Читать книгу «Консервативная модернизация» онлайн полностью📖 — Иосифа Евгеньевича Дискина — MyBook.

Сущностный консерватизм

Акцент на сущностном, конструктивном характере консервативных оснований развития обусловлен тем, что многие консервативные мыслители сосредоточивали свои размышления прежде всего на критике либеральных и социалистических оппонентов, на отрицании всей концептуальной магистрали, истоки которой сформировались еще в эпоху Просвещения.

Сегодня базовые положения консерватизма формулируются именно через отрицание базовых постулатов идеологических конкурентов. К. Мангейм характеризовал эти процессы концептуализации консерватизма следующим образом: «Итак, ситуация выглядела следующим образом: под идеологическим давлением французской революции в Германии развивалось противодвижение мысли, сохраняющее длительное время чисто интеллектуальный характер и вследствие этого способное к наиболее полному развитию собственных логических предпосылок. Это движение было “продумано основательно и до конца”. Контрреволюция появилась не в Германии, но именно там были наиболее точно продуманы ее лозунги и извлечены из них логические выводы. Главный фактор пришел из Англии – в то время значительно более зрелой политически по сравнению с Германией.

Автором был Бёрк. Немцы внесли в этот процесс “основательного продумывания до конца” философскую глубину и усиление начатых Бёрком тенденций, соединив их с чисто немецкими компонентами»[21]. Как результат, «историзм» как метод и как философское воззрение вытекает из немецкой консервативной мысли и появляется окончательно в Англии как эффект немецких влияний[22].

Для нас эти замечания важны, во-первых, указанием на стимулирующую роль социальных потрясений в выработке консервативной концепции и, во-вторых, в связи с рассмотрением исторической экономической школы, зародившейся в Германии во многом благодаря интеллектуальным процессам, охарактеризованным К. Мангеймом.

С этих же позиций атаковали либеральную демократию и американские неоконсерваторы. Так, для С. Хантингтона демократия «хороша» лишь до определенных пределов, после чего превращается в свою противоположность. Поэтому стабильность государственного строя требует определенной степени неучастия граждан в демократическом процессе[23]. Разумность народа «как основа законного конституционного правления» оценивается скептически. Соответственно, общественное мнение предлагается дифференцировать на «истинное» и ложное, пронизанное эмоциями и аффектами.

Следует отметить, что такая логика развития консервативной мысли в большой степени обусловила формирование ситуации, когда консерватизм лишь оппонирует альтернативным позициям и в результате оказывается лишен своего собственного специфического содержания.

В поддержку этого важного утверждения можно сослаться на известный тезис С. Хантингтона: «В этом отношении консерватизм отличается от всех прочих идеологий, кроме радикализма: ему не хватает того, что можно было бы назвать сущностным идеалом»[24]. Представляется, что этот тезис классика консервативной социологии, связанный с его посылкой, что консерватизм является ответом на проблематизацию системы социальных институтов, крайне важен для нашего обсуждения.

Для нашего последующего анализа сущностных характеристик консерватизма большой интерес представляет позиция Карла Мангейма, сформулированная ученым в его работе «Консервативная мысль»[25]. К. Мангейм характеризует свой подход следующим образом: «Ядро этого способа – концепция стиля мышления. История мысли рассматривается при таком подходе не как обычная история идей, а через анализ различных стилей мышления, их рождения и развития, слияния и упадка; ключом к пониманию изменений мысли служит меняющийся общественный фон, прежде всего судьба классов и общественных групп, которые выступают “носителями” этих стилей мышления»[26]. В этом пояснении, связанном с анализом влияния общественного фона, следует отметить определенное родство марксистской идеологии (носителем которой был автор цитаты. – И.Д.) и консерватизма.

Аргументируя свой подход, К. Мангейм указывал: «Романтизм – европейское явление, которое возникло более или менее в один и тот же период во всех странах; отчасти как реакция на идентичные обстоятельства и проблемы, связанные с рационализированным миром капитализма, отчасти же как результат вторичных идеологических влияний. Основная причина этого распространенного исторического явления, таким образом, общая и состоит в общем сходстве глобальной ситуации в различных странах Запада»[27].

Одновременно здесь следует указать на определенное родство концепции «стилей мышления» с подходом М. Фуко, который указывал на то, что в основе определенных научных концепций лежат эпистемы – «исторические априори», «которые в каждый исторический период определяют возможности мнений, теорий и даже наук как таковых»[28]. В своем анализе, вскрывающем содержание эпистем, лежащих в основании соответствующих концепций, М. Фуко показывал влияние доминирующих общественных проблем на характер дискурса, задававшего ориентиры формирования соответствующих научных подходов.

Резонирующий характер концептуальных выводов этих двух достаточно расходившихся в своих воззрениях мыслителей выступает дополнительным аргументом для того, чтобы и далее обращаться к обсуждаемому подходу.

Принципиально важно, какого рода ответы предлагает сам консервативный дискурс. Здесь снова можно вернуться к обзору концепций консерватизма, проведенному С. Хантингтоном: «Среди авторов, принимающих все три определения консерватизма, существует определенное соглашение о существовании основных компонент консервативной мысли, в качестве которых выступают основные элементы теории Бёрка.

(1) Человек по своей сути животное религиозное, и религия является основой гражданского общества. Божественная санкция пронизывает существующий законный социальный порядок.

(2) Общество является естественным, органичным продуктом медленного исторического развития. Существующие институты воплощают мудрость предыдущих поколений. Право является функцией времени. “Право давности”, по словам Бёрка, “является самым веским из всех правооснований”.

(3) Человек есть существо, сотканное из инстинктов и эмоций, равно как и из разума. Благоразумие, предрассудок, опыт и привычки являются лучшими путеводителями, нежели разум, логика, абстракции и метафизика. Истина существует не в виде универсальных положений, но в конкретном опыте.

(4) Сообщество важнее индивида. Права людей проистекают из их обязанностей. Зло коренится в человеческой природе, а не в каких-либо конкретных социальных институтах.

(5) Отвлекаясь от конечного морального чувства, нужно признать, что люди не равны. Социальная организация является сложной и всегда включает в себя множество классов, разрядов и групп. Дифференциация, иерархия и лидерство являются неотъемлемыми характеристиками любого гражданского общества.

(6) Существует презумпция “какой-либо устоявшейся схемы управления, против любого неиспытанного проекта”. Людские надежды велики, но их прозорливость мала. Усилия, направленные на устранение существующих зол, как правило, приводят к еще большему злу»[29].

Следует обратить внимание, что консенсус относительно концептуальных основ консерватизма строится на основании двух кардинально различающихся оснований: нормы и процесса. Представляется, что Бёрк (в интерпретации С. Хантингтона) в соответствии с канонами философской мысли стремился дать нормативные определения. Эти нормативные определения были, как уже отмечалось, являлись негативной рефлексией соответствующих постулатов оппонентов.

В то же время специфика консервативного взгляда диктовала и иной подход к концептуализации – выделение общественной органики и, соответственно, генетики как принципа развития, приводящего к наилучшим результатам. Совершенно не случайно в основе консенсусной концептуализации лежат социально-исторические процессы. Также важно отметить фокус консерватизма на нравственном развитии, противопоставляющий консерватизм его альтернативам, ориентированным на идеологические основания своего дискурса.

Для нас важно выделить еще одно очень важное отличие консерватизма. Оппонирующие ему идеологии характеризует концептуальный отрыв нормативных представлений об институциональных образцах, с одной стороны, от социально-исторического контекста, с другой. При таком подходе существует свобода использования институциональных образцов, требующая лишь «прогрессивных» взглядов и политической воли лидеров преобразований. Такой иллюзорный, чаще всего догматически обусловленный волюнтаризм, сталкиваясь с «косной» социальной реальностью, неизбежно генерирует социальные напряжения, вплоть до национальной катастрофы. За догматическое политическое своеволие приходится дорого платить жертвам преобразований.

Этот отрыв вполне объясним для доктринального либерализма. Здесь при выборе институциональных образцов превалируют ценностно-идеологические критерии. Прежде всего, соответствие ценностям свободы и демократии, оторванным от реального контекста их социального бытования. При этом справедливости ради следует отметить, что в ряду либерального доктринерства, которое характеризуется как наличием внеисторических, «общечеловеческих» ценностей, так и аналогичными внеисторическими нормативными институциональными образцами, появились знаменитые «отступники»[30]. В работе, подготовленной коллективом, возглавляемым гуру институционализма Д. Нортом, достаточно развернуто показано большое число примеров того, как институциональное развитие было связано с теми или иными сторонами социального развития.

Представляется, что появление этой ставшей знаменитой работы стало приговором доктринальному либерализму. В этой связи становится вполне уместной ремарка президента В.В. Путина, что «либерализм изжил себя окончательно»[31].

Казалось бы, этим теоретическим «грехом» не должны страдать марксисты – приверженцы исторического материализма. В их доктринальном основании лежит идея, что в основе общественного развития лежат противоречия между производительными силами, с одной стороны, и производственными отношениями – с другой. При этом в качестве главной производительной силой является человек. К этому тезису следует добавить и оппозицию взглядам Л. Фейербаха К. Маркса, который подчеркивал, что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений»[32]. Легко представить, что развитие этой концепции могло привести марксизм к выстраиванию искомой теоретической конструкции.

Однако марксистская теория пошла по иному пути. Борьба за диктатуру пролетариата и национализацию экономики обусловила фокусировку на узком спектре институциональных образцов. Исторический материализм превратился в «фиговый листок», прикрывающий радикальное доктринерство, но обеспечивающий марксистскую легитимность.

Не избавились от этого греха и сторонники миросистемного анализа, жесткие, казалось бы, оппоненты и либерализма, и ортодоксального марксизма. В рамках этого направления были реализованы макроисторические подходы, позволяющие рассматривать длительные процессы развития целостных геосистем. Важным достижением этого теоретического подхода стало преодоление узко дисциплинарного подхода и требование широкого общесоциального взгляда на социальное развитие, не ограниченного «вневременными истинами»[33].

Но сужение И. Валлерстайном фокуса исследования на рыночных отношениях, на стремлении капитала к неограниченному росту кардинально сузили каузальные основания анализа, и его замечательные, зачастую провидческие наблюдения не вполне четко вытекали из его же теоретических обоснований.

Думается, что эти теоретические «грехи» вовсе не случайны. Они, как представляется, обусловлены тем, что проблема «коридоров возможного», учета всего комплекса социальных ограничений институциональных преобразований игнорировалась. Но эта проблема соответствия институтов наличным социальным предпосылкам тем не менее остается в центре внимания реалистичной и социально ответственной стратегии развития. Без ее решения велики риски неосновательного разрушения социальной системы, бережное отношение к которой было, как уже отмечалось, отличительной чертой консерватизма.

В этом контексте важно подчеркнуть, что консерватизм качественно отличается от оппонирующих ему идеологий. «Все общепринятые идеационные идеологии современного западного общества подходят к существующим институтам с позиций “требования должного”, – чтобы институты были реорганизованы с тем, чтобы соответствовать ценностям идеологии»[34].

В оппозиции телеология – генетика все общепринятые идеационные концепции ориентированы на телеологическую, оппонирующую консерватизму парадигму развития. Консерватизм отличается от этих идеологий не теми нормами, которые составляют его концептуальные основания, но ориентацией на альтернативную парадигму развития, генетическую[35]. Это, в свою очередь, означает, что сущностной характеристикой консерватизма является последовательная ориентация на генетическую парадигму развития, на всемерное использование сложившихся предпосылок предшествующего исторического опыта, на рефлексию «коридоров возможного» и, наконец, на взращивание социальных институтов, обеспечивающих такое развитие.

Исходя из этой посылки выстраивание собственных концептуальных оснований консервативного подхода предполагает отказ от попыток следовать установкам, свойственным концепциям, названным С. Хантингтоном идеационными. Соответственно, искомый конструктивный ответ на методологические проблемы консервативной модернизации вряд ли возможен на пути выстраивания идеологических и нормативных оснований, присущих идеационным концепциям, противостоящим отмеченной выше сущности консерватизма.