1
Рэйчел

Раннее детство Рэйчел было безмятежным. Ее отец работал, мать была домохозяйкой. Любимые родители боготворили своего ребенка. Она была у родителей единственной дочерью. Отец, красивый, высокий мужчина, был прекрасным семьянином и много времени проводил с женой и дочерью. Летом они ездили отдыхать втроем на океанское побережье, в Рождество наряжали елку и приглашали гостей. Отец восторгался Рэйчел, называл «моя радость», уверял, что прекраснее нее нет никого на свете, и не упускал случая побаловать. В его глазах дочь была самим совершенством: красавица и умница. В тот день, когда девочке исполнилось семь лет, она получила в подарок от отца пианино. К ней на дом стала приходить учительница музыки, и большую часть времени Рэйчел отдавала себя штудированию гамм. Девочка делала несомненные успехи. Родители часто просили сыграть ее что-нибудь, когда в гости приходили его друзья.

– Ну, разве она не умница? – восклицал отец, когда, выйдя из-за фортепьяно, она кланялась гостям. – И к тому же красавица, правда. Да? – не уставал повторять он.

Казалось, он обожал свою дочь больше всех и всего на свете. Рэйчел отвечала ему взаимностью. Дни летели за днями привычной чередой, складываясь в года. Рэйчел жила своей легкой счастливой жизнью.

Но в один отнюдь не прекрасных дней ее уютный, теплый мирок был безжалостно разрушен. Место отца за обеденным столом оказалось пустым. Рэйчел поймала взгляд воспаленных глаз матери. В них она увидела такую бездну страдания, что испугалась.

– Что с папой? – похолодевшими вмиг губами произнесла она.

Мать закрыла ладонями лицо и разрыдалась.

– Дорогая… твой папа… он… он… не будет ужинать с нами сегодня, – найдя в себе силы, наконец произнесла она, когда справилась с рыданиями.

– Он заболел? – испугалась девочка.

– Нет-нет, он здоров. Просто… Ах, я не знаю, как и сказать… Он, он… он переехал жить в другой дом. – Мать смахнула слезу со щеки.

– Вы поссорились?

– Нет… Да… Я не знаю… Наверное, ммм… мы поссорились.

– Ты его обидела?

– Я?! Как я могла его обидеть? Что ты такое говоришь?

– Тогда почему?

– Я не знаю… я сама ничего не понимаю. И больше ничего не спрашивай. Не мучай меня.

Мать выскочила из-за стола и бросилась вон. Рэйчел услышала только, как хлопнула за ней дверь спальни.

Это мама во всем виновата, решила Рэйчел. Ей было жаль мать, которой придется лишиться не только мужа, но и дочери. Раз ее родители не хотят жить вместе, значит она будет жить с отцом. Он никогда не отдаст свою любимую дочь никому, он сам так говорил. Никогда. Никому. Он не оставит ее даже с матерью.

Дни потянулись за днями. Рэйчел что есть сил старалась как можно больше проводить время за фортепьяно – ведь отец так любит слушать, как она играет! Она ждала. Вот сейчас откроется дверь, красивый, улыбающийся отец войдет в гостиную и ринется к ней. Он будет гладить ее по голове, расцелует в щеки и скажет, какая она молодец. Но шло время, а отец так и не приходил за ней. Мама не разрешает ему встречаться со мной. Может, таким образом она хочет его наказать? Лишить самого для него дорогого – дочери, – твердила себе Рэйчел.

На ее одиннадцатилетие, когда отец так и не навестил ее, Рэйчел решила сама найти его.

Однажды они проезжали мимо высотного здания офиса фармакологической корпорации, и ее мать, горько улыбаясь, сказала:

– Вот здесь твой отец сейчас обитает. Его карьера пошла в гору. Теперь у него есть всё, что он хочет.

Рэйчел хотелось крикнуть: «Как так всё? А я? У него нет меня! Самой любимой, единственной его дочери!». Но, крепко сжав губы, она промолчала.

На следующий день, вместо того, чтобы идти в школу, она направилась к зданию офиса. От сладко улыбающейся женщины у стойки ресепшен она узнала, что мистер Макгнот не принимает посторонних.

– Я не посторонняя! – крикнула Рэйчел и попыталась прорваться к лифту. Ее поймала охрана и выдворила за дверь. Рэйчел простояла на улице ведь день. Только вечером она мельком увидела стройную подтянутую фигуру отца, когда швейцар распахивал перед ним дверь. Она было ринулась к нему, но остановилась. Рядом с отцом она заметила женщину в модном пальто цвета молодой листвы. Женщина улыбалась ему, он не сводил с нее глаз. Никогда в жизни Рэйчел не видела, чтобы отец так смотрел на ее мать…

Опустошенная, подавленная, она медленно стала спускаться по ступеням. Все кончено, отец никогда не вернется домой. Мама права, он бросил их, оставил ради другой женщины. Ему нет никакого дела ни до своей бывшей жены, ни до единственной дочери. Новая женщина опутала его, околдовала.

Рэйчел оглянулась, чтобы в последний раз взглянуть на отца, и тут он поднял голову.

– Рэйчел, это ты? Дорогая, как ты здесь оказалась?

Большие теплые руки отца окружили ее плечи.

– Здравствуй, папа, – с трудом сдерживая слезы, выдавила она.

– Какая милая девочка, – раздалось рядом.

Рэйчел повернулась на голос и встретила взгляд огромных, серых, чуть навыкате глаз.

– Позволь представить, дорогая, это моя дочь Рэйчел.

– Очень приятно, – протянула женщина. – Милая девочка и, надеюсь, такая же умница, как отец?

Рэйчел задохнулась от смешанных чувств. Она должна была ненавидеть эту женщины, но вместо этого – была восхищена. Высокие скулы, длинные иссиня-черные волосы, с элегантной простотой уложенные в прическу, чувственный мягкий рот. Глаза светятся умом и силой. Вторая жена отца показалась ей сказочно, по-королевски красивой. И все же даже ради самой идеальной женщины он не должен был бросать их с мамой! Обида сжала ее горло, из глаз потекли слезы. Отец вытер ее лицо своим большим, пахнущим чем-то очень приятным платком и, взяв за руку, довел до своей машины. Усадив на заднее сиденье, сел рядом. Его жена была отделена от них спинкой переднего сиденья, Рэйчел не видела ни ее безупречно чистого лица, ни гладкой прически, при пронзительных темных глаз и была почти счастлива.

Ее пригласили в дом. Это было двухэтажное здание с колоннами в колониальном стиле, с узкими окнами, натертым до блеска паркетом и старинной картиной на стене гостиной. Жена отца говорила с ней ровным, мелодичным голосом, и Рэйчел было трудно понять, как она отнеслась к ее появлению.

Рэйчел несколько раз бывала в новом доме отца, пока тот не переехал в Вашингтон. Она с матерью остались в Далласе.

Вскоре ее мать, которая так и не нашла в себе силы жить, тихо скончалась в своей постели. Передозировка снотворного стала причиной смерти, и только Рэйчел знала, что ее мать умерла от разбитого сердца.

В тот момент, когда она смотрела на гирлянду искусственный цветов, украшавшую последнее ложе ее несчастной матери, девочка наглухо закрыла доступ к своему сердцу. И когда она переехала к отцу, между ними уже не возникло никаких теплых чувств.

2
Фрэд

Фрэд Макгнот – мультимиллионер, управляющий и совладелец фармацевтической компании, один из влиятельнейших людей в штате слыл счастливчиком. После второй женитьбы, когда его ум и воля слились с капиталами семьи Донны, он смог достичь многого, о чем когда-то мечтал. У него был шикарный пентхаус в центе Вашингтона и вилла за городом, парк автомобилей и когорта слуг, коллекция антиквариата, вертолет и еще много чего необходимого и совсем не нужного. Одно его огорчало – Донна так и не родила ему наследника.

Его вторая жена обладала множеством достоинств: красотой, которая с годами приобрела еще большую силу, очарование, мудрость, такт. Благодаря капиталам и влиянию тестя, Фрэд Макгнот буквально взлетел по карьерной лестнице. Начал он начальником отдела и спустя шесть лет, когда тесть ушел в мир иной, Фрэд возглавил корпорацию.

Главный жизненный принцип, которому он следовал, был крайне прост: ставить на лидера. Как хорошая охотничья собака, он нюхом определял самых перспективных сотрудников, и успехи корпорации во многом зависели от правильно подобранной команды.

В последнее время Фрэд Макгнот все чаще задумывался над тем, чтобы расширить свое влияние на политическом поле. Он решил выдвинуть Николса Слоутсона, считая его восходящей звездой на политической арене. Возможная женитьба Николса на его дочери была в глазах Фрэда дополнительным преимуществом.

Впервые глава корпорации познакомился с Николсом, когда тому довелось выступать в суде в защиту корпорации. Тогда Николс в составе команды адвокатов сумел как орешки расщелкать все претензии истцов в отношении якобы неэффективного лекарства. За время работы над делом Николс Слоутсон сумел произвести на Фрэда хорошее впечатление. Находчив, умен, хорошо образован. Он обладал внешностью киногероя – открытый взгляд, чистое лицо, ладная фигура – и особым обаянием, как магнитом притягивавшее людей.

После победоносного завершения судебного процесса Фрэд Макгнот пригласил Николса на обед в респектабельный, очень модный и дорогой ресторан. За столом велась легкая, ни к чему не обязывающая беседа, и молодой человек даже не подозревал, какому тщательному анализу подвергается его каждая фраза, каждый жест.

После приема, когда супруги Макгнот поднялись в свою спальню, Донна, расчесывая у зеркала свои длинные черные волосы, как бы вскользь сказала:

– Дорогой, тебе не кажется, что Николса Слоутсона стоит познакомить с Рэйчел? Николс хорош собой и знает, что нужно делать в этой жизни. Рэйчел сможет с ним чувствовать себя вполне комфортно. Он для твоей дочери будет прекрасной партией. Как ты считаешь?

– Я подумаю, – с удовольствием растягиваясь на свежих чистых простынях, ответил супруг.

– Ты не против, если я приглашу эту восходящую звезду к нам за город? Рэйчел, как я полагаю, до сих пор безотлучно обитает на вилле? Ей пора бы встряхнуться. Сломанный палец, тем более на левой руке, не повод для трагедии.

– Ты не права, Донна, – заметил Фрэнк, гася лампу на своей прикроватной тумбочке. – Для Рэйчел – это действительно трагедия. Теперь ей придется навсегда проститься с мечтой о профессиональной карьере пианистки.

Донна оглянулась на него. Ее муж стремительно приближался к своему шестидесятилетию. Мудрость и опыт сделала его лицо еще более притягательным, но тело уже заметно одряхлело. Неужто он стал еще и сентиментальным?

– Не всю же жизнь рыдать над утраченными возможностями! – с раздражением в голосе заметила она. – Пора Рэйчел подумать о будущем. Что может быть для нее лучше, чем стать женой значимого в обществе человека? Как мне представляется, Николс с его амбициями и умом, конечно, благодаря твоей поддержке, лет через пять-десять вполне может взойти на политический Олимп.

– Продолжим этот разговор завтра, дорогая, – зевая, отозвался Фрэнк. – Иди скорей в кроватку, ко мне под бочок. Я соскучился…

Более чем десятилетний брак не изменил его чувств к ней. Фрэнк любил свою вторую жену любовью настолько естественной, как воздух, которым дышал: чистый, охлажденный кондиционером и напоенный ароматами ее духов.

– Подожди немного, дорогой, я еще должна принять ванну.

Донна с еле заметной улыбкой отвернулась к зеркалу. Своей внешностью она пока не разочарована. Здоровый образ жизни, тщательный уход и небольшая пластическая операция – никто ей не даст больше тридцати.

Когда она вернулась из ванны, благоухающая легкими ароматами парфюма, взбудораженная мыслями о близости, она застала Фрэнка спящим, и это ее обидело. Она любила заниматься любовью, наслаждаться ласками, объятиями, ощущать крепость мужского естества внутри себя. Неужели она порочная? Когда-то муж так ценил ее чувственность… Во время медового месяца ее сначала шокировали его частые порывы сексуальности, а потом она сама стала в них нуждаться. Она даже немножко гордилась, что оказалась такой способной ученицей в искусстве эротических забав. Однако с годами Фрэнк стал предпочитать платоническую любовь телесной. Но она еще достаточно молода, чтобы в ней угасла чувственность. И она слишком хороша, чтобы вести жизнь монахини. Хороша и привлекательна. Не даром же ее не оставляют своим вниманием мужчины, гораздо моложе ее. Вот и Николс Слоутсон отдает должное ее прекрасно сохранившемуся телу. Неужто этот «вундеркинд» по-настоящему в нее влюблен?..

3
Николс

Рэйчел вошла в гостиную. На ней было маленькое черное платье, которое настолько хорошо сидело на ее фигуре, подчеркивая все ее достоинства, что, казалось, специально было создано для нее. Мягкий свет лился из боковых ниш потолка, освещая Николса Слоутсона, уютно устроившегося на мягком низком диване в глубине комнаты.