– Где тебя носило?! – возмущалась мачеха, когда я почти бесшумно вошла в дом. Она не спала, хотя обычно её храп был слышен, чуть только садилось солнце.
– Собирала травы, матушка, – покорно ответила я и показала полную сумку. – Синецвет распустился, если его не собрать сейчас…
– Да, да! – перебила меня мачеха, кутаясь в шаль от вечерней прохлады. – А кто корову будет доить? Грядки полоть, рассаду высаживать? Коли весну пропустим, нечем будет зимовать!
– Я всё сделаю, матушка. Никак нельзя было сегодня синецвет упустить.
– Да как ты вообще выдумала, что людей лечить можешь! Кто тебе мысль такую в головёнку твою пустую посадил? Ох, получишь у меня!
Она пригрозила мне кулаком, и я опустила голову, выражая полную покорность. Угрозы её не были пустым звуком. С тех пор, как отца арестовали и приговорили, она часто срывалась на мне, взяв в руки розгу или пастуший кнут, поэтому я старалась не злить её. И как только она велела мне идти в сарай, положила сумку с травами на полати, схватила чистое ведро и побежала к корове Ночке, старушке в яблоках. Мой отец купил её задолго до того, как женился второй раз, когда в нашем доме ещё был достаток. И хотя мне не хватало почившей матушки, Ночка, ещё телёнком, заняла всё моё время и внимание. Она выросла у меня на глазах, у меня в руках, и до сих пор продолжала кормить и меня, и мачеху.
– Как ты, Ночка? – спросила я, ласково поглаживая её голову. – Скучала без меня? Так и не даёшь Велене к себе прикасаться?
Велена хоть и была мне мачехой, но требовала, чтобы я называла её матушкой, ведь именно так просил называть её отец. Она очень любила его. И меня, казалось, любила, до тех пор, как его не стало. И хотя прошёл уже почти год, лучше не стало. Она всё больше кричала, злилась и нагружала меня работой по хозяйству.
Единственный способ уйти от порки и ругательств, который у меня был, – это выйти замуж. Но меня все стороной обходили. Ещё бы. Ведь я была дочерью казнённого повстанца. И всегда шла на помощь старым папиным друзьям, помогая им не только пищей, деньгами и одеждой, но порой излечивала от страшных ран и болезней.
Велена в своё время была такой же. Глядя на неё, я училась состраданию и самоотверженности. Но ничто не вечно под нашим ясным солнцем.
– Мне сегодня приснился странный сон, – говорила я, пока доила Ночку. – Будто встретился мне в лесу странный человек. Не просто человек, а дракон.
Последние слова я произнесла тихо. Мало ли кто что мог услышать. Даже в собственном доме могут оказаться чужие уши.
– Он был сильно ранен, Ночка. Едва жив. И я стала ухаживать за ним, лечить его… и, знаешь, он не испепелил меня взглядом, хотя Полошка говорил, что если разозлить дракона, то сгоришь на месте.
Корова не отвечала. Хотя если бы она ответила, то, возможно, я бы поняла, что всё это действительно было просто сном. Может быть, так было бы проще.
– Он был такой красивый, – продолжила я задумчиво. – Не то что наши мужики. Было в нём что-то такое, мужественное, наверное. Что только не увидишь во сне, правда?
И всё же, часть меня хотела, чтобы встреча в лесу оказалась явью. Та часть, которая ещё верила в сказки. В девичьих кругах всё ещё рассказывали друг другу старинные истории о том, как драконы пленяли девиц, а потом влюблялись в них и женились, и жили они потом долго и счастливо.
Какая глупость. Но долгие годы я втайне мечтала о том, чтобы однажды каменное сердце дракона дрогнуло и вновь стало живым, исцелённое моей любовью.
– Так не бывает, – вздохнула я, отвечая собственным мыслям и понесла молоко в дом, чтобы прокипятить его и разлить по кадкам, оставив стынуть в холодном погребе.
Той ночью я едва ли могла спать. Встала с первыми петухами, ещё затемно, чтобы взбить из свежего молока масло и разложить его шариками в рассоле. Утром Велена продаст его соседям за хлеб и колбасу, а то может и ещё чего сможет выторговать.
Как только начало светать, я прополола грядку с морковью и побежала в лес, стараясь не попадаться никому на глаза. Там немного поплутала, путая следы, и вышла, наконец, к покосившемуся домику.
Чуть вставшее солнце бледными лучами падало на полянку сквозь молодую листву. Птицы заливались первыми песнями. Промозглый ветер выдувал мою старенькую шаль.
Я замерла, прислушиваясь. Кроме звуков природы, ничего не было слышно, и всё же я не решалась войти в дом. Даже при том, что амулет я оставила дома, дракон оставался страшным и опасным существом для простой деревенской девушки вроде меня.
“Опять где-то шарошилась! – кричала мачеха, когда я задерживалась в лесу. – Небось по мужикам ходила да юбку задирала?! В подоле принесёшь – на порог не пущу!”
Она кричала зря. Я всегда была осторожной.
До встречи с этим драконом. И тогда мне не было известно, как сильно эта встреча изменит мою жизнь.
В доме послышался скрип старой половицы. Неужели дракон смог встать? Или в доме кто-то другой? Стараясь унять забившееся в груди сердце, я тихо нырнула в лес и, обогнув домик, пригнувшись, подошла к окну.
– Я тебя чувствую, – прозвучал низкий, суровый голос ещё до того, как я успела выглянуть из-под нижнего края окна. – Ходишь тихо, но недостаточно.
Я всё-таки заглянула в окно. Всё тот же чужак сидел на краю кровати и медленно натягивал на себя штаны моего отца. Я нарочно выбрала самые длинные и широкие, с длинной шнуровкой на поясе. Хотя они оказались дракону маловаты в длину, штаны без проблем сели на него, оставив моему взгляду только грязные ноги. Дракон уже был босым, когда я его нашла, но подходящей обуви на него у меня точно не нашлось бы.
– Вам лучше, – заметила я, выпрямляясь.
Он осклабился, изображая подобие улыбки.
– Здоров, как дракон.
Мой взгляд скользнул по его груди. Бинты, которыми я перевязала раны, насквозь пропитались кровью. Дышал он ещё тяжело, а на лбу проступил пот, несмотря на то, что утро было довольно прохладным.
Мне пришлось пригнуться, чтобы войти в дом, и первым делом я потрогала печь. Она была ещё тёплой. Должно быть, он сам подтапливал её ночью, расшевелил раны, и оттого они дали столько крови. Затем подошла к чужаку и попыталась прикоснуться к его лбу, но он отшатнулся.
– У вас лихорадка, – заметила я.
– Само пройдёт, – мрачно ответил мужчина и лёг спиной на кровать, закинув одну руку за голову.
– Ночью вас знобило, – уверенно произнесла я, села рядом с ним на краешек и открыла свою сумку, в которой сегодня вместо трав были ножницы, хлеб и сыр. – Поэтому вы встали и затопили печь, чтобы хоть как-то согреться. А когда лихорадка стала отступать, вы начали потеть. Вам стало жарко. Тогда-то вы и решили одеться. Я права?
Дракон не ответил, упрямо глядя в потолок над собой. Я невольно засмотрелась на него, размышляя, сколько ему может быть лет. Он не казался молодым, его лица уже коснулось горе и тяготы, но кожа всё ещё была гладкой, лишь только между бровей пролегла короткая борозда.
Пользуясь тем, что он лежит, я подошла и, придерживая распущенные волосы, коснулась губами его лба. Той самой борозды, что, наверное, напоминала ему о тех ужасах, которые он успел повидать.
– Вы всё ещё горите, ваэ-дэн, – сказала я, возвращаясь к своей сумке. Дракон поджал губы и отвернулся, прикрыв глаза и всем своим видом демонстрируя, что ему было неприятно это прикосновение.
Его волосы, должно быть, ещё недавно были длинными и красивыми, но сейчас они представляли собой один сплошной колтун. Отвернувшись от меня, он неосторожно дал мне доступ к волосам. Стараясь не привлекать его внимание лишним шумом, я тихо вытащила из сумки ножницы, а потом одним быстрым движением щëлкнула ими, срезав часть волос.
– Ты что творишь?! – воскликнул дракон и даже привстал, прорычав: – Совсем страх потеряла?!
– Ножницы очень острые, – предупредила я, выставив их перед собой, словно оружие. – Если сделаете неосторожное движение, можете пораниться. У вас и так на теле живого места не осталось, так что советую не делать резких движений и позволить мне избавить вас от колтуна тюи насекомых, которые могли завестись в волосах.
Дракон раздражённо что-то прорычал, но я не смогла разобрать слов. Он нехотя сел на пол, и я начала быстро орудовать ножницами, избавляя его от всего лишнего. Затем вымела остриженные волосы из дома, принесла и нагрела воду, в которой вымыла его волосы и снова постригла.
– Мне и раньше приходилось стричь мужчин, – успокаивающе проговорила я. – Можете не волноваться, ваш внешний вид нисколько не пострадает, а волосы снова отрастут через год. Если захотите.
Дракон тяжело дышал в ответ. Время от времени я касалась его лба и облегченно выдыхала: лихорадка отступала. А когда, наконец, я закончила с его волосами, дракон упал на кровать и мгновенно уснул, чрезмерно утомлённый.
– Или, может быть, стоило подождать со стрижкой, пока он поправится… – пробормотала я, рассматривая напряжённое лицо уснувшего чужака. Даже во сне он продолжал хмуриться, от чего складочка на лбу становилась глубже.
Дракону нужен был отдых, а мне стоило вернуться домой, пока мачеха не спохватилась. Оставив у кровати завёрнутый в холщовый мешок хлеб с сыром, я поспешила домой.
А когда вернулась с несколькими мотками свежих бинтов, чтобы перевязать раны чужака, его уже и след простыл. Только пустая холщовая сумка лежала на аккуратно расстеленных старых одеялах.
Ещё несколько дней я ходила и повсюду присматривалась, прислушивалась, не говорят ли где о раненом драконе, не попал ли он в плен, не оказался ли растерзан дикими животными. Должно быть, они своими когтями заразили его чем-то, и болезнь тянула из него все силы. Амулет, что покоился у меня на груди под платьем, не смог залечить его раны, потому как все силы были пущены на избавление от заразы. И к тому же, он не мог придать сил. Для этого дракон должен был отдыхать и хорошо питаться. Мешок, в котором я оставляла ему продукты, был пуст, но вряд ли ему хватило бы этого, чтобы полностью оправиться.
Но всё было тихо, и со временем я стала реже думать о чужаке. Лишь изредка он приходил ко мне во снах, и его рычание сменялось ласковыми словами, которые звучали в сказках о драконах.
– Вот и она, – послышался голос мачехи, когда однажды вечером я вернулась домой с сенокоса.
Руки гудели, и мне хотелось лишь взять сорочку, чтобы искупаться в реке и немного освежиться. Лето только началось. Вода была ещё прохладной, но уже приятной. Дети не вылезали из реки, а старики ругались, что они распугали всю рыбу. Но в тот час, ближе к закату, детей уже зазывали домой, и приходило время женщин привести себя в порядок после тяжёлого дня.
Летом всегда было много работы. Мы с подружками, расходясь по домам, сговорились встретиться под покровом ивовых ветвей и поплавать всласть.
Но судьба распорядилась иначе.
– У нас гости? – спросила я, проходя в дом из предбанника, а потом отшатнулась, увидев две крупные фигуры в чёрных плащах с серебристым королевским гербом, который изображал щит и копьё в окружении дубовых листьев.
– Лирель, дочь Драйка из деревни Мюррен близ Лефиа, – отчётливо произнёс один. – Вы арестованы за оказание помощи силам повстанцев.
Я перевела взгляд на мачеху. Рот сам собой приоткрылся, но никакие слова не слетали с моего языка, словно он онемел. Я была не в силах даже попытаться защититься или сказать что-то в своё оправдание.
Я будто обернулась камнем.
Мужчины подошли ко мне, завели мои руки за спину и надели на них кандалы.
– Мне всего девятнадцать, – наконец, смогла сказать я, подняв взор на суровых драконов, чьи глаза отливали серебром. – И живу одна, с матушкой. Разве мы похожи на тех, кто преступит закон?
– Не слушайте её! – подняла голос Велена. – Эта девка из дома всю еду перетаскала, ничего своим не оставила! Скоро мы с голоду тут подохнем, всё идёт на прокорм упырей поганых!
– Матушка больна, – поспешила возразить я. – Как мы без батюшки остались, так она горюет, так сильно горюет, что совсем ум потеряла.
– Разбираться будет прокурор, – сухо ответил один из них. – Нам до того дела нет. Велено привести, и мы приводим. А теперь вперёд, если хочешь дойти своими ногами!
Я знала, что драконам нельзя перечить. Опальники были строги, любое неповиновение могло мгновенно обернуться смертью. Я лишь благодарила Всевышнего, что амулет утром оставила в укромном месте, как только услышала, что драконы появились в Мюррене. Они жадны до волшебных сил, всех ведьм извели. Но во мне не было природного дара. Лишь дарованный незнакомкой амулет…
Время стало тянуться медленно. Меня везли в столичный град Вералею в телеге с другими узниками, так же скованными кандалами, как и я. Возница гнал коней, чтобы не опоздать, и не сильно заботился о том, как трясло телегу на камнях и выбоинах. Мы ехали всю ночь, весь день, и всё то время нам не давали ни еды, ни воды. Ночью в телеге было холодно, а днём – нестерпимо жарко на открытом солнце, которое впервые за лето начало по-настоящему припекать. Губы мои высохли и слиплись, сил не осталось в теле ни капельки.
– Так это и есть ваша лекарка? – спросил тюремщик, когда меня, наконец, довезли до места назначения. Возле небольшой тюрьмы высадили только лишь меня и ещё одного мужчину. Повстанца, пойманного во время нападения на опальников.
– Да кто ж её знает, – хмыкнул другой тюремщик. – По документам вроде она. Здесь говорится, что ведьма.
– Ведьма? У нас здесь такие редкость. Неужто иродам помогала колдовством каким?
– У неё и спроси.
Я смотрела в пол, не поднимая головы. Сил не было даже стоять. Всё, чего мне в тот момент хотелось – это лечь и забыться пусть тревожным, но всё-таки сном.
– Эй, ведьма, – тюремщик, что держал за шиворот платья, тряхнул меня, заставляя поднять взгляд на второго. – Ты чем так провинилась, что тебя не куда-нибудь, а в сам Староград распределили?
Я прожигала взглядом тюремщика, но не отвечала. Любой ответ, что бы я ни сказала, они обязательно исказили бы против меня.
С ними нельзя было говорить. Ни за что.
– Ты знаешь, красотка, что здесь долго не задерживаются? – вкрадчиво спросил второй тюремщик, приблизившись ко мне. Он взял меня за подбородок, заставил поднять голову выше и оценивающе осмотрел. – Тебя казнят со дня на день. Староград – тюрьма, из которой живыми не выходят.
Я прикрыла глаза, чтобы не видеть его противного лица. Он не был драконом. Всего лишь продажный мужик, который чувствует свою власть, находясь при осуждённых смертниках. И выглядел он так же мерзко, как и его прогнившая душа.
– И никто не узнает, чем мы тут с тобой будем заниматься после комендантского часа, – пообещал он, обдав меня зловонным дыханием.
После этого он забрал у первого ключи от моих кандалов и толкнул меня в сторону выделенных новым заключенным камер.
Толкнув меня за крепкую дубовую решётку с крошечным окошком, он резко захлопнул её, после чего раздался скрип запираемого замка.
– Посиди пока здесь. Подумай, что ты можешь нам предложить, чтобы последние дни твои были послаще.
Лицо тюремщика перекосилось в довольной усмешке, а потом исчезло в глубине коридоров. Я осталась одна в крошечной, пропахшей гнилью каморке. Даже в заброшенном охотничьем домике никогда не было так темно, сыро и затхло, как в темнице Староградной тюрьмы.
Кроме худенькой подстилки из сена на полу, в каморке не было ничего. Должно быть, узники справляли нужду прямо здесь, и от этой мысли мне стало совсем тошно. Мои ноги были босы, ведь опальники не дали мне даже обуться перед выходом из дома, и я осторожно ступала, надеясь не наступить на крысу или что ещё похуже. Дошла до подстилки, осмотрела её, как могла, в тусклом свете факелов, что доносился из коридоров, и села на корточки.
Думать я уже ни о чём не могла. Может, от усталости, а может, от шока. Руки всё ещё были скованы кандалами. Я обняла собственные ноги, прижав колени к груди, и скоро задремала, сидя на сене в тёмной комнатке.
– Какой ещё дракон?! – разбудил меня недовольный мужской голос.
Я вздрогнула, встрепенулась и не сразу поняла, что происходит.
– Да генерал какой-то. У вас всё в порядке? Все заключённые на месте?!
– Да вроде все.
– Девчонку сегодняшнюю не трогал?
– Да когда б я успел, она не жрала ещё даже!
Мужской голос очень грязно выругался, от чего у меня по спине побежали мурашки, а скоро к ним присоединился и третий.
– … приказано перевести в другое место.
– Это в какое такое?
– Не ваше дело! – эта фраза прозвучала с такой властной уверенностью, что я не сомневалась: это и есть голос пришедшего дракона.
– Их к нам только сегодня распределили. Подождите до утра…
– В самом деле, ваэ-дэн, мы пришлём её, как только взойдёт солнце, только покажите распоряжение…
– Я её забираю, – прорычал дракон прямо за дверью моей темницы. – Немедленно!
Кажется, у меня остановилось сердце.
Я встала, на ходу отряхивая платье от сена, насколько позволяли кандалы, и подошла к зарешёченому окошку. За ним был хорошо виден волевой профиль того самого чужака, которого несколько дней назад я нашла в лесу едва живым.
– У вас есть разрешение прокурора? – уточнил тюремщик, но дракон поднял голос, заставив его вздрогнуть:
– Смеешь сомневаться в моём слове?!
– Никак нет, генерал, – тот вытянулся по стойке “смирно”, и в следующее мгновение в двери темницы со скрипом провернулся большой ключ.
Я отпрянула от неё, сделала шаг назад, запнулась о камешек в полу и упала на кучу сена. Та была слишком тонкой, и я больно ушиблась, но тут же забыла о боли, потому что дракон вошёл в темницу, жестом велев тюремщику оставаться снаружи.
– Ты идёшь со мной, – глухо сказал он. Схватив меня за плечо, поставил на ноги, потом снял кандалы, отбросив их в сторону, и вернул ключи тюремщику. Я было начала потирать уставшие запястья, но дракон тут же вынул другие наручники из-за пояса, завёл мои руки за спину и снова заковал их.
О проекте
О подписке