бы их обоих ко всем чертям, да сил нету. Тоже мне доброхоты…

Характерные шаркающие шаги – Митяй чуть прихрамывал на одну ногу, скрип петель… И, спустя мгновение, в нос больно ударили пары спирта. Виктора передернуло, и он открыл глаза.

И тут же зажмурился вновь: свет показался нестерпимо ярким и резанул по живому. Виктор сделал попытку повернуться на бок и застонал: от движения подсохшие было царапины открылись и закровоточили вновь, причиняя нестерпимую боль.

– Ты же сказал, что с ним все нормально?

– Само собой, нормально. Как, очнулся, болезный?

– Пошел к лешему, садюга! Дантист хренов. Пинцет недоделанный!

– Не дантист, а стоматолог, это во-первых. А во-вторых, Пинцетом меня теперь не обидишь, привык, принял, смирился. Но вот заболит у тебя зубик, откажусь лечить за непочтение, – Митяй засмеялся. – Ладно, кончай симулировать. До свадьбы заживет. И даже много шрамов не обещаю. Так что не быть тебе бруталом, не надейся!

– Я и не надеюсь…

– О! Лопать будешь? Тебе сейчас полезно. У меня тут кой-чего завалялось.

Виктор открыл было рот, собираясь послать Митяя с его хавчиком подальше, но желудок, словно вспомнив, что его давно не кормили, призывно заурчал. Пожалуй, можно и перекусить.

– Чего у тебя там? Давай.

Митяй опять захихикал.

– Видишь, Ильич, все с ним в порядке. Ты бы шел пока, я тут его в чувство приведу, подмою, подкрашу, потом и побеседуешь. Да скажи там, чтоб чаю горячего принесли, если можно, то с заваркой настоящей. Есть же запасы-то, ну? И про меня не забудь смотри.

Начальник недовольно заворчал: чаю им, настоящего, гляньте, баре какие, – но возражать особо не стал: с Пинцетом спорить – себе дороже: хабал, но злопамятный, а за таблеткой-то к нему бежать придется.

Сухари с горячим чаем, да если к чаю полагается пара кусочков сахара – неземное лакомство. Как же мало надо для счастья, оказывается.

– Пинцетыч, скажи, а как я тут у вас оказался?

– Это у тебя спрашивать надо. Подобрали ребята в павильоне, думали, что дохляк, ан нет, живучий ты.

– И все?

– А что тебе еще надо? Про остальное – это уж ты сам рассказывать будешь. Или что, совсем ничего не помнишь?

– Ничего.

Ничего не помнит, последнее, что осталось в памяти, – окровавленные морды собак, доедающих его друзей. От всплывшей перед глазами картины Виктора скрутило, по желудку словно резанули бритвой, и он тут же изверг из себя содержимое.

– Мать твою! Меня-то за что окатил? Сам потом убираться будешь!

– Отвали, а, – Виктор в изнеможении откинулся на подушку, – а лучше чаю долей.

– Чаю ему… Барин какой.

От резкого толчка входная дверь чуть не слетела с петель.

– Где Федор? – Сильвестр, начальник охраны, схватил Виктора за грудки, приподнял и с силой прижал к стене. – Федька где???

– Сталлоныч, ты поосторожнее тут, – Пинцет попытался оттащить Сильвестра, но от толчка отлетел к противоположной стене.

– Ну?! Где???

Желудок Виктора опять не выдержал… Сильвестр отскочил, но было поздно.

– Тфу ты! Зараза!

– А я предупреждал, – злорадно захихикал Пинцет. – Может, оставишь Витька в покое, а то мне он все тут заблюет!

Впрочем, ярость у Сильвестра уже и сама сошла на нет.

Виктор вытер рукавом губы.

– Нет Федора. И Ивана нет больше. Съели их.

– Кто? Как?

На Сильвестра было страшно смотреть: он как-то сразу осунулся, скукожился, затрясся. Кажется, еще немного, и заплачет, словно обиженный ребенок. Но вместо этого он вновь бросился на Виктора.

– А ты как же, гнида, цел остался?!

«Эх, вот сейчас точно уже не останусь»… Сильвестр получил свое прозвище не только за внешнее сходство со знаменитым актером, но и за недюжинную силу, и встреча с его кулаками ничего хорошего не сулила. Впрочем… «Сейчас проверим, мальчик ты или девочка. О! Мальчик!»… Сильвестр согнулся от резкой боли в промежности. Не дав ему опомниться, Виктор оттолкнул мужчину к стенке. Споткнувшись, тот грохнулся на пол, сметая собой все, что попадалось на пути. Сильвестр зарычал, попытался подняться, но тут же получил еще один толчок. Не сильный, но унизительный.

– Ах ты…

– Антон Андреич, уймись.

Глас вопиющего в пустыне… Виктор это понимал. Эх, разнесут они тут у Митяя все его хозяйство.

Подняться Сильвестр не успел: холодная вода, окатившая мужчину сверху, окончательно припечатала его к полу.

– Остыл? Так-то лучше, – Пинцет довольно улыбался. – И скажи спасибо, что охрану не позвал, а то набуздыляли бы тебе твои же подчиненные.

Он было протянул Сильвестру руку – помочь подняться, но потом отдернул: мало ли что, от этого бешеного всего можно ждать.

– Щ-щенки…