VI

Выйдя на плац пересылки, добровольцы увидели всё тот же одиноко стоявший стол, на котором уже лежала груда папок, рядом прямо на земле стояли набитые папками кожаные мешки. За столом перекладывал дела заключенных тот же морской старшина первой статьи, а рядом стояли два армейских лейтенанта. Новобранцы обратили внимание на отсутствие офицеров НКВД.

– В две шеренги полукругом становись! – громко прокричал один из офицеров подошедшим осужденным.

Сформировав длинный серпообразный строй, моложавый старший лейтенант представился и представил своего коллегу младшего лейтенанта как командиров второй и третьей роты отдельного четвертого штрафного батальона 52-й резервной дивизии 14-й армии Карельского фронта (ОШБ-4).

– Я буду называть фамилию и место дислокации, – проговорил старший лейтенант, – некоторым из вас Родина доверяет должности сержантского состава, с вас и начнем. Кого распределим в третью роту, становитесь справа от стола в шеренги по четыре ряда.

– Кого во вторую роту – слева, – подхватил слова сослуживца второй офицер.

По шеренгам прокатился шепоток справедливости предположений. В результате полуторачасовой переклички фактически был сформирован младший командный состав двух рот штрафного батальона. Затем началось распределение добровольцев по отделениям, взводам и ротам. Увлеченные раздачей должностей, стоявшие в шеренгах добровольцы не заметили, как к столу подошел командир формируемого батальона Байков:

– Младшим командирам разрешаю к вечерней поверке в свои подразделения отобрать бойцов из числа добровольцев.

– Младший командный состав двух штрафных рот практически сформирован, – доложил командиру один из присутствующих офицеров.

– Уже? Молодцы, быстро справились, списки бойцов уточним вечером, – похвалил подчиненных комбат и тут же добавил: – Доброволец Дворников есть? Прошу выйти из строя и подойти!

Услышав свою фамилию, Политика в ожидании дальнейших действий не спеша подошел к морскому офицеру.

– Иван Петрович? – начал разговор капитан третьего ранга, – я подробно ознакомился с вашим личным делом. В прошлом вы потомственный боевой офицер, ваши и отец, и дед служили царю-батюшке, скажите откровенно, вы действительно собираетесь присягнуть власти, против которой когда-то воевали?

– Я присягаю не власти, а отечеству. Не к чести боевому офицеру отсиживаться в тылу, особенно, когда враг во дворе.

– Но для вас прежде и ныне действующая власть была врагом!

– Мое дело военное, а правое оно или нет, это судить не мне. Власти приходят и уходят, одни политики сменяют других, а отечество остается. Сегодня оно в опасности и нуждается в защите. Собственно, чем я занимался прежде и собираюсь исполнять теперь.

– Вы один так думаете или вас таких много?

– Нет, конечно. Полагаю, у моих знакомых, бывших служак белого движения, такое же мнение.

– Как знаете. Мне кажется, нам всем повезло, уверен, еще послужим. В батальоне пока отсутствует постоянный заместитель командира по тылу. У временного помощника работы непочатый край. На время транспортировки добровольцев к фронту надо ему оказать содействие, в связи с чем есть предложение назначить вас руководителем хозяйственной команды. Как вы к этому назначению отнесетесь? Справитесь?

– Спасибо за доверие. Отнесусь положительно, от служения Родине я никогда не отлынивал. Надеюсь, и с вашим поручением справлюсь.

– Вот и ладно. Значит, порешили! Подберите себе из сформированных рот крепких, добросовестных ребят, примерно человек десять. Список желающих работать с вами передайте мне сегодня до отбоя. Утром получите распоряжение по батальону, – подытожил разговор комбат и обратился к стоявшим вновь назначенным младшим офицерам: – В подразделения, командирами которых вы призваны, записывайте всех, кого пожелаете из числа добровольцев. Более точно личный состав распределим в равных пропорциях – и уголовников, и политических, и беспартийных по пути следования на базу.

– Про мужиков забыли, – раздалось из шеренг.

– Куда без них, – поддержали голоса.

– Раз просят, значит, включайте в распределительные списки и мужиков, – закончил разговор Байков, улыбаясь.

– Граждане добровольцы, расходимся до вечерней поверки. Здесь за столом сегодня обязательно кто-нибудь будет находиться, сюда и списки добровольной комплектации следует доставить.

– А если дождь?

– Когда вам дождь или снег помехой был? Дежурному штабного барака передадите.

Со второй половины дня до самого ужина пересылка больше напоминала активный муравейник. Добровольцам из числа осужденных не запрещалось свободно ходить по территории пересыльной зоны, из барака в барак, собираться группами, переносить какие-то вещи. В воздухе витал пьянящий головы осужденных дух свободы. После ужина, во время вечерней поверки, было произведено предварительное формирование рядового переменного состава отделений, взводов двух рот четвертого отдельного штрафного батальона.

VII

В четыре часа утра следующего дня завыла лагерная сирена, призывающая добровольцев к построению с вещами. На плацу в полумраке прожекторов пересылки их ожидали конвоиры с собаками. Осужденные были выстроены по сформированным отделениям, взводам и ротам в шеренги по четыре ряда. Рядом с командиром батальона напротив строя стояли ранее отсутствующие офицеры – заместитель начальника особого отдела Карельского фронта – майор внутренней службы Терещенко Ефим Григорьевич и заместитель командира батальона по политической части Виноградченко Потап Акимович.

После утренней поверки раздалась новая команда:

– Добровольцы, полукругом в шеренгу по двое становись!

Ряды более восьмисот новобранцев зашевелились и начали движение вперед – кто с вещмешками через плечо, кто с чемоданами в руках. После дополнительной многократной переклички и тщательного обыска каждого призывника, которым являлся откровенный шмон вещмешков и чемоданов, разношерстная команда очутилась за воротами лагеря в полном распоряжении до зубов вооруженного конвоя с собаками в придачу.

Напуганные предутренней суетой и шумом служебные собаки заливались непрерывным лаем. За воротами полулагеря, полутюрьмы добровольцы услышали новую команду, теперь уже старшего конвоира:

– Разобраться в шеренги по пять!

Осужденные не прятали и не маскировали свое возбуждение. Предвкушая скорую свободу, никто из этапируемых новоиспеченных бойцов переменного состава и не собирался сиюминутно подчиняться приказу. Политические вызывающе улыбались, урки, выбрасывая в адрес охраны разные издевки, откровенно смеялись. Минуту спустя над головами пронеслась скороговорка начальника конвоя:

– Не успели выйти за ворота, сразу порядок забыли, сволочи, конвой шутить не любит!

После чего он молниеносно вскинул автомат, направил в сторону добровольцев и дал длинную очередь. Пули засвистели над головами напуганных людей да так низко, что строй невольно повалился на землю:

– Встать, суки драные, шаг в сторону считается побегом, конвой стреляет без предупреждения!

Призывники-добровольцы поняли, что до свободы шагать далеко, а смерть, как и прежде, носится рядом. Сломав сформированный по воинским подразделениям строй, они быстро разобрались в пятерки. Уже засветло почти бегом колонна добралась до станции. В далеком станционном тупике Котласа стоял железнодорожный состав из трех пассажирских вагонов, нескольких десятков вагонов-теплушек, двух специализированных: зак-вагона и почтово-багажного.

– Всем сесть! Шмотье перед собой! Руки за спину! – пролетело новое распоряжение начальника конвоя по прибытии колонны к железнодорожной насыпи.

Добровольцы беспрекословно исполнили команду, присели на корточки, выставив вперед свои пожитки, привычно уложив руки за спину, застыли в ожидании дальнейших команд. Уже никто не улыбался и не смеялся, каждый думал о том, что ничего не меняется, что зря добровольно подписался на верную смерть, что статус призывника-добровольца никак не повлиял на его безысходную дальнейшую судьбу.

Между вагонами и на корточках сидящими штрафниками остановились две телеги, загруженные большими кожаными мешками. Шедшие позади прибывших с пересылки повозок моряки принялись распаковывать мешки, вынимая из них папки с личными делами заключенных. Вперед вышел все тот же комбат Байков в сопровождении майора внутренней службы Терещенко и громко крикнул:

– Мы будем называть номер вагона по порядку и фамилии в соответствии с номером команды. Ваша задача переместиться к указанному вагону и ждать дальнейших распоряжений.

Вначале прозвучали фамилии бывших кадровых военных, назначенных младшими командирами. Минуту спустя после того, как они встали у названных вагонов, по округе эхом понеслись фамилии других осужденных. Услышав свою фамилию, каждый доброволец громко отвечал: «Здесь!», резко вставал, подхватывал пожитки и бежал к указанному вагону.

VIII

Через полчаса переклички продолжали сидеть всего десять человек добровольцев, среди них и Алёшин Илья Степанович.

– Оставшиеся призывники, подойдите ко мне, – крикнул капитан третьего ранга. Дождавшись, когда подойдут все, он уже тихо по-деловому объявил: – На время передислокации батальона вы, ребята, зачислены в хозяйственную команду. Старшим назначен Дворников Иван Петрович. Прошу любить и жаловать. Ваша задача разносить по эшелону дрова, воду, провизию и всякое другое. Место вам приготовлено в почтово-багажном вагоне.

Неожиданно для всех из-за спины Алёшина вдруг кто-то пробасил:

– Гражданин начальник!

– Во-первых, не гражданин, а товарищ, во-вторых, не начальник, а капитан третьего ранга, уяснили?!

– Гражданин товарищ начальник капитан ранга, хочу спросить, – не успокаивался голос.

– Спрашивайте!

– Мы катимся под вертухаями?

– Кого вы имеете в виду?

– Вон те холены, красны рожи, с шавками, – ответил доброволец, выглядывая из-за спины Ильи, протягивая руку в сторону стоявших в оцеплении состава полукругом сотрудников НКВД с овчарками на поводках.

– Для животных и сопровождающей охраны отведено место во втором штабном вагоне.

– А клети нам? – басил все тот же любопытный.

– Какие клети? Вы о чем? – не понял вопроса офицер.

– Впереди с решетками зак-вагон стоит! В нем меня сюда приперли.

– По законам военного времени в составе эшелона такой вагон необходим!

– С врагом и предателем по законам военного времени обычно не цацкаются, а шлепают на месте, – якобы себе под нос, но достаточно громко пробубнил уже другой новобранец.

– Я этого не слышал. Никто никого шлепать, как тут некоторые выразились, не собирается, а для порядка надо бы. Наша задача доехать в расположение части живыми, здоровыми и невредимыми. Вагон взвода охраны прицеплен в голове состава, следом за штабным. Ваш вагон в конце состава. Ни для кого из добровольцев конвоиров нет. Взвод охраны НКВД прикомандирован для защиты и обеспечения порядка в пути следования. Проходите в свой вагон и располагайтесь.

Штрафники временной хозяйственной команды военного эшелона побрели к указанному вагону вдоль теплушек, заглядывая в каждую открытую створку ворот. Пока шла погрузка добровольцев, перед паровозом и в конце состава железнодорожники прицепили по одной открытой платформе с зенитными установками из четырех спаренных пулеметов «Максим». На открытой площадке в конце эшелона в дополнение к зенитной установке была закреплена и полевая кухня, вокруг которой крутились истопник и повар. Следом за паровозом стояли купейный штабной, два плацкартных и зак-вогон. Одно из четырёх купе штабного вагона было отдано сопровождающему эшелон военврачу. В двух других разместились комбат и майор НКВД. В помещении рядом с просторным кабинетом комбата разместились кадровик и писарь.

Первый плацкартный был отдан прикомандированным морякам, прибывшим за пополнением офицерам постоянного состава и служащим медицинской службы. Во втором, плацкартном, расположился взвод охраны НКВД с собаками. В конце эшелона перед открытой платформой стоял почтово-багажный вагон. Внутри размешался большой продуктовый склад и четыре четырехместных купе.

Призывников переменного состава разместили в старых двухосных теплушках примерно по 60 человек в каждой. Откатные ворота были вмонтированы в середину с каждой стороны обшитого деревом вагона. Это средство доставки новобранцев в длину было около 6,5 метра и 3 метра в ширину с тонкими дощатыми стенками и такой же деревянной крышей. Неохраняемый зак-вагон предоставили дюжине женщин из числа осужденных, изъявивших желание добровольно пойти на фронт санитарками переменного состава. За время в пути им предстояло освоить нехитрые премудрости санитарных дел, в том числе оказание первой помощи раненым и больным.

IX

Направляясь в указанный комбатом хозяйственный вагон, Алёшин шагнул к стоявшей напротив телеги с документами теплушке и заглянул внутрь. Слева и справа от дверных створок виднелись наспех сколоченные из неструганного горбыля трехъярусные плоские настилы, где и размещались добровольцы. На нижних ярусах вагона уже залегли блатные, рядом пристроились урки. На вторых ярусах настилов укладывались политические. А все остальные, кому не достались места внизу, копошась, уплотнялись на третьих ярусах. В центре вагона пыхтела жаром с мелодичным потрескиванием дров круглая чугунная печь, в народе прозванная «буржуйкой». Дымовая труба от печи выходила в боковое зарешеченное отверстие рядом с плотно закрытой противоположной боковой стенкой вагона. Около печки лежали приготовленные дрова, на зеленом ящике из-под снарядов стояла фляга с водой. «Когда успели буржуйку растопить? – про себя хмыкнул Илья, глядя на стоявшее под трубой ведро, – и параша на месте».

– Ну чего стоим? Залазь, закрывать пора, – услышал Алёшин за спиной командный голос и обернулся. Перед ним стоял невысокого роста краснощекий круглолицый солдат в форме рядового НКВД с автоматом на изготовке.

– Я причислен к хозкоманде и поеду в другом вагоне, – огрызнулся Илья, проглатывая подступивший к горлу рвотный комок, чуть ли не срыгивая на ненавистного охранника.

– Тогда кати задвижку, – прорычал все тот же властный голос.

– Какую? – не понял Алёшин.

– Чего тут непонятного – ворота закрывай, – переходя на визг, крикнул солдат охраны, передергивая затвор автомата.

Илья молча ухватился за створку и резко дернул. Ворота легко поддались, но до конца не закрылись. Сверху на Алёшина, опершись на деревянную поперечину, улыбаясь, смотрел Лютик. Его нога в натертом до блеска хромовом сапоге удерживала створку ворот.

– Ты, брат, чего? Нас – добровольцев Красной армии закупорить решил? – раздраженным голосом остановил Илью вор.

– Приказано закрыть ворота, – опередил великана рядовой НКВД, помахивая стволом автомата по направлению сапога. Из-за спины воровского авторитета в оставшуюся открытой щель полетели отборные маты урок.

Авторитет усмехнулся той кривой ухмылкой, которая появлялась на лице, когда он демонстративно насмехался над кем-нибудь или начинал откровенно издеваться.

– Лютик, не бузи. Бесполезно. Своих шавок придержи, – начал было убеждать законника Алёшин.

– Вы еще присягу не приняли, чтобы Красной армией прикрываться, – перебил великана боец НКВД.

– Лютик, дай закрыть, не доводи до греха. На первой же остановке сам приду, открою, зуб даю, – выждав паузу, миролюбиво улыбнулся Илья.

– И хавку доставишь? Смотри мне! Ты знаешь! У нас за базар ответ держат, – демонстративно игнорируя приказы охранника, буркнул вор, убирая сапог.

Алёшин до конца докатил створку ворот, солдат НКВД зафиксировал задвижку и направился в голову состава, а Илья, тихо чертыхаясь, зашагал к своему вагону в конец эшелона.