Цитаты из книги «Страдания юного Вертера»

как праотцы наши сводили у колодца знакомство друг с другом, встречали здесь своих суженых, и словно слышу, как реют вокруг колодцев и источников добрые духи.

ах, если б мог я выразить все это, напечатлеть на бумаге то, что так полно, так горячо живет во мне, дабы образы эти сделались зеркалом моей души, подобно тому, как душа моя есть зеркало предвечного Бога!

Вина выпил он немного, о чем говорила едва початая бутылка. На поставце для письма лежала раскрытая книга – «Эмилия Галотти» .

«Я отплатил тебе злом за твою доброту, Альберт. Прости меня. Я нарушил мир твоего дома, я посеял меж вами недоверие. Прощай! Я положу этому конец. Ах, если бы моя смерть могла сделать вас счастливее! Альберт! Альберт! Дай этому ангелу счастье! И да пребудет благословение Господне над тобой!» «Я

Следует упомянуть еще одно важное обстоятельство. Как явствует из писем Вертера, он никогда не скрывал своего видимо растущего желания покинуть сей мир. Альберт часто спорил с ним по этому поводу; не раз обсуждал он это и с Лоттой. Будучи непримиримым противником самоубийства, Альберт, впрочем, часто с несвойственным ему раздражением давал понять, что имеет основания сомневаться в серьезности намерения Вертера исполнить свое желание и даже позволял себе на сей счет некоторую иронию; его неверие в реальность угрозы сообщилось и Лотте. С одной стороны, это успокоивало ее, когда мысли ее обращались к сей мрачной перспективе, с другой же – это тоже мешало ей поделиться с мужем своими опасениями, в последнее время все более мучившими ее.

Они, оба столь разумные, столь благородные люди, из-за скрытого разлада, вызванного известными противоречиями, спрятались друг от друга в молчание; каждый все более уверял себя в своей правоте и в неправоте другого, и отношения их настолько усложнились и запутались, что развязать роковой узел именно в тот решающий миг, от коего все зависело, стало уже невозможным.

Муж! Это понятие для мира сего, а для мира сего любовь моя к тебе, желание мое вырвать тебя из его рук есть грех. Грех? Что ж, я сам себя покараю; я испил сию чашу, чашу греха до дна, сполна насладился этим небесным блаженством, напоил и укрепил свое сердце живительным бальзамом. С этой минуты ты моя! Моя, о Лотта! Я ухожу первым! Я иду к своему отцу – твоему отцу! Я поведаю ему о своих страданиях, и он утешит меня, даст мне силы дождаться тебя, и я полечу тебе навстречу и заключу тебя в вечные объятия перед лицом Бесконечного.

О, прости меня! Прости! Я должен был умереть еще вчера, в тот самый миг!.. О ангел! В первый раз, в первый раз душу мою, все существо мое обожгло чистое, не отравленное сомнениями сладостно-пьянящее чувство: она любит меня! Она любит меня! На губах моих еще горит священный огонь, родившийся от прикосновения к твоим устам, сердце мое согрето новым, неведомым доселе блаженством. Прости меня! Прости меня! Ах, я знал, что ты любишь меня, я понял это по первому теплому, глубокому взгляду, по первому рукопожатию, но всякий раз, расставаясь с тобою или видя подле тебя Альберта, я вновь предавался малодушию и мучительным сомнениям.

Зачем ты будишь меня, весна? Ты ласково веешь в лицо мне и шепчешь: „Я окроплю тебя влагой небесною!“ Но пора моего увяданья близка, близок вихрь, что сорвет мои листья! Завтра странник придет, знавший честь и славу мою, и взор его будет искать меня в поле, но не найдет…»

Лотта между тем находилась в необычном расположении чувств. После воскресного объяснения с Вертером она вдруг отчетливо поняла, как тяжело ей будет расставаться с ним, как сам он будет страдать, разлучившись с нею.