…Он попросил разрешения поставить свой любимый диск. Собственно, если бы не это – летел бы он ко всем чертям (Господи, опять вру! Оторви мой язык и брось его собакам…)! Так вот, я разрешила. Он достал из внутреннего кармана пиджака диск, нажал на кнопку…

Призна́юсь: та мелодия, о которой я говорила, что это моя тайна, – музыка Мишеля Леграна «Шербурские зонтики». Впервые я услышала ее, когда мне исполнилось семь лет.

…Он поставил именно ее.

И меня понесло вспять.

Туда, где идет дождь и маленькая девочка мечтает о большом черном зонтике.

О городе с настоящей тысячелетней мостовой, о которую ломают тоненькие высокие каблучки девушки в модных «газовых» платках.

Где почтальон развозит письма на велосипеде.

А на окне цветочной лавки висит клетка с попугаями-неразлучниками.

Где все здороваются друг с другом. Но вместо «Добрый день» или «Здравствуйте» – говорят: «Доброго здоровья!»

Где смешаны воедино сны и реальность – так, что их не разъединить.

Я улетаю…

Под эту мелодию я всегда плачу. Даже если мои ладони минуту назад были сжаты в кулаки. Вот он и воспользовался именно таким моментом…

Но – откуда он об этом знал? Почему на диске – именно эта мелодия…

Еще было странным то, что утром вторая подушка оказалась несмятой.

Но неизвестно почему у меня появилось хорошее настроение. Точнее – не настроение, а некая внутренняя эйфория. Господи-твоя-воля: я живу в замечательном месте, в собственной упакованной по полной программе комнате, у меня чудак-хозяин и круассаны на завтрак, я дышу лесом и горами, слушаю музыку, а вчерашний вечер принес мне интригу, которая, кажется, наконец не замешана на том, что на родине я называла «любовь-кровь-морковь»…

Вдруг я поняла, что впереди – чудесные дни! К ним нужно долго идти – крушить лед, как ледокол. Очень часто я представляла себя именно таким ледоколом. Размышляла над тем, каким образом эти плоды человеческой мысли нарушают девственность Антарктической пустыни, какие винты расположены под их элегантным брюхом? Попадают ли под них глянцевые нерпы, серебристые косатки и забавные пингвины? Оплакивает ли металлическое сооружение свои случайные жертвы, клянет ли капитана?..

…Одним словом, я проснулась счастливой. Кстати, едва ли не самое главное условие, ради которого стоит жить: просыпаться с улыбкой…

В комнату тихо входит матушка Же-Же, она несет поднос с большой чашкой кофе с молоком и круассанами. (Собственно, именно с этого дня она стала приносить мне завтрак в комнату.)

– Я прошу прощения, – говорит матушка, – но так велел мсье Паскаль.

Она ставит поднос на кровать и с подозрением оглядывает ее вторую половину. Видимо, что-то слышала ночью…

Она еще не вполне доверяет мне, не целиком и полностью симпатизирует. Я для нее – чужестранка. Возможно, она бы предпочла видеть на моем месте свою дочь.

– Спасибо, – говорю я и, чтобы не молчать, спрашиваю: – Какая погода сегодня?

– У нас всегда хорошая погода, – говорит матушка Же-Же и не торопится уходить. Ведь это нормально, когда две служанки пускаются в разговоры.

– Как вы спали? – наконец продолжает она утреннюю «светскую беседу».

– Спасибо, – снова говорю я. Собственно, я уже поняла, что здесь некоторые вопросы, типа «Как ваши дела», не предусматривают подробного отчета. Это немного раздражает. Ведь там, у себя, я привыкла, что в ответ можно начать долгую историю со дня своего рождения. Некоторые, обрадовавшись вниманию к своей персоне, даже сообщают о консистенции утреннего стула.

– А вы? – спрашиваю я.

– Спасибо, – отвечает матушка Же-Же.

Я вижу, что ей невтерпеж кое-что разузнать. Я даю ей эту возможность. Быстренько отхлебываю из чашки и говорю:

– Вы варите превосходный кофе!

– О да! – радуется кухарка. – Это по древнему египетскому рецепту, с кардамоном. Я вас научу.

Пауза. Потом она решается продолжить разговор:

– Можно спросить, почему вы забрались в такую даль?

О, конечно же, можно, думаю я. И молчу, удивленно и чуть растерянно поглядывая на женщину.

Я напрягаюсь, и чашечка дрожит в моих пальцах. Вдруг понимаю, что не знаю, как ответить на этот вполне приличный случаю вопрос. Если бы я плыла на океанском лайнере, приобретя путевку на кругосветный круиз, я бы ответила, что «долго работала-устала-и-решила отдохнуть».

Я поймала себя на мысли, что вовсе не знаю, ПОЧЕМУ меня сюда занесло!

– Ну… Я люблю путешествовать. И собирать новые впечатления… – неопределенно ответила я.

– О! – сказала матушка Же-Же. – Здесь все так спокойно, что вряд ли вам это удастся. Единственное развлечение – гости нашего хозяина. Они постоянно сменяются и бывают такими забавными.

– Как это – сменяются?

– Одни уезжают, другие приезжают. У каждого свои вкусы. Приходится чаще заглядывать в поваренную книгу, ведь память у меня уже не та, что была.

– А часто прибывают новые гости? – спросила я.

– Не часто. Примерно раз или два в месяц. Вот месяц назад, например, появился мсье Никола. Сколько хлопот было с ним, вы не представляете. В первый вечер подала ему, как и всем, пиалу с водой, чтобы помыть руки после лобстера. Так с ним случился припадок. Да еще какой! Оказалось, что он с детства не может смотреть на воду. Вы видели такое?

Я точно такого никогда не видела. И решила держаться от этого нервного чудака подальше.

– Спасибо, что предупредили.

Я поняла, что мне выпала прекрасная возможность посплетничать и обо всех других, кого видела вчера.

– А кто эта темненькая, госпожа Галина? – спросила я.

На этом мои расспросы и закончились. Матушка Же-Же пожала плечами:

– Это меня не касается. Это гости мсье Паскаля. Мы не имеем права обсуждать их. Мсье этого не любит!

Она ушла.

…А я задумалась над ее вопросом. Напрягала память – передо мной возникали лишь отрывочные ассоциации. Я прекрасно припоминала запахи и звуки, которые сопровождали меня почти с самого детства, могла в яркой вспышке «экрана», возникающего в моей голове, увидеть отдельные картинки – те, о которых я рассказывала моему хозяину. Вспомнила дорогу сюда: она была сплошным темным тоннелем, с бесконечным гулом поезда, ревом двигателя самолета, запахом пыли и страхом перед неизвестностью. Я летела по нему, как опавший листок, подхваченный ветром.

Но… что предшествовало этому полету? Я вскочила с кровати и прошла в ванную, стала перед зеркалом. Смотрела на себя так, будто видела впервые. Передо мной стояла худощавая астеническая женщина неопределенного возраста (о такой я бы сказала – «от двадцати пяти…») с заострившимися чертами лица, на котором резко выделялись слишком большие глаза. Вернее, большими их делали хорошо заметные голубоватые тени под ними. О таких можно сказать – «жертва аборта», «скелет в корсете» или «глист в обмороке». Я всегда была довольно самокритичной…

«Почему ты здесь?» – думала я, разглядывая свое отражение. Очевидно, нужно было действовать по методу Шерлока Холмса. Если бы он увидел такую женщину, сказал бы, что она отнюдь не наследница нефтяного магната, или председатель правления банка, или хотя бы – владелица ночного ликеро-водочного киоска. В лучшем случае – представительница самого низшего слоя так называемой «богемы». Например, неудавшаяся художница с неустроенной жизнью. Это меня пугало больше всего. Ведь было бы достаточно банальным представить, что на заработки меня погнала несчастная любовь! Бр-р-р. Только не это. Только не это…

Я потрогала бицепсы. Несмотря на то что моя рука длинная и тощая, это место было будто железное. Не припоминаю, чтобы я посещала какие-то фитнес-центры или тренажерные залы.

Кто-то говорил – «прошлого нет». Сейчас эта мысль показалась мне верной. И я успокоилась. Это так просто, когда нет прошлого. Даже то, что вторая подушка была несмятой, говорило о том же. Надо жить одним днем. Вот этим солнцем, выходящим из-за горы, лесом, в котором поют птички, глотком вкусного кофе. В течение тех минут, пока льется из графина вино в бокал мсье Паскаля, моего чудаковатого хозяина.