Подобный вывод может вызвать возражения даже в нашу эпоху, гораздо более терпимую к разного рода философским парадоксам, нежели время, в котором жил наш герой. Не удивительно, что во времена Фихте это положение было подвергнуто критике большинством его «коллег по цеху», в том числе Шеллингом и Гегелем. Впрочем, последние не могли не оценить остроумие фихтеанской аргументации. Отвечая на вопрос о том, почему он не распространяет метафору часов на отношения Творца и его творения, Фихте отвечает, что, в отличие от о механических часов, Разум находится в непрерывном процессе становления и должен учитывать результаты собственной деятельности. В дальнейшем это динамическое представление о непрерывно становящемся и непрерывно себя обосновывающем «я» ляжет в основу концепции становящегося Духа, обретшего в учениях Шеллинга и Гегеля статус объективной безличной субстанции, творящей Мир в процессе саморазвития.

Итак, по Фихте, «я» выступает одновременно и условием, и целью мыслительной деятельности. Но всякая ли ментальная активность может быть призвана мыслительной деятельностью? Можно ли, например, считать мышлением бредовые состояния, галлюцинации, транс, сон и пр.? В своем ответе на этот вопрос Фихте вполне определен и весьма категоричен: мыслительной может быть признана только рациональная деятельность, подчиняющаяся законам формальной логики, все остальное – лишь случайные эпифеномены человеческой жизни, непригодные для систематизации и изучения. В полном соответствии с рационализаторским духом Просвещения, Фихте объявляет строгий запрет на сферу сиюминутных ментальных эффектов и неконтролируемых страстей, которой в психоаналитической традиции соответствует понятие «бессознательного». Здесь этический пафос учения Фихте выступает на первое место, вытесняя сугубо научный интерес. Категоричным тоном духовного ментора Фихте утверждает, что «…грезить можно только во сне, но наяву нельзя позволить себе, чтобы в голове проносились появившиеся сами собой образы. Эта абсолютная свобода произвольно придавать своему духу определенное направление и удерживать его в этом направлении есть исключительное условие не только для философского, но и для обыкновенного здравого и правильного мышления^[7]. «Правильное мышление», в данном случае, – это мышление сугубо рациональное. Основными его атрибутами выступают осознанность, системность, строгость и целенаправленность: случайное, бессистемное, фрагментарное мышление не является для Фихте мышлением в строгом смысле слова, так как в нем отсутствует то, что делает мыслителя в полном смысле слова самостоятельным, т. е. опирающимся в своей мыслительной деятельности на собственные построения.

Фихте утверждает абсолютный приоритет мышления над всеми прочими видами деятельности, поскольку только в мышлении мир, собственно, и может быть представлен. Любое явление природы или социальной реальности, не будучи воспринятым, имеет лишь потенциальный характер: однажды заведенные часы работают и без участия человека, не будучи им осознаваемыми, но их существование в этом случае имеет лишь потенциальный характер, актуальным оно становится только в тот момент, когда часы оказываются в фокусе сознания и исполняют свою основную функцию – отвечают на сугубо человеческий вопрос «Который час?».

В фихтеанском пренебрежении к «объективной реальности» можно было бы, при желании, разглядеть крайний солипсизм, что не преминули сделать его многочисленные критики, как при жизни, так и после смерти. Впрочем, это обвинение совершенно неправомерно: в теории Фихте отстаивается позиция, согласно которой теоретическому осмыслению доступны лишь плоды опытного познания; все, что выходит за рамки непосредственного опыта, не может составлять предмет познания и с точки зрения строгой науки само его существование весьма проблематично.

В то же время процесс мышления, согласно Фихте, отнюдь не гомогенный процесс: существуют различные уровни познавательной деятельности, которые Фихте называет «степенями жизни» или «степенями сознания». Основное отличие между этими степенями состоит в уровне осознанности, которым обладает сознание в тот или иной момент времени. Так первая степень жизни представляется Фихте своеобразным фундаментом познавательной активности – это уровень непосредственного опыта. На этом уровне сознание полностью растворено в вещах, выступающих его феноменальными определениями. Заметим, что в фихтеанской теории познания определение одновременно и логическая операция, и тот способ, с помощью которого вещи представляются сознанию в процессе познавательной деятельности. Так логическое понятие той или иной вещи непосредственно связано с тем, каким образом эта вещь представляется нам в опыте восприятия. К примеру, непосредственное восприятие неба задает наше представление о нем, в основе которого лежит естественное отношение человека к небу. Чисто феноменальное определение неба как «того, что простирается над моей головой», одновременно служит и средством самоопределения человека как существа, живущего в «поднебесном мире». Таким образом, логически определяя небо как предмет своего рассмотрения, сознание одновременно определяет и само себя, устанавливая пределы своей самости («тот, кто живет под небом»).

Вторая степень жизни предполагает разделение познающего субъекта и объекта познания в результате рефлексии. Собственно, только на этом уровне сознание вовлекается в созерцание самого себя, а предметом познания становится сам процесс познавательной деятельности. Согласно Фихте, эту степень жизни характеризует более высокий уровень осознанности и, как следствие, свободы. Строго говоря, только сознающее себя «я» свободно в полном смысле этого слова, так как только на уровне самосознания ему удается преодолеть естественную пассивность и стать полноправным субъектом действия.

Третья степень жизни предполагает не только вычленение познающего «я» из непрерывного потока переживаний, но и понимание, что всякая сознательная деятельность имеет своей высшей целью конструирование самости. Таким образом, вся эволюция сознания, с момента его пробуждения от «сна мира» в результате рефлексии, является историей последовательного восхождения самости, на каждом этапе которого «я» обретает все большую степень свободы. Таким образом, на третей степени жизни «я» получает представление о себе как о некоем интеллектуальном проекте, разворачивающемся во времени и нацеленном на полное самоосуществление «я». Процесс мышления у Фихте, благодаря его фундаментальной значимости, не лишен оттенка героизма. Будучи умственным усилием, направленным на прояснение условий существования самости и способов ее реализации, мышление есть настоящий подвиг, способным на который оказывается далеко не каждый, даже из тех, кто претендует на статус мыслителя. В частности, далеко не за всеми своими коллегами Фихте признает способность к чистому «трансцендентальному мышлению», так как последнее не нуждается в ссылках на авторитеты, опираясь в своих построениях исключительно на само себя, требуя, помимо высоких интеллектуальных способностей, еще и определенную предрасположенность к подобного вида деятельности, которую Фихте считает врожденной. Этим объясняется и крайне непримиримая позиция, которую Фихте занимает на страницах «Ясного, как солнце…», с ироничным сожалением констатируя профессиональную непригодность многих своих коллег и высказывая предположение, что им стоило бы посвятить себя более практически ориентированным видам деятельности. Разумеется, это язвительное замечание отнюдь не способствовало примирению с Фихте тех, кто был изначально настроен против него.

* * *

Рассмотрев вчерне основные положения фихтеанской теории познания, обратимся к ключевому понятию его философии – концепции «наукоучения». Наукоучение (нем. Wissenschatslehre) – терминологическое новшество Фихте, призванное отделить его собственную систему взглядов от всех предшествующих «философий», подчеркнуть ее строгость и принципиальную наукоориентированность.

Начнем с определения наукоучения, принадлежащего самому Фихте: «Наукоучение есть систематическое введение чего-то действительного, первой степени сознания; и оно относится к этому действительному осознанно, как относится демонстрация часов к действительным часам». Иными словами, наукоучение представляет собой точную модель мыслительной деятельности, разворачивающейся в исходном феноменологическом поле – поле непосредственного опыта. В системе Фихте, несмотря на ее нарочитую умозрительность и сильно выраженный спекулятивный компонент, основным критерием