Избранный

Содрав до крови кожу на руках и ступнях босых ног о крошечные каменистые выступы, Илья вскарабкался на вершину одиноко стоящей скалы, за макушку которой цеплялось небольшое, но густое сизое облачко: «Ты взобрался! Наконец-то, дополз до цели, выше некуда. Только здесь? на вершине, посреди чистого прозрачного облака, почувствуй тело свободным и блаженное спокойствие в истерзанной душе». Еще раз внимательно осмотрев себя, Алёшин тщательно протер заполненные запекшейся кровью раны, но они не беспокоили, казались не имеющими к нему никакого отношения. Высоко задрав голову, путник облегченно выдохнул: «Там за туманной дымкой только голубое небо! Никто более не способен указать мне дальнейший путь прочь от земной суеты, к вечному покою и успокоению». По округе разнесся душераздирающий безумный крик радости, смешанный с отчаянием попавшего в западню дикого зверя. Полностью освободив легкие, Илья? богатырского телосложения великан, попытался еще раз глубоко вздохнуть, но воздуха не хватило, он лишь почувствовал пульсирующую жилку в висках, качнулся из стороны в сторону и, не удержавшись на слабеющих ногах, медленно повалился на спину, проваливаясь, как в гамак, внутрь покачивающегося тумана. Падая навзничь, Илья под продолжающуюся блаженную облегченность закрыл глаза, пытаясь прислушаться к уставшему от переживаний сердцу, но помехой вдруг стало далекое надоедливо монотонное жужжание. «Проклятая муха даже здесь не дает покоя, а может, другая доколе мне неизвестная мелкая тварь», – не желая того, обнаженный здоровяк переключил свое внимание.

В бесконечно надоедливом звуке он вдруг стал разбирать слова:

– Ты чего это распластался тут? Поди не дома! Не твое это место! Нализался, как босяк последний, и орешь во всю луженую глотку. Проваливай! Проваливай откуда притащился!

«Ну вот еще, не дождешься, зазря что ли карабкался», – подумалось мужчине. Он принялся медленно поднимать свои внезапно потяжелевшие веки, но несколько попыток были тщетными, и великан оставил эту затею. Будто зажатое в мощные каменные тиски от бесконечной боли в спине, ногах, руках его ослабленное тело непрестанно ныло. Усилием воли преодолевая тяжесть, Илья чуть приподнял одно веко, явно осознавая, как плотная белесая пелена с множеством мелких темных точек и легкая полупрозрачная дымка застилали и без того воспаленные от усталости глаза. Изможденным бесконечной болью мышцам груди богатыря не давала покоя бегающая по телу маленькая черная букашка. Она носилась меж его густой от грязи волосяной поросли в дополнение к донимающей тело и душу боли, оставляя легкие, но неприятно надоедливые покалывания.

– Отвяжись! Устал маненько, отдохну и уйду, – бесхитростно прошептал путник на звук в поисках точки успокоения и опоры своей измученной душе.

– Куда пойдешь? Дальше-то некуда. Все! Ты достиг предела, – раздался недовольный далекий писк все той же беспокоящей его какой-то мелкой твари.

– Где ты, мерзость? Остановись, – вновь прошептал Алёшин пересохшими губами, – я тебя не вижу, но чую! Найду, грохну, – преодолевая боль, продолжал недовольно бурчать лежащий на спине богатырь.

– Я здесь! Я на тебе! Гниль твою собираю!

– Чего, поганец, болтаешь, я жив пока и тело мое в порядке. Найду, точно грохну! Сам гнить начнешь, – мычал Илья, пытаясь почесывать те места на груди, где букашка пробегала, пощипывая кожу.

– Не хозяйничай тут, не дома, лежи, пока позволено. Тута свои порядки, – визжала букашка, ловко увертываясь от его больших, толстых, но проворных пальцев.

– Надоел уже! Писк твой достал, найду, точно грохну!

– Ты чего это творишь? Не выйдет! Многие меня хотели…

– И чего-о-о-о! – от досады протяжно взвыл Илья.

– Да ничего, с хамами всегда моя берет!

– Кто тут хам-то? Одни хотят, другие делают, – совладав с собой, промычал Алёшин.

Сквозь шум в голове он еще и еще пытался вслушиваться в болевые ощущения каждой клетки своей большой груди, пытаясь определить направление и угадать место наступления следующего укуса. После затянувшегося бездействия Илья резко провел ладонью по своим волосатым соскам, огромными пальцами прижал насекомое к телу. В ответ разнесся громкий визг с испепеляющим человеческим матом да таким отборным, который в ходу лишь у блатных и урок, да у людишек слабых и беспомощных. Зажатая пальцами букашка скулила и брыкалась, постепенно превращаясь в огромную черную мохнатую крысу. Высвободив из-под пальцев голову, грызун вцепился в фалангу большого пальца Алёшина, прокусив его до косточки. Скорее от неожиданности, чем от резкой боли, Илья громко вскрикнул и разжал пальцы, выпуская зверька на волю. В белесом плотном тумане крыса моментально пропала из виду. Также быстро исчезли и тяжесть в груди, и болезненные ощущения, глаза полностью раскрылись.

– У, чертова напасть! Еще и кусаться вздумала, скотина! – беспомощно крякнул богатырь.

– Ха-ха-ха, узна-а-а-ал! Догада-а-ался! – пропело вдруг издалека.

– Это еще кто? – не сдержал вопроса Алёшин, поворачивая в разные стороны и без того больную голову, в поисках места откуда раздался нудный надоедливый писк. Вместе с давящей на тело тяжестью мгновенно исчезла сухость губ. Смачивая каждую складку, во рту забулькала живительная слюна.

– Тот, о ком ты вспомнил всуе.

– Урод, выражайся точнее!

– Куда же точнее, – не унимался писк.

– Я с убогими и зверьем разным, а тем более с грызунами, в прятки играть не собираюсь! Покажись, скотина! – раздраженно гаркнул Илья в то место, откуда раздавался писк и отвернулся.

– Шибко буйный! Ой, какой буйный! Но всему свое время!

– Если найду, смотреть не стану, грохну!

– Ты еще и дикий! Ой, как обожаю таких неугомонных!

– Ну, тварь, и доста-а-а-ал же ты. Визг твой противный тоже. Без тебя тошно было, а с тобой – ваще. Я полагал – на высоте свобода, безлюдная пустота, а здесь какая-то говорящая мразь противная кругами скачет.

– Свобода твоя была там, откуда ты притащился, а здесь свой многовековой особый порядок. Вижу ты, малый, готов принять этот режим! Кровью подписаться под клятвой!

– Слушай, отвяжись, уже не хочу ничего! Я внизу много раз режимом пужан и кровью харкал за него. Дури мозги кому другому, но не мне, – немного поуспокоившись, брезгливо проворчал Илья в ответ, на всякий случай еще раз оглянувшись по сторонам.

– Теперь вижу ты действительно созрел для встречи с самим собой. Готов взглянуть на себя со стороны, но на себя обновленного! Настала пора о твоих проблемах перетереть. Головенку-то свою вправо откинь, если еще в состоянии, – раздался приятный тенор совсем рядом с правым ухом Алёшина. Громко хрустя шейными позвонками, Илья повернул голову в указанном направлении и увидел прямо перед собой крошечного человечка, может чуть больше открытой ладони годовалого ребенка.

– Это ты, нечисть, что ли? Чего тогда махонький такой?

– Так лучше видно твою телесную гниль, удобнее обнюхивать порожденный страхом смрад твоей плоти. Поднимешься на ноги, подросту и я.

«Глупая тварь, думает, что я его боюсь. Он, видимо не в курсе, что живущих под большевиками во власти и попробовавших лагерную баланду больше ничем не испугать», – хихикнул Алёшин, переворачиваясь. Угодив на мелкие острые колючие камни, немного полежал, привыкая к боли, встал на колени, а затем и на ноги, переступая по камешкам, чтобы ступни быстрее адаптировались к постоянному острому покалыванию. Никого не обнаружив рядом, тихо надменно поинтересовался:

– Чудак, ты-то где? Не боись, сразу убивать не буду.

Илья тут же услышал за спиной:

– Да здесь я, здесь!

Резко обернувшись на звук, Алёшин увидел такого же, как и он, высокого мужчину с большим мясистым носом.

– Ну и урод же ты! – не удержался от возгласа Илья, с любопытством осматривая покрытое сияющими до блеска вьющимися, только черными волосами, тело собеседника. Его воздушная полупрозрачная накидка не отличалась от черноты волосяного покрова рук и ног.

– Ты на себя-то смотрел? Чем лучше меня? Такой же волосатый страшила.

– Каких будешь, погань чернявая? На нечисть вроде не похож. Чего пристаешь? Думаешь обделаюсь? Не дождешься! В своих приятелях иметь тебя не желаю, – недовольно продолжал бурчать Алёшин.

– Я здесь по долгу службы! Тебе подобных и таких, как ты, укрощать предписано!

– На этой макушке? Кем? Давно чалишься, погань отвратная!

– Да уж давненько, подустать успел, ты-то размахался тут, если добрался до врат святых, веди себя как гость в приличном доме, а не как отребье бездомное. Вот, кстати, и тот, кто тебе нужен больше чем я, – миролюбиво произнес черный человек, устремив взгляд мимо здоровяка, склонившись в приветственном поклоне.

– Здорово, брат, давно не виделись, – откуда-то позади Ильи раздался бархатного оттенка редчайший на земле низкий бас.

Алёшин резко отступил в сторону. Обернувшись на звук, он уткнулся взглядом в высокого, безбородого, с голубыми глазами и с глубокими залысинами человека. Длинные ниже плеч волосы пришельца, как и одеяние, до рези в глазах были белы и светлы. Весь он светился белым ярче окружающего тумана, что подчеркивало особый шарм и величие пришельца.

– Во, компашка собралась! Ты-то кто? – не удержался Илья от возгласа.

– Я страж праведный, – все тем же низким грудным басом доверительно произнес человек в белом.

– Какой, какой? – изумленно вопросил здоровяк.

– Праведный! Чего непонятного сказал!

– Вертухай, что ли? Чернявого стережешь? – продолжил удивляться великан.

– Какого чернявого? – спросил блондин, оглянувшись по сторонам, и тут же добавил, – никого не стерегу. Попрошу вас оскорбительным тоном не выражаться! Вы в распределителе Господнем, а я ангел-хранитель, исполняю должность стража райских врат.

– И давно?

– Да уж давненько!

– Так бы сразу и сказал, что порученец, а то страж, страж, а если ангел, крылья-то куда дел? – окончательно осмелев, недоверчиво поинтересовался Алёшин.

– При мне, – ответил мужчина, громко шурша, будто накрахмаленной накидкой, развернул сложенное за спиной одно крыло.

– Вторым-то помаши, – предложил Алёшин, потирая свою мгновенно вспотевшую шею.

– Без нужды крыльями махать? Вам, мил человек, для демонстрации слов моих праведных и одного достаточно, – ответил мужчина и тут же продолжил, – брат, гостя допрашиваешь или пытаешь?

– Ни то и ни другое, собиралися доверительно беседовать.

– Нет, ты скажи, от Самого поручение имеешь? – с любопытством поинтересовался Илья.

– От какого? – не понял собеседник.

– Какой непонятливый, ясно спросил, ты от Его самого поручение имеешь?

– А-а-а, в этом смысле, ну конечно от Него!

– А тот, чернявый?

– У чернявого, как вы выразились, свой хозяин! Среди людей не менее известен и почитаем.

– Может даже известней и почитаем более твоего, вмешался в разговор черный человек.

– Твои мульки хорошо известны всем и мне тоже. Надеюсь, уступишь гостя на пару вопросов? Посиди пока в сторонке, послушай, а мы потолкуем!

– Уже сижу и даже отвернулся, говори, только недолго, некогда мне тут рассиживать, хозяин потеряет, – ответил мужчина в черном. Он бесцеремонно уселся спиной к собеседникам, головой упершись в образовавшийся из густого тумана угол из строгих полупрозрачных линий.

– С какой целью к нам пожаловали? – обратился страж к Илье, не обращая внимания на всем внешним видом выраженный каприз своего коллеги.

– Отвечай, мил человек, только коротко! Сказал же – некогда мне, а этому чудаку в белом о тебе и так все известно, – из угла не умолкал по-детски обиженный тенор.

– Скажи, чернявый тоже ангел, что ли?

– Как вы догадались? – пробасил белый человек.

– Он мутный какой-то, скользкий, неприятный тип.

– На то он и падшим ангелом зовется.

– Послушай, вертухай, кто-нибудь из вас двоих может объяснит, куда я попал?

– Непременно объяснит, – раздалось из угла, – вот он по порядку все и расскажет.

– Чего неясного, вы в том месте, куда стремилась ваша душа. В поисках самоуспокоения привела она на эту гору – в распределитель Господень.

– Даже такое есть! Никогда не знал! Я-то думал с собой справиться, свои силы испытать, как дурень с колокольни в гору полез, а тут оказалось совсем не то, что ожидал.

– Ничего не оказалось. Вы сами выбрали свой путь, а теперь нам с коллегой предстоит решить, что с вами делать, кто из нас будет вас в дальнейшем сопровождать.

– Куда провожать? – не понял реплики Алёшин.

– Туда, что заслужили деяниями земными своими.

– Чего еще выдумал? О какой душе ты пургу несешь? Собственно, я в этот, как ты его кличешь, распределитель и не стремился и в сопровождающих не нуждаюсь, – еле шевеля языком, преодолевая внезапно навалившуюся усталость, ответил здоровяк.

– Я что мыслю, это случайно залетный тип и нечего этому бугаю тут делать, – задребезжал скрипучий тенор из угла с темным пятном, окутанным белоснежной дымкой.

– Будь добр, коллега, не встревай уже. Я пытаюсь установить обстоятельства, в которых оказалась душа этого типа, как ты выразился, – осадил писклю человек в белом.

– Чего тут словеса развешивать, переходи сразу к делу. Этот абориген, овца заблудшая, меня чуть не придавил. Еле выбрался. Без него башка забот полна, – в углу не затихал, но уже более протяжный визг.

– Уважаемый, вам известны каноны вероисповедания? – обратился ангел к Алёшину, продолжая игнорировать звуки из угла.

– Зачем мне это? – вместо ответа задал встречный вопрос Илья.

– Посмотри-ка, приятель, эта белая курица закудахтала про заповеди своего босса, – нараспев хихикал в углу тенор.

– Все непродолжительное время своего земного пребывания вы ни разу не исповедовались, не испросили у Господа прощения за деяния греховные свои. Это великий грех! Он затмевает все другие земные непослушания, – продолжал монотонной настойчивостью басить ангел.

– Что за пустословие, ты же знаешь, коллега, в том нет вины этого несчастного, – раздался из угла еще более назидательный возглас.

– Истина в том, что наш гость не устоял против греховных соблазнов, тобой, коллега, надуманных извращений. Любой человек, кто верует, даже при самых сложных обстоятельствах непременно найдет своего духовника, чтобы покаяться в грехах своих, отдалиться от соблазнов твоих! – повернувшись к Алёшину добавил, – а вы, сударь, проигнорировали свыше предоставленные возможности.

– Ты о чем? Какие еще возможности? – опять не понял вопроса Илья.

– Если вы забыли, напомню. Многолетнее пребывание в святой обители благословенной земли вас призывало к очищению души.

– Никогда там не был, да и желания не возникало.

– Монастырь на острове холодного моря забыли? Так я напомнить могу.

– Ты напомни, все напомни этому чудаку, расскажи еще, как он теток мимо себя не пропускал, и про ту брюхатую не забудь, что до посадки животом обеспечил. Пусть знает, за деяниями каждой земной твари Всевышним пригляд ведется.

– Вы это в две глотки о чем? – раздраженно поинтересовался верзила.

– И про остров тоже. Жену, командира воинов, не ты ли много лет ублажал, да еще как! Блудница двойню родила. Не забудь и про полтора десятка невинно убиенных, – из угла продолжал завывающим тоном протяжно ныть надоедливый тенор.