– А я – в год Собаки, – признался Олег. – Значит, должен уметь проползать под забором…

Сейчас они оба прислушивались, распластавшись на траве. Молодая женщина попробовала успокоить своего спутника.

– Может быть, не туда попали. Трудно сказать. А вдруг просто рядом?

– Даже если рядом! – Олег буквально не находил себе места. – Зачем по жилым домам стрелять? Совсем без чердака остались? Вы же видели, что в этом доме совершенно мирные люди.

– Понимаете, на чердаках есть снайперы, – невозмутимо пояснила Франсуаза. – Я читала, что ещё во время Первой русской революции здесь, на Пресне, была такая же история. Боевики вели огонь с чердаков, а по ним стреляли из пушек…

Величко, кроме всего прочего, страдал и по другой причине. Он безнадёжно испортил костюм, плащ, рубашку. Всё было в земле, в масле, даже, в чьей-то крови. Впрочем, это могла быть и ржавчина. Франсуаза, конечно, оделась сообразно обстоятельствам, но её персиковое личико уже не блистало чистотой.

– Самое главное, что теперь туда и не вернёшься, – посетовал Олег.

– И не надо. Чем мы поможем? – резонно заметила Франсуаза. – Один момент подождите…

– Что там ещё? – Величко приподнял голову.

Знал бы, что придётся вытирать брюхом Рочдельскую и Дружинниковскую улицы, надел бы старый спортивный костюм и кроссовки. А он ведь собирался днём, уже от матери, ехать на Зацепу – в свою Академию. И нарядился соответственно – как обязывало положение.

За стеной стадиона, перекатывая голову по куче опавшей листвы и мусора, лежал мужчина средних лет. Он был ранен в ногу, и потому то стонал, то хрипел. Похоже, ему попало ещё куда-то – на губах пузырилась кровь. Его перевязывали сразу несколько человек. Они не столько помогали, сколько мешали друг другу. Сквозь гарь отчётливо пахнуло мясной лавкой, и Величко едва не вырвало.

– Вы не доктор, Олег? – шепнула ему на ухо Франсуаза.

– Нет, я экономист. Никаких медицинских навыков, к сожалению, не имею.

– Я могла бы помочь, но здесь очень тяжёлый случай. Похоже, это пуля со смещённым центром тяжести. Видите? Попало в ногу, а кровь идёт изо рта. – Франсуаза чуть не плакала. – Его в клинику нужно срочно. Он тут погибнет. Я бы могла…

– Я вас никуда не отпущу! – испугался Олег. – Вы что?! Его сейчас унесут за оцепление. Видите, как тут много раненых? – Он указал пальцем под кусты.

Там лежал какой-то старик-одуванчик, которого «угостили» в обе ноги и в руку. Зачем он сюда притащился, было неясно. Рядом корчился подросток, прижимая обе руки к низу живота. На его тощей шее висела иконка. Были и другие, конечно, но Олег в дыму почти их не видел.

– Давайте сами выбираться – мы ведь не мессии. Зря всё-таки в обход не пошли. Попробуем через стадион – я знаю дырку. Может быть, хоть его стенами прикроемся…

– Давайте! – сразу же согласилась Франсуаза. Она поняла, что бессильна против огня и свинца.

Своего нового знакомого, респектабельного мужчину лет тридцати пяти, грязного и усталого, но явно зажиточного, французская журналистка уже считала своим другом.

– Вот, пожалуйте в кусты. Осторожнее, как бы ни на что взрывчатое не наступить… А вот и дырка! – Величко раздвинул ветки.

На стадионе действительно было спокойнее, и Величко достал сигареты. Он предложил сначала Франсуазе, но та с извинениями отказалась.

– Да, Олег, раньше я много курила. Но, когда ждала детей, бросила. И с тех пор не втянулась…

– Ваш бы пример – да моей жене! Я уже бояться начинаю…

Величко замолчал и прислушался. Он сделала Франсуазе знак не двигаться, приподнялся и выглянул из-за куста. Вдоль забора – кто с автоматом, кто со снайперской винтовкой – устроились военные, солдаты и офицеры вперемешку.

Один из них, вцепившись в рацию, повторял:

– Раненых надо вынести, очень много раненых… Да, и наших, и ихних. Давайте скорее, мать вашу… Ещё один, блин! Снайпера бьют, гады…

– Козлы! Скольких уже убили да покалечили! – выругался штатский мужичок. Он увидел Олега и заулыбался: – Вы из Дома Советов?

– Да нет, хотя и сочувствую. Вы – ребята крепкие. – Величко немного подумал. – Помочь вам с ранеными?

– Солдатики обещали подсобить…

Мужичок тряс свою кепку, стуча ею то о забор, то и ветки кустов. От кепки во все стороны летели склизкие желтоватые комочки. Поймав взгляд Величко, мужичок помрачнел.

– Другану моему в голову вмазали. Сразу наповал. А я хочу себе на память взять. В Афганистане выжил, а здесь…

– Да, кто вы такой, собственно? – Капитан вышел из эфира. Поморгав воспалёнными глазами, он занялся Олегом. – Откуда здесь взялись? Разве не видите, что творится?

Капитан сразу же определил, что Величко не из защитников; это было уже хорошо.

– Я всё вижу, но со мной сейчас женщина, журналистка из Франции. Её надо вывести из-под огня. Я очень прошу вас помочь.

Дикий грохот «Шилок» и танков на какое-то время сделал голос капитана неслышным. Франсуаза появилась в кустах, как прекрасное видение, и подошла к солдатам. Те перестали материться и застеснялись.

– Кто вы? – Капитан протёр глаза кулаком. – Вас нужно вывести? Вы говорите по-русски?

– Лучше нас с вами, – заверил Олег.

Франсуаза обворожительно улыбнулась:

– Месье, конечно, преувеличивает… Помогите нам выйти вместе, капитан.

– С ранеными бы управиться! – неожиданно зло произнёс мужик в кепке. – Французы, небось, сейчас вместе с «CNN» на весь мир брешут, как наш «Жёлтый Геббельс». Бэтээр тут ездил две недели, крашеный. Через усилитель ельцинские указы передавал. Всем спать мешал. Мы уже полоумные сделались. Так что пускай французы сами свою мадам вызволяют, а у нас и так забот полно. Люди вон умирают…

– Мы вам дадим провожатых – двух человек. Они выведут на Конюшковскую. А дальше – до метро. Здесь ближе всего «Краснопресненская». – Капитан отвернулся и сказал что-то рации. – У нас действительно много тяжёлых. Каждый миг дорог…

У этого вояки было грязное, заросшее, но совсем не злое лицо. Величко только кивал, понимая, что всем не до них.

– Сейчас чуть стихнет, и тогда пойдёте.

– А отсюда на Новый Арбат никак? – безнадёжно спросил Величко.

– Ну, мужик, ты же видишь! – Капитан пожал плечами. – Я лично не советую.

– Но там люди на крышах сидят! – Франсуаза прищурила свои восхитительные глаза цвета спелого каштана. – И так много, а никто не удаляет. Могут быть ещё жертвы!

– Зеваки – они зеваки и есть. Дерьма не жалко. А вот за вас я боюсь…

Капитан махнул своим солдатам, раздвинув два пальца. Тут же двое солдатиков резко подбежали к командиру.

– Старикевич, Степанов, возьмите этих людей и проводите до Конюшковской. Обеспечьте прикрытие, насколько это возможно…

– Вот вроде нормальные ребята! – Мужичок смотрел на козыряющих солдатиков. – И не подумаешь, что убийцы. Зачем по своим лупите? А? Не боязно? В Бога-то верите? А если бы там ваши отцы и матери сидели? И вы бы их вот так – прямой наводкой?…

– Да мы не стреляли ещё. Так, просто в воздух! – Старикевич покраснел, как свёкла. – У нас ведь приказ.

– И «дембель» раньше обещали, – добавил веснушчатый Степанов. – Моя мать в Костроме. Мы никого не убьём, что вы, папаша! Без нас найдутся наёмники…

– Всё, кончайте! – гаркнул капитан. – Выполняйте приказ…

Он отвернулся, но в это время по стадиону ударили сразу с двух сторон – от Парламента и троллейбусного кольца. Пули засвистели, врезаясь в траву, в беговые дорожки. Во все стороны полетели состриженные ветки, посыпались листья. Люди разом грохнулись на землю. Степанов прижал к кочкам головы Франсуазы и Олега.

– Давайте вон там, между трибунами и забором. Вроде, есть пролом. Наверное, сумеете втиснуться. – Парень опять хотел выразиться, но при даме не стал. – И ползите, не поднимайте головы, тут всё уже огнём накрыли. За машины прячьтесь, если что. Только вот бензобак рвануть может…

– Постараемся. – Олег посмотрел на перепуганных ребят. – Идите обратно. Всё равно не прикроете – только сами погибнете. После дембеля матерям привет от нас передайте.

– Спасибо! – Солдатики смутились окончательно и нырнули обратно в дырку. Старикевич вдруг высунулся опять: – Счастливо вам добраться! Тут уже недалеко.

– Да знаю я, знаю, где метро. Только бы открыто было…

Некоторое время Величко и его спутнице пришлось просидеть за серой «Волгой», изрядно поцарапанной пулями. Олег никак не мог забыть тот взрыв в стороне дома Добина, и очень переживал.

– Грустно… Я не знаю, что буду делать, если друг погиб. Такого ведь и не найдёшь больше…

– Он тоже изучал экономику? – Франсуаза из-под колёс машины следила за тем, как пули чиркают по асфальту, вышибая крошку.

– Нет, он химик. Гений, представляете? И отличный музыкант. Я мог бы потом рассказать…

Несколько крупнокалиберных пуль прошили «Волгу» насквозь и вонзились в землю у голов Олега и Франсуазы – прямо между ними.

– А я решила, что мы укрылись надёжно, – разочарованно заметила молодая женщина. – Тогда давайте бежать. Понадеемся на судьбу!

– А что ещё делать? Будем потихоньку продвигаться за кустами, – решил Олег. – Вот когда на открытое место выйдем, придётся бежать. На наш русский «авось»…

– На авось – согласна! – Франсуаза улыбнулась и пропала в кустах.

Величко вдруг почудилось, что сейчас всё кончится. Он нырнул вслед за своей очаровательной спутницей, вернее, за боевым товарищем. В это время мимо пронёсся ещё один БТР, поливая огнём кусты, забор стадиона, дома через улицу напротив, зазевавшихся солдат. На том месте, где только что лежали Олег с Франсуазой, асфальт зиял выбоинами. Шансов у них не было бы никаких. Неподалёку стоял густой мат – там перевязывали двух новых раненых.

– Бешеный! – Величко яростно продирался к Франсуазе. Ветки кустов цеплялись за его плащ и галстук.

– Я здесь.

Француженка широко раскрытыми глазами смотрела, как тает оставленное БТРом облачко смога. От тяжёлой, осенней жары пот струился по их грязным лицам.

– Подождите немного, Олег. Один момент…

– Вы ранены? – испугался Величко.

– О, нет, нет! Я просто хотела вам сказать…

Послышалась канонада авиационных скорострельных пушек тридцатого калибра. Олег знал все модели военной техники не только потому, что ездил на сборы. Пришлось вызубрить, чтобы не ударить в грязь лицом перед сыном. Сам Величко никогда особо войной не бредил. Но вот у ребёнка дед был контр-адмиралом, подводником. А прадед – морским боевым лётчиком. Его ныне здравствующая вдова оперировала раненых в палатке, под обстрелом. Да и по другой линии одни герои, да ещё высокого происхождения. И все воевали, где только могли – кто в охране русских царей, а кто, наоборот, против них.

Кровь в мальце кипит. И Олег должен эту страсть удовлетворять, раз назвался его отцом. Сейчас бы сына сюда, не дай Бог, конечно. Вот бы интересно ему было!..

– И что вы хотите мне сказать? – вспомнил Олег.

Он понимал, что не может двигаться – даже за кустами вдоль стены. Его светлый плащ привлекал внимание стреляющих. При попытке пошевелиться начинался шквальный огонь.

– Откуда стреляют, Олег? Ведь сверху?

– С американского посольства или с гостиницы «Мир». Но это только слухи. Сам я ничего не знаю.

Величко решил хотя бы перекурить. Он уже потерял страх, притупил бдительность, и просто наблюдал, как рикошетят пули от стен и асфальта, роют землю, впиваются в стволы деревьев.

– Если кто-нибудь из нас не дойдёт, не выживет…

Франсуаза обхватила руками колени и повернулась к Олегу. Тот хотел возразить, но губы пересохли, и язык прилип к дёснам.

– Прежде чем выбираться из укрытия, я должна быть уверена. У меня есть двое родных детей – Жюль и Мари, по-польски – Юлек и Маня. Им по восемь месяцев.

– Ничего себе! И вы работаете в «горячих точках»? – Франсуаза снова потрясла своего, казалось бы, искушённого спутника.

– Они с мамой в Версале, в нашем доме. И ещё у меня есть дети от предыдущего брака моего мужа. Эти живут в Петербурге. Тоже двое – сын и дочка. Я всех их очень люблю.

– Я что-то не совсем разобрался… Ваш муж – защитник «Белого Дома»? Он ведь не француз, как я понял?

– Он – поляк, его имя Анджей Озирский. Но родился он в России, всю жизнь прожил там. Раньше был полицейским, а сейчас не у дел. – Франсуаза говорила это на ухо Олегу, шелестящим шёпотом. – Он может погибнуть сегодня. Я знаю его характер – он живым не сдастся. Или вырвется с боем, или пропадёт там. Я не прошу заботиться о детях, нет. Просто расскажите, если что… Да?

Франсуаза улыбнулась, сверкнув жемчужными зубками. Олег никак не мог понять, свои это или коронки.

– Будем надеяться на лучшее, – решил Олег. – Давайте поспешим – всё равно лучше не станет. Скорее, наоборот – в конце концов, нас пристрелят. А, там, ближе к метро, – спецназ, броня. Может быть, ненадолго прикроют. Если выскочим из «котла», значит, будем жить.

– Да-да, Олег, вы мне тоже скажите! Не обижайтесь только. Ведь мы своей судьбы не знаем.

Франсуаза быстро, но ласково поцеловала Величко в мокрый грязный лоб. Олег был приятно удивлён, но ответить тем же не решился.

– Вы говорили, у вас есть жена? Как её имя?

– Татьяна, Таня.

Олег только что вспомнил о супруге. Интересно, волнуется она или нет? Может, даже и не вспомнила ни разу про главу семьи. Куда он денется, постылый?

– О, какое знаменитое имя! Как у Пушкина… – Франсуаза даже хлопнула в ладоши. – А дети есть?

Боевая машина пехоты опять ударила «Громом», и их почти оглушило. Должно быть, военная техника стояла совсем рядом. Величко зажал пальцами уши, поморщился и сплюнул кровь. Наверное, прокусил губу или язык. Франсуаза и не подозревала, какую болезненную струну она рвала в душе Олега, и потому ждала ответа.

Сейчас нужно было вырываться за оцепление, ежесекундно играя в рулетку. Олег подумал, что Франсуаза подала неплохую идею. Если с одним из них случится несчастье, другой известит семью. Если, конечно, сумеет найти…

– У нас есть сын. Ему в декабре будет восемь лет. Сейчас, наверное, гуляет во дворе, на Ленинградке.

– А как его зовут? – заинтересовалась Франсуаза.

– У него красивое былинное имя… – задумчиво произнёс Величко.

И потом, прежде чем рвануть на открытое пространство, заглянул Франсуазе прямо в глаза.

– Если мне не повезёт, найдите Руслана. И скажите, что я очень его любил.

* * *

Здесь, на пятом этаже, ничего не было известно о пожаре, пожиравшем здание сверху. Дворец превратился в гигантский факел, а Андрей Озирский не мог понять, почему перламутрово-голубое небо то и дело заволакивает чёрным дымом, словно траурной вуалью.

Снаряды разрывались пока где-то наверху. Но постепенно грохот становился невыносимым для человеческих ушей. Андрей, закуривая сигарету из пачки «Мальборо», подумал, что она, возможно, станет последней. Отсюда вряд ли удастся уйти живым и свободным, а на другое Озирский не согласен.

Уже понятно, что они проиграли. Теперь надо думать, как уйти отсюда, сохранив лицо и здоровье. Сдаваться нельзя ни в коем случае – скорее всего, не довезут даже до тюрьмы, а прикончат где-нибудь за углом. Сейчас надо собрать у ребят оружие, патроны, и отправить их вон из здания – скорее всего, по подземным коммуникациям. А самому, наверное, следует подняться в «стакан» и дорого продать там свою жизнь. Может быть, составит компанию Ромка Брагин, кто-то ещё.

Да, почти у всех дети, жёны. У самого Андрея их, маленьких, пятеро. У Романа – трое. Кажется, холостых в группе вообще нет. Кроме того, есть ведь матери, отцы, другие родственники. Они – не детдомовцы, по которым некому плакать, и тем тяжелее жертва.

Лучшего конца для себя Озирский не желал. Хорошо, что дожил до этого дня. Он умрёт на последнем рубеже, как мечтал когда-то, в сотый раз прибежав в кино на фильм про войну. Тогда и во сне не могло присниться, что подобное ещё будет возможно. В катастрофе, от пули или ножа, от старых ран или от инфаркта; в своей или в больничной постели… Но не так! Цыганка Ливия в Приднестровье предсказала судьбу иначе. Но даже самые одарённые гадалки в одном случае из ста ошибаются…

Надо решить вопрос о дальнейших действиях – исключительно коллегиально. Более того, пусть выскажутся все, кто хочет. Андрей не боялся ответственности. Он просто считал, что выбирать между жизнью и смертью каждый член его группы должен лично.

Роман Брагин подошёл неслышно. Вокруг грохотало, как в аду, и потому даже прикурить он попросил жестом.

Наклонившись со своей «Беломориной» к зажигалке Андрея, он просипел:

– Таманцы, блин, бьют прямой наводкой по «стакану», и кантемировцы^[10] тоже. Скоро, чую, на штурм пойдут. Нам не удержаться. – Брагин присел на корточки посреди ковровой дорожки. Он сорвал голос, когда командовал их группой, и теперь чувствовал себя неловко. Чтобы не тратить время зря, Брагин вытащил пистолет, патроны, и стал набивать обойму.

– По «тонне» баксов танкистам за каждый выстрел платят, – продолжал он. – И квартиры московские обещают.

– Я знаю. – Озирский внимательно осмотрел свой отряд.

Все ребята носили одинаковую камуфляжную форму и чёрные береты с нашивками. За эти дни группа успела уже не один раз отличиться, и считалась здесь самой результативной, боеспособной. Потому им и доверили охранять пятый, самый важный этаж. Тут размещалось так называемое «председательское крыло».

– Ромыч, слушок прошёл, что не болванками, а вакуумными стреляют…

– Да какими болванками! – Брагин вставил выразительную, но нецензурную фразу. – Горит вовсю, как факел. А дом-то каменный, да ещё промороженный насквозь, электричество отключено. Чтобы поджечь, сильно постараться надо, – сощурив стальные глаза, шёпотом говорил Брагин. – От болванки, блин, и изба не загорится.

– Ромыч, вызывай ребят, – распорядился Андрей. – Совет держать будем.

– Есть!

Брагин, с прилипшим к губе окурком, щёлкнул в темноте кнопками. Услышав его сорванный голос, ребята бросились со всех этажей, понимая, что командир зря отвлекать их не станет.

Пока ребята собирались на «летучку», Роман шарил в эфире; он ежеминутно старался узнать какие-либо новости.

– Восемьсот восьмой, я восемьсот первый! – донеслось сквозь помехи и выстрелы. – К вам идёт помощь. Держитесь. Не давайте пройти на этажи…

– Ромыч, выключи. Никакой помощи нет. Радиоигры, – махнул рукой Андрей. – Нам надо сейчас решить, что будем делать после капитуляции…

– Капитулировать решил?… – не поверил своим ушам «дельфин», приднестровец Кондрат Мунтяну. – Вот уж не ожидал именно от тебя!.. Чтобы Озирский поддался панике…

– Да какая паника? – устало перебил Андрей. – Может, я, конечно, не гений, но и не идиот. Факт, что Дом падёт – не сейчас, так к вечеру. Армия выступила на стороне отрешённого от власти Президента. Поскольку министра обороны отстранили тоже, он сейчас пошёл ва-банк, бок о бок со своим Главнокомандующим. А, значит, наше дело с этой минуты проиграно. В противном случае мы могли бы на что-то надеяться. Именно от позиции Вооружённых Сил, в конечном счёте, зависит победа или поражение любого восстания. Нам с вами выпала горькая доля, ребята…

– И что ты предлагаешь? – Мунтяну немного сбавил тон.

– Предлагаю всем вам уходить отсюда – любыми доступными путями. Надо, конечно, получить разрешение нашего командования. Всё же мы – не банда, а подразделение в составе вооружённых сил Верховного Совета.

– Какого именно командования? – допытывался Кондрат.

– Руцкого^[11] или хотя бы Ачалова^[12], – чётко ответил Озирский. – Тогда мы свободны.