Удовлетворенно хмыкнув в сторону сбитого догорающего самолета, комбат подошел к тамбуру, где, обхватив руками голову, продолжал лежать часовой.
– Боец, вы живы?
– Так точно, жив, голову немного больно.
– Надеюсь, не женаты?
– Никак нет, не женат, – постарался как можно веселее ответить матрос.
– Тогда до свадьбы заживет. Забирайте свою пукалку, доложите боцману о травме и быстро к военврачу, пусть посмотрит.
Офицеры батальона, выбравшись из-под вагона, как ни в чем не бывало, отряхнув форму, прошли осматривать состав. Подойдя к огромной воронке впереди первой платформы, сгрудились у развороченного взрывом железнодорожного пути. Каждый из присутствующих принялся выражать свое мнение.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – улыбаясь, вспомнил старую присказку командир второй роты старший лейтенант Ефим Янин.
– Называется – приехали! – поддержал коллегу командир третьей роты младший лейтенант Родион Осапенко.
– Чему радуемся? – раздраженно спросил офицеров майор НКВД и тут же продолжил: – Поздравляю, путь взорван. Поезд дальше не пойдет. Стало быть, график доставки добровольцев к месту назначения сорван. Кто за это ответит? – не скрывая своей озабоченности, громко хлопая себя по коленям, чуть ли не кричал сопровождающий эшелон заместитель начальника особого отдела 14-й армии Карельского фронта Ермаченко.
– Вам бы только виновных искать, – подходя к подчиненным, буркнул командир штрафбата капитан третьего ранга Байков и, не дожидаясь реплик присутствующих, продолжил: – Тем, на минуточку, кто забыл, напомню – это война, товарищи!
Затем, повернувшись к ротным командирам, добавил: – Не рассуждать надо, а срочно обеспечить проверку технической исправности материальной части паровоза, вагонов, ну и путь восстанавливать самим придется.
– Запчасти, шпалы и рельсы с неба что ли прилетят? – не успокаивался майор Ермаченко.
– Да хотя бы и с неба, – теперь уже усмехнулся комбат, прикидывая в голове, сколько понадобится сил и средств для возобновления движения эшелона.
– Машиниста видел. Никто из паровозной бригады не пострадал, у техники повреждения будто незначительные. Водный резервуар паровоза вроде пробит, но машинист с помощником и кочегаром в голос заявили, что с ремонтом локомотива справятся сами, – сообщил Байкову командир третьей роты Осапенко.
– Вы, товарищ старший лейтенант, – выслушав подчиненного, обратился комбат к своему замполиту Виноградченко, – берите пару охранников и бегом до ближайшего полустанка или разъезда. Что там впереди? Наверняка найдете все необходимое для ремонта путей. Думаю, у них связь налажена, передайте шифровку в штаб. Спросите у машиниста – сколько и каких запчастей ему необходимо для ремонта паровоза. Пока мы займемся восстановлением насыпи. В хозяйственной команде эшелона кое-какой шансовый инструмент припасен.
– Разрешите мне ваших моряков взять, – обратился политрук к Байкову.
– Потап Акимович, берите бойцов НКВД. Они тут дел уже наворотили, нам расхлебывать долго придется, а вам, глядишь, могут, сгодиться. Если что, одним своим форменным видом на всех местных страху нагонят.
– Товарищ капитан третьего ранга, разрешите обратиться к майору внутренней службы Терещенко? – спросил запыхавшийся от бега командир взвода охраны эшелона.
– Докладывайте, – пожал плечами комбат. Командир взвода охраны строго по форме, чеканя каждое слово, громко доложил майору НКВД об оперативных действиях его подчиненных и принятых мерах, а также сообщил о безвозвратных потерях этапируемых 72-х добровольцев.
– Имена убитых установлены? – нарочито громко спросил майор скорее для стоявших у воронки офицеров.
– Так точно, устанавливаем, а что с ними делать? Куда грузить?
– Не грузить, а хоронить! Неужели мы покойников на передовую повезем? Там своих убитых некуда девать! – непроизвольно вырвалось у кого-то из присутствующих командиров.
– Ну почему же? Можем покойных везти, но в вагоне с теми сучьими инициаторами кровавого побоища, – успел вставить свою реплику и комбат Байков.
– Хороним здесь в братской могиле. Составите докладную записку на мое имя с перечнем погибших, – выслушав сообщение офицера НКВД и реплики присутствующих, ответил майор Терещенко.
– Еще раз надо скрупулезно перепроверить фамилии всех погибших, – предложил Байков. – Ефим Григорьевич, лично займитесь. Убитых хороним здесь в братской могиле как искупивших свою вину бойцов. Прошу, нет – поручаю на погибших подготовить похоронные свидетельства как павших на поле боя. И еще, пока стоим, вагоны с добровольцами не закрывать.
– Как же открытыми? Сволочи уголовные, разбегутся же, – недоуменно остановил Байкова лейтенант внутренней службы НКВД, командир взвода охраны.
– Боитесь? Выставите охранение, – мгновенно отреагировал командир батальона. – Я воочию наблюдал, как ваши архаровцы от самолетов проворно убегали и по спасающимся от бомб безоружным бойцам переменного состава метко хлестали.
– Я бы вас попросил! Кто за это ответит! – не найдя что сказать, повысил голос на капитана третьего ранга лейтенант внутренней службы НКВД.
– Кто дал команду стрелять по безоружным добровольцам, тот и ответит! А пока исполняйте мое распоряжение. Если надо будет и без вас есть кому крайних искать, да, чуть не забыл, срочно выделите четырех человек в подчинение Виноградченко. За отказ исполнять указание начальника литерного эшелона ответите головой, – оборвал командир штрафбата окрик офицера.
Ни на кого больше не обращая внимания, Байков пошел прочь от развороченного бомбежкой железнодорожного пути.
– Александр Иванович, а что с ранеными делать? Где тяжелых разместить? Где оперировать? В теплушках их держать нельзя, операционной нет! – бежала навстречу комбату военврач Пастухова.
– Анастасия Павловна, не переживайте так, что-нибудь придумаем, – пытаясь добродушно улыбаться, принялся успокаивать женщину комбат, – первая помощь раненым оказана?
– Всем, – утвердительно кивнула головой военврач. – Но много тяжелых, есть и с пулевыми. Осколочных тоже хватает. Раненые на земле лежат, чего доброго застудятся.
– Всё необходимое для проведения операций с собой?
– Инструмент в наличии, помещение для операционной отсутствует, оперировать негде! – снова воскликнула военврач.
– Волноваться не надо! Лица на вас нет! Сейчас все организуем. Идите, спокойно готовьтесь оперировать раненых.
Около штабного вагона в ожидании комбата с ноги на ногу переминался Дворников и еще на расстоянии начал доклад:
– В моем подразделении погибших и раненых нет, какие будут указания?
– Все здоровы? Это хорошо, даже отлично! Указания для ваших, конечно, будут, как им не быть, когда такое случилось. Половину своей команды направьте в распоряжение военврача, пусть займутся переоборудованием пустого зак-вагона в санитарный. Всё какая-никакая от него польза. Надо медикам срочно оказать содействие по обустройству операционной в этом вагоне. Вы сами посмотрите, чем можем помочь и что у нас для этого есть. Остальных отправьте в похоронную команду в подчинение майора НКВД. Для погибших придется копать братскую могилу. Майор место покажет. Своих бойцов обеспечьте шансовым инструментом. Он лежит на первой платформе. Там и тачки должны быть. Краснофлотцам скажите, что я распорядился. Для них слова моего достаточно. Да еще, пусть ваши орлы узнают, каким теплушкам необходим ремонт и какими средствами. Держите меня в курсе. С офицерами постоянного состава, и особенно с чужими охранниками, не пререкайтесь, если возникнет какое недоразумение, сразу ко мне.
– Сделаем, – по-армейски утвердительно ответил Политика и побежал к своему вагону, где его ожидали подчиненные.
– Комбат велел половину из вас направить на рытье братской могилы, а оставшиеся пойдут в распоряжение начальника медицинской службы. Добровольцы есть? Добровольцев нет, будем назначать или потянем жребий?
– Давай жребий, все же честнее будет, кому как повезет, – дружными возгласами поддержали идею временного начальника бойцы хозяйственной команды эшелона.
– Все одно обманет, – не удержался от реплики один из присутствующих добровольцев, но под пристальными взглядами товарищей осекся.
– Вам, как главному сомневающемуся, и водить, – улыбаясь, произнес Дворников, доставая спички.
По жребию Илье досталось обустройство медсанчасти.
– Ну хоть что-то, может, кого из сестренок пару раз и по заднице хлопну, – довольный собой добродушно хмыкнул Алёшин, следуя за тремя везунчиками к военврачу.
После совместного с Анастасией Павловной осмотра зак-вагона было принято коллективное решение из караульного купе сделать хирургический отсек, а из зарешеченных камер – госпитальные палаты. У первой платформы своих подчиненных уже ждал Политика. Получив у моряков необходимый инструмент, в караульном купе зак-вагона штрафники быстро демонтировали лежаки. Из верхней багажной полки в центре отсека соорудили стол. Фонарь, которым поделился машинист поезда, подвесили к потолку над столом и подключили его к запасному аккумулятору.
Военврач Анастасия Павловна велела в соседнем вагоне взять две фляги из-под молока и попросила принести воду из ближайшего озера. Пока Илья с товарищем в сопровождении автоматчика взвода охраны ходили искать обозначенное на карте озеро и доставили воду, оставшиеся у вагона бойцы у выкорчеванных взрывами деревьев обрубили корневища, нарубили веток и соорудили небольшой костер, обложив кострище камнями, куда и был установлен неизвестно откуда взявшийся большой бак-казан. Опустошив в него флягу с водой, Алёшин вновь направился к озеру, но уже без вооруженного сопровождения.
Санитарки подготовили операционную к приему раненых. Вычистили купе от мусора и большой грязи, тщательно вымыли горячей водой с мылом, протерли спиртом стол и стены. Вернувшись с озера, Илья с санитаром не без труда подняли на высокую насыпь, а затем в вагон, носилки с тяжелораненым и занесли в операционную, где его приняли одетые в белые халаты и с марлевыми повязками две медсестры, военврач и фельдшер.
Положив штрафника на стол, одна из медсестер осталась помогать в операционной, вторая вышла в коридор и всем присутствующим заявила, что военврачом ей поручено исполнение функции сестры-хозяйки. Пока шла первая операция, сестра-хозяйка, командуя добровольными помощницами из переменного состава, сделали все необходимое для приема послеоперационных больных и других тяжелораненых. В бывших зарешеченных камерах были начисто вымыты лежаки и застелены постели с настоящими ватными матрасами, свежими простынями. После переустройства и генеральной уборки в вагоне сохранялся лишь сдобренный спиртом своеобразный затхлый запах застаревшей грязи вперемешку с вонью мочи, пота и прокуренной кичи.
Через некоторое время преобразованный вагон из столыпинского в санитарный посетил комбат.
– Ну, как обустроились? – улыбаясь, спросил он всех сразу.
– Как видите, порядок, Анастасия Павловна на операции, – в голос сообщили сестра и санитарки.
– Доктора беспокоить не следует, пусть делает свое дело, – ответил капитан третьего ранга.
Пройдясь по коридору, заглянув сквозь открытые решетки в каждое купе, он покинул вагон. На улице у входа курили Дворников и штрафники хозяйственной команды.
– Молодцы, быстро управились, спасибо, – обратился комбат к добровольцам и продолжил: – Иван Петрович, я поручил командирам рот выделить по одному человеку в похоронную команду. В случае необходимости можете их задействовать для хозяйственных нужд. Да, после похорон погибших двух своих бойцов оставьте при медиках, мало ли что понадобится, а остальных направьте на восстановление железнодорожного полотна. Пока железнодорожников ждем, надо воронку закопать и поврежденные шпалы с насыпи убрать.
– Сделаем, – отозвался Дворников, потушив о свою руку недокуренную папиросу. От махорки Политика отказывался принципиально. Если не находилось папирос, вообще не курил. После паузы Дворников обратился к подчинённым:
– Слыхали, что комбат сказал? Алёшин, вас дамы любят, наблюдал, как у них глаза горят, когда вы рядом. Стало быть, остаётесь при госпитале. Пусть сестрички потешатся!
– Я что, клоун при медчасти? – недовольно буркнул Алёшин.
О проекте
О подписке