– Да, но… Муж ушёл тогда гулять с Джерри и пропал. Его до сих пор нет. Ему ещё звонки были, в том числе из больницы. Я побежала искать. Сашка, бывает, с другими собачниками языком цепляется. Вы их встретили, да? А что случилось, не знаете?

Вот это Хенталову уже не понравилось. Впрочем, в панику он не впадал, ни при каких обстоятельствах. Даже на смерть единственной дочери он прореагировал с поистине спартанским хладнокровием, чего и сам не ожидал. Это давало ему право ожидать того же и от других. Но, в данном случае, следовало сделать скидку на пол и возраст.

– Как вас зовут? – улыбнулся Хенталов, мягко отводя женщину к обочине.

Та склонилась над Джерри. Принялась гладить его и целовать в морду. Энвер тоже отступил, потому что по Каширскому шоссе с рёвом проносились КамАЗы и «Татры» дальнобойщиков.

Немного подумав, женщина ответила в нос:

– Маша.

– Маша Мер? – уточнил Хенталов.

Его челюсти свело, а под правым коленом непроизвольно задёргалось сухожилие. Визг терьера не давал сосредоточиться.

– Да. Вы действительно звонили… Я хотела выскочить вслед за Сашей, но потом решила, что он скоро придёт. И вот, пожалуйста! – Маша всхлипнула, как школьница, получившая двойку.

– Кто ранил Джерри? За что? Он на людей никогда не бросался. Весёлый такой, доброжелательный…

– Натуральный характер «ирландца».

Хенталов вспомнил своего мраморного дога Гамлета, который умер в прошлом году. Как оказалось, с тоски по Зиде. Когда хозяйка была жива, повиновался ей безоговорочно, даже с видимым удовольствием. Энвер поддерживал с ним ровные мужские отношения, не окрашенные романтикой.

Он сейчас особенно ярко вспомнил, как нашёл дога уже застывшим. Под передними лапами Гамлета были зажаты восточные тапочки Зиды. Когда в ветлечебнице произвели вскрытие, никаких смертельных заболеваний не нашли.

Как ужасно, когда ты один! Крохотная внучка не в счёт. С ней не поделишься проблемами, и не утешишься в её объятиях.

– Я без понятия, кто его ранил, Маша. Нашёл уже под кустом, когда затормозил. Он скулит, ему очень больно. Нужно действовать. Если хотите, я помогу вам, донесу Джерри до машины. Вы не знаете, где здесь круглосуточная клиника?

– Знаю, где наша районная лечебница. Мы там Джерри прививки делали. А ночью не знаю, куда нужно ехать.

Маша достала из кармана носовой платок и вытерла глаза. Пронёсся по Каширке КамАЗ, испортил воздух несгоревшим паршивым бензином. Ветер, как назло, понёс облачко на Энвера с Машей. Бедный Джерри несколько раз чихнул.

– А вы Сашу-то не видели? Знаете ведь его. Такой высокий, с чёрной бородой. На нём серый свитер и вельветовый пиджак… Мои родители на Золотых Песках, в Болгарии. Я одна, и очень боюсь.

– Знаю я его, Маша, знаю. Но сейчас не встречал.

Энвер огляделся по сторонам, прикидывая, где может лежать тело. Конечно, при жене, да ещё такой впечатлительной, заниматься поисками неэтично. И особенно долго время тянуть нельзя.

– Знаете, я чувствовала… Понимала, что Сашка не в себе. Моя бабушка живёт у Таганки, на Воронцовской улице. Сломала недавно шейку бедра, представляете? Практически летом! Поскользнулась во дворе на арбузной корке. Как в кино, только мне не до смеха. Я сегодня была у неё. Это ведь коммуналка, где полноценный уход невозможен. Закинула удочку, чтобы сюда бабушку взять. Сашка, конечно, не в восторге…

Маша плотнее закуталась в курточку, цокнула каблуками. Проплыл мимо припозднившийся «Икарус» 765-го маршрута. Изнутри он был освещён голубыми плафонами. Похоже, жена Мера тоже не верила в беду. Вообразить себе не могла, что с её молодым перспективным мужем случилось плохое.

Хенталов сам несколько часов назад представлял, как заберёт Сабину из больницы и отправит в заграничный тур. Без этого в их семье уже давно не обходился ни один процесс реабилитации. Предварительно остановился на Испании, на курортах Коста-Брава. Туда вполне можно отправиться вместе с Иреной.

Вот и Маша Мер пытается говорить спокойно, даже с юмором, будто ничего не случилось. Но вид окровавленного Джерри мешает ей верить в чудо. Собака валяется под кустом, хозяина нигде нет. На зов он не откликается, хотя Маша уже несколько раз принималась кричать в темноту.

– Значит, у вас из-за бабушки конфликт вышел? – рассеянно спросил Хенталов.

Под ногами задрожал асфальт. Навстречу одна другой прошли две электрички. Маша сняла с себя куртку и укрыла Джерри. Тот благодарно лизнул хозяйке руку. Хенталов присел на корточки. В этой позе он мог находиться сколь угодно долго. Насчёт судьбы «ирландца» он был спокоен. Маша своего любимца не усыпит ни при каких обстоятельствах.

– Ну, не конфликт, конечно… Мы ещё не договорили до конца, – замялась Маша.

– Ладно, не суть. Я хотел побеседовать с вашим мужем о своей дочери, которая была его пациенткой.

– Извините, как ваше имя? – вскинула испуганные глаза Маша. – Вы представлялись по телефону, но я забыла.

– Энвер Хасанович. Имя, не характерное для здешних мест. Так что запомнить его трудновато.

– А, может, Саша уже вернулся? – с безумной надеждой спросила Маша. – И мы просто разминулись?

– Вернулся домой, бросив Джерри на шоссе? – усомнился Хенталов.

– Действительно, вряд ли. Но где же он?!

– Вы говорите, что муж был не в настроении?

Энвера смущал требовательный взгляд молодой женщины. Как будто он знает, где сейчас Александр Мер!

– Мы полгода живём, и я никогда таким его не видела, – честно призналась Маша. – Даже не поел, прежде чем на выгул идти. Меня категорически не пустил. Сказал, что ему нужно проветриться, прийти в себя. Я же не знала, что он пропадёт…

– Сколько вам лет, Машенька? – ласково спросил Хенталов.

– Девятнадцать, – всхлипнула она. – Мне очень страшно, поймите.

– Понимаю. – Энвер взял Машины маленькие холодные руки в свои. – И я не уеду отсюда, пока не разберусь, что случилось с вашим мужем. В любом случае помогу.

– Спасибо. Знаете, после того, как Саша ушёл, я стала мыть посуду. Вдруг слышу, что Джерри на улице залаял. Причём так злобно, как никогда раньше. И сразу завизжал. А потом затих. Но всякое ведь могло случиться. Встретил другого кобеля, что-то не поделили. Или чувак пьяный прошёл – так тоже бывает. Джерри вспыльчивый, но добрый. Быстро забывает обиды. Но сначала может и зубами цапнуть. Вы бы видели, какой Сашка на улицу пошёл! Хмурый, зажатый. Что-то буркнул, прежде чем дверь захлопнуть. Я даже не разобрала. Действительно, у него сегодня, то есть уже вчера, молодая больная скончалась. Очень красивая девушка. Волосы, говорит, роскошные – почти по пояса. Густые и блестящие. И глаза синие, как сапфиры. Саша говорил, что у неё развился острый лейкоз. Одно хорошо – облысеть не успела…

Хенталов постарался повернуть голову плавно, не резко. Помолчал немного, чтобы предательская хрипота не спугнула Машу и не прервала её откровения. Лучше, если она не будет знать о том, что говорит с отцом этой девушки. Интуитивно Энвер почувствовал, что родство надо скрыть. Маша начнёт его жалеть, сочувствовать, а главного не скажет.

– Да, это очень прискорбно, – согласился Энвер.

А сам почувствовал, как немеет спина, и плохо шевелятся пальцы.

– Сашка и сам не понял, от чего она скончалась…

Маша поглаживала собаку по голове, ёжилась от ночного холода. Правда, на ней был свитер из «верблюжки».

– Жила она на Варшавке. В больницу попала прямо из муниципальной поликлиники. Обратилась к участковому врачу. Тошнота, рвота, голова кружится, слабость. А потом высокая температура поднялась…

– Значит, это оказался острый лейкоз?

Хенталов, незаметно для Маши, рвал сухую траву. Земля противно скрипела на его ладонях.

– Её сначала как бы с уремией привезли. Все признаки были налицо. Сашка буквально с ума сходил, литературу читал. В постель его было не загнать. Питался кое-как. Я уже ревновать начала – четыре дня только про Сабину и слышала. Упрекнула его даже. А Сашка мне: «Там ребёнок годовалый остаётся! Соображать надо. И отец погиб…»

– Прекрасный врач, и чуткий человек…

Хенталов отвернулся от Маши. Прикусил нижнюю губу, чтобы она не дёргалась.

– Это не его вина. Люди слабы и смертны.

– Конечно, не его! – с готовностью подтвердила Маша. – Случай необычный, и очень тяжёлый. Сегодня Сашка сказал, что надеялся только на чудо, которого не произошло. У этой девушки потом вдруг желтуха случилась, кровь совершенно испортилась. Температура ползёт и ползёт. Дальше уже сердце стало отказывать. Сашка уже подумал, не экзотическая ли болезнь? Стал сыпь искать, какие-то другие признаки. И, знаете, нашёл небольшой ожог на груди. Очень странный, между прочим.

Хенталов несколько раз глубоко, но неслышно вздохнул. Его интерес должен казаться обычным, обывательским.

– Ожог?…

– Да. Сашка подумал на раздражение кожи. Потом решил иначе. Пятнышко величиной с прежний пятак. Буду, говорит, думать. Пусть человека не вернуть, но я разберусь в этой истории. Утром должен был с её отцом говорить. Очень волновался…

Маша вдруг внимательно взглянула в лицо Хенталову. И вскочила, как-то сразу и всё поняв. Энвер тоже поспешно поднялся.

– Вы курите? – негромко спросил он.

– Нет. А что? – растерялась Маша.

– Тогда я отойду, покурю.

Энвер перешёл шоссе к автобусной остановке. Потом взглянул вниз, на платформу «Москворечье». Надо побыть одному и всё обдумать. Врач исчез неспроста. Он заподозрил неладное, нашёл на теле Сабины странный ожог. Да, пусть у неё пять смертельных болезней, но ожог-то откуда? Бедная моя девочка! Одна надежда на то, что ты была без памяти.

Мер, въедливый и добросовестный, стал опасен для убийц, а потому пропал. Теперь Маша, вероятно, не найдёт его даже для того, чтобы похоронить. Версию, что врач мог быть сообщником убийц, а потом сбежал, Хенталов отмёл сразу.

Ожог… Откуда он? До сих пор Энвер считал, что Сабина приняла яд внутрь, или надышалась им. В таком случае, мог быть ожог слизистой оболочки внутренних органов. Но кожа на груди?… Почему именно там? Об этом надо говорить с Сашей Мером. Как видно, их встреча оказалась нежелательна для убийц Сабины. Сама дочка вряд ли успела сообразить, в чём дело. И в больнице она почти сразу же потеряла сознание. Насчёт годовалого ребёнка и погибшего зятя ему при первой встрече сказал сам Хенталов.

Энвер вдруг наступил на поводок, змеёй свернувшийся у обочины. Нагнулся и поднял его, зажав в зубах зажжённую сигарету. Маша стояла в отдалении, но не отводила от него взгляда. Она уверяла себя в том, что ошиблась. Этот человек не может быть отцом умершей девушки. Слишком уж спокойно он говорит о случившемся. У Сашки много пациентов-почечников. А это – совсем посторонний мужчина…

Хенталов почти сразу же увидел несколько капель крови на асфальте. Они расплющились в кляксы. Слегка тронул пальцем одну и убедился – да, это кровь. Только бы не увидела Маша и дала спокойно подумать. Поводок она, конечно, узнает. А кровь… Человеческую от собачьей на вид не отличить.

Адвокат должен давать людям надежду – почти как врач. Если труп не найти сейчас, Маша Мер будет жить надеждой. В любом случае, с ней останется пшенично-рыжий, усатый и бородатый друг Джерри.

Внизу, под мостом, опять вспыхнул лобовой прожектор электровоза. Коротко рявкнул гудок. Энвер взглянул вниз и оторопел. Мощный электрический свет сделал из ночи день. И Хенталов увидел внизу брошенную одежду – вельветовый пиджак, джинсы. Странно, но и ботинки тоже. Энвер проследил за тем, как состав миновал лежащее чуть в стороне тело.

Электровоз тянул за собой мазутные цистерны. Они проплывали внизу, под ногами. От резкого, тошнотворного запаха накатила дурнота. И Хенталов не видел даже, а чувствовал, что Мер лежит там – на шпалах и гравии, неподалёку от платформы. Наверное, его сбросили с моста, предварительно ударив по голове чем-то тяжёлым. Искалечили и собаку, храбро вступившуюся за хозяина.

Хенталов очень боялся, что сейчас подойдёт Маша. И в то же время понимал, что ей всё равно скоро придётся узнать… Вот и ещё одна утрата. На свете появилась новая молодая вдова. Может, потом родится сирота. Такой удар в девятнадцать лет! Теперь надо будет платить не только по счетам Сабины. Как ни круги, а погубители у дочери и её врача одни и те же.

Всё-таки молодец Саша Мер – успел сказать жене про ожог! Возможно, его и уничтожили для того, чтобы исключить эту утечку. Может быть, врач знал и больше, но не сказал жене. Интуиция адвоката не подвела. Он правильно сделал, что не стал дожидаться девяти часов утра. Да, всё равно не успел застать Мера в живых. Но его голос – удаляющийся, тихий – был услышан Хенталовым благодаря Машеньке. Девочка-вдова сама ещё не знает, как помогла отцу Сабины.

– Джерри очень любит гулять, – сказала Маша за плечом Энвера.

– Всё собаки это дело любят, – ровным голосом ответил тот.

Маша подкралась на цыпочках, оставив раненого пса под курткой. Сейчас она смотрела вниз, на тело мужа. Отсюда его было хорошо видно. На лице молодой женщины появилась страшная, сардоническая улыбка.

Хенталов протянул Маше поводок. Она взяла, покачала в руке, потом прижала к сердцу. По Каширке в сторону области неслись грузовики, слепили их фарами. Некоторые даже сигналили, чтобы пешеходы отошли подальше.

– Вот этот поводок Джерри всегда в зубах нёс к двери. А вчера вечером упирался и скулил. Не говорите мне ничего, Энвер Хасанович…

Поняв, что осталась вдовой, Маша вдруг тоже испугалась сочувствия и жалости.

– Я поняла, что Сабина – ваша дочка. Вы – настоящий мужчина. Так прячете эмоции… Я постараюсь подражать вам, но только не получится. Но вы подарили мне идеал, к которому надо стремиться. Сабину убили? Пожалуйста, скажите мне правду!

– Теперь я окончательно понял, что убили. Иначе, зачем было уничтожать ещё и врача?

Хенталов уже хотел идти к машине, чтобы позвонить в милицию, но Маша вцепилась в его рукав.

– Не оставляйте меня одну! Мне так страшно…

– Ни за что не оставлю.

Ему вдруг показалось, что рядом стоит Сабина. Точно так же она не отпускала отца от себя ни на минуту, когда погибли Зида и Рудольф.

– Я буду с тобой столько, сколько потребуется, – хоть до утра. Только надо подумать и о твоём «ирландце». Он ведь может остаться хромым.

– Джерри, конечно, бросился на защиту – я знаю. И его ударили.

Маша острыми пальчиками стиснула дрожащий подбородок.

– Он – очень отважный и преданный. Но где ему с бандитами сладить? Саша бультерьера хотел завести, а я боялась. Он же очень свирепый.

– Машенька, от профессионалов не защитит и бультерьер. Кстати, особой смелостью эта порода не отличается.

– Энвер Хасанович, Сашу сбросили с моста? – спросила Маша. – Живого?

– Вот этого я не знаю, – честно признался Хенталов. – Экспертиза установит точно.

– Вы говорите, что работали профи. Значит, муж не может быть живой?…

– Это исключено, к сожалению. Ты видишь, как здесь высоко? Александр Михайлович исполнил свой долг до конца. До самой смерти я его не забуду. Надейся на меня.

– Энвер Хасанович, научите меня так держаться! Я чувствую, что, борясь с собой, теряю сознание, – призналась Маша.

Её знобило и корёжило. Хенталов обнял вдову и повёл через шоссе к машине.

– Поплачь – ты ведь женщина. Никто тебя не осудит.

– Пока не могу, – призналась Маша. – Наверное, это шок. А потом утону в слезах.

– Дома у вас никого нет? – спросил Хенталов.

– Нет. А что?

– Возвращайся в квартиру и вызывай милицию. – Хенталов и сам не заметил, как стал называть Машу на «ты», как Сабину. – А я отвезу Джерри к своему ветеринару. Потом вернусь сюда.

Энвер оглянулся по сторонам. Окрестные дома крепко спали. И у него стали закрываться глаза. Захотелось зевнуть, но пришлось сдержаться.

– Хорошо, я вызову милицию, – механическим голосом сказала Маша. – Но я знаю, что без Саши не выдержу. Пока мне кажется, что это сон.

– Всегда так кажется, – заверил Хенталов. – И мне тоже. При дневном свете я, наверное, ужаснусь.

– Бывает, что горе лечат словом, – начала Маша. – Но для этого оно должно быть мудрым и искренним. Скажите мне такое слово! Я вижу – мы можете. Вы умеете молча любить и ненавидеть. Я учусь на психологическом факультете МГУ. Мне кажется, что вы – типичный человек действия, интроверт*.

– Скорее всего, так оно и есть.

Хенталов повёл Машу к домам, которые будто бы качались под ветром. По бескрайним просторам вокруг шоссе рассыпались огни – фонари, прожектора фары. Он знал, что им с Машей предстоит увидеть своих любимых людей в гробах, услышать казённые соболезнования, пережить похороны и поминки, а потом – беспредельную тоску.

– Мне нельзя подражать, Машенька, – признался Хенталов и незаметно взглянул на часы.

Половина второго ночи. Домой ехать бесполезно. Лучше отдохнуть на Варшавке, в квартире Сабины. И уже оттуда направиться в больницу. Теперь уже никогда не будет той встречи, о которой говорила Елена Семёновна. И придётся ей самой отдуваться за покойного Александра Мера.

– А почему? – удивилась юная вдова.

– Я никогда не говорил своей жене о любви, понимаешь?

– А почему? – удивлённо повторила Маша.

– Потому что действительно любил её.

– А те, кто говорит, не любят? – Маша то и дело вытирала слёзы платочком.

– Знаешь, как считают в моём народе? Это такое поверье. И я хочу, чтобы ты знала о нём. Тебе, надеюсь, ещё долго жить. Всегда лучше пользоваться мудростью, накопленной ранее. Седой Кавказ богат духовно, а это важнее денег. Речь пойдёт о любви, но то же самое можно сказать и о ненависти. Любое святое и сильное чувство нельзя опошлять постоянными разговорами о нём. «Любовь – это цветок, расцветающий в глубине души, но каждое слово любви отрывает у него один лепесток, поэтому нужно остерегаться говорить о ней много. Ведь, бесконечно обрывая лепестки, можно оставить от цветка один стебелёк».

– Потрясающе! – пробормотала Маша.

– Тот, кто клянётся вечно помнить, забудет на второй день. Говорящий о неминуемой мести словами и ограничится. Моя тайна на самом деле – не тайна. Просто я сужу о человеке по делам, а не словам. А теперь иди, быстро вызывай милицию. А мы с Джерри поедем к врачу.

* * *

Сабина любила друзей, любила гостей. Восточная щедрая душа, безвременно увядшая роза. Упавшая на лету певчая птичка…

Её посуда вся здесь – перемытая после вечеринки двенадцатого сентября. Всевозможные тарелочки, салатницы, овальные и круглые блюда, чашки, вазы. Есть не хотелось, но Хенталов считал, что позавтракать обязательно нужно. Иначе иссякнут силы, и придёт опасное равнодушие.

При свете солнечного сентябрьского утра он ел творог, найденный в холодильнике у дочери. Прозрачный воздух дрожал за окном кухни. Энвер старался убедить себя в том, что дочь никогда больше не переступит этого порога. Пытался и не мог. Мысль соскакивала с извилин, словно была намыленная. Но при этом внимание полностью сосредоточилось на ожоге.

Толком не представляя себе, как этот самый ожог выгладит, Хенталов всё время думал о нём. Он отвёз несчастного Джерри к ветеринару, потом вернул его Маше, и отправился на Варшавку. По счастью, члены оперативно-следственной группы, приехавшей к трупу Мера, как раз работали на станции.

Ранним утром Хенталов вошёл в квартиру Сабины, скинув у порога грязную обувь. Потом сел в мягкое кресло, закрыл глаза и попытался осмыслить создавшееся положение.

Кое-что прояснилось относительно гибели Александра Мера. Судмедэксперт прямо на месте определил, что его ударили по затылку тяжелым тупым предметом. Скорее всего, на пути он был скинут живым, но находился без сознания. При падении несчастный получил такие травмы, в частности, черепа, что выжить всё равно не мог.