Глава 4
На фоне Пушкина снимается семейство…

Я опоздала почти на час. Петруша, подменявший меня, открыл было рот для выражения недовольства, но передумал. Всмотрелся в меня и спросил:

– Ты чего это сияешь? Неужели от мужика идешь?

– Типун тебе на язык! – искренне пожелала я. – Можно подумать, так и счастья большего нет!

– А если не от мужика, то и опаздывать нечего, – резонно заметил Петруша.

Спокойный, немногословный Петруша был в свое время любимым дядиным учеником. Он прекрасно стрелял, водил машину, мог починить абсолютно все – от компьютера до дверного замка. С бумагами ему было сложней, но тем не менее два заказа сегодня он принял и документы оформил.

– Извини, так получилось, – повинилась я.

– Смотри мне!

Неторопливо одевшись, Петруша попрощался и ушел.

«Наконец-то!» – сказала я себе и вытащила из сумочки конверт с находкой. Нечистая совесть содрогнулась при мысли о следователе Леониде Максимовиче Кузнецове, но я подавила сомнения в зародыше. Надо бы позвонить, кто ж спорит! Но ведь отнимут же! В лучшем случае – скажут спасибо. А в худшем… Тут меня осеняет, что забирать негатив я, видимо, не имела права. Ведь существует определенная процедура – оформляется протокол, фотографируется место находки, да еще и понятые нужны. Все об этом знают из криминальных романов, из сериалов, из устного народного творчества, наконец! Но разве до всего этого, когда как гончая идешь по следу? Да… Придется отложить звонок до лучших времен. А еще Ситников! Ему надо бы сказать… черт! Ладно, додумаем потом.

Я вытряхнула из конверта кусочек пленки, осторожно ухватила за кончик купленным только что в киоске пинцетом для филателистов и попыталась рассмотреть на свет. Какие-то люди на улице, видны автомобиль, ворота? Или арка? Я положил негатив обратно в конверт…

Мастер фотоателье «Лариса», маленький лысый скучающий человечек, пообещал, что снимки я получу через два часа. Как удачно, что я заметила эту «Ларису» по дороге на работу, и вообще, тьфу, не сглазить бы, все как-то складывается…

Два последующих часа я не находила себе места. Я не сомневалась, что фотография – ответ на все вопросы, иначе бы ее не стали так хитроумно и одновременно наивно прятать. Я постояла у окна, выглянула на улицу. Там тем временем посветлело, туман испарился, и в воздухе замелькали легкие снежинки.

Я вернулась к столу, вытащила из сумочки зеркальце, присмотрелась. Глаза сияют, губы приоткрыты, яркий румянец – хороша! Недаром Петюша решил, что я влюблена. А это вовсе не любовь, а проснувшийся охотничий инстинкт. Давай гони зверя! Еще одно усилие – и ты узнаешь правду!

Около трех звякнул колокольчик. Я оторвалась от бумаг, за которые с трудом себя усадила. Вошел крупный подросток в бесформенной одежде.

– Мне госпожу Берест, – сказал он прокуренным басом.

– Это я!

– Просили передать. – Пацан протянул мне плоский конверт из плотной бумаги.

– Спасибо! – Я почти выдернула конверт из его руки. Секунду спустя я уже рассматривала большую фотографию. Общительный подросток с любопытством заглядывал мне через плечо.

– Ваши родственники? Славные ребята! – прокомментировал он.

– Что? – Я посмотрела на мальчика, недоумевая, откуда он взялся. Я успела забыть о нем. Он улыбнулся и пожал плечами. Я достала деньги из сумочки…

– Премного вам благодарны! – Мальчик шутовски отдал честь и исчез.

Я вернулась к фотографии. «Что это? Чья-то шутка?» С цветной фотографии на меня таращилось семейство толстяков-людоедов: необъятные папа и мама и трое детишек-людоедиков – старшенький, лет двенадцати-тринадцати, и девочки-близнецы лет трех-четырех, с сияющими глазами и улыбками до ушей. Все в ярких майках, в руках мороженое. На отцовской груди надпись «Batman forever», мама радует глаз портретом «Майти Мауса», а на детках красуются футболки с черепашками-ниндзя. Группа снята на фоне арки, увитой цветочными гирляндами, сооруженной в честь «Двенадцатого Городского Фестиваля Молодежной Песни, 10 мая…».

И что дальше? Кто эти люди? При чем тут они? Я было подумала, что старый фотограф ошибся, и это какая-то посторонняя фотография, но нет, арку я помнила, арка была на негативе. Я задумалась. Показать фотографию Ситникову и спросить, кто это? Может быть, родственники? Если это родственники, зачем было прятать негатив? И придется объяснять, откуда взялся снимок, чего не хотелось бы. Так что фотографию пока не покажем, но вот кое о чем спросим. Я потянулась за телефоном.

– Александр Павлович, извините, это опять я. Мне нужно вас спросить о…

– Я занят! – рявкнул Ситников. – Будьте добры, не звоните мне сюда. Мне бы не хотелось отдавать распоряжение секретарше. Звоните домой. После десяти. Ну, в чем дело?

Я даже не обиделась, но пообещала себе, что припомню ему это при случае.

– Извините. Александр Павлович, а когда… умерла сестра Елены Алина? Я имею в виду число, какого числа?

На другом конце провода молчали.

– Александр Павлович…

– Зачем вам? – отозвался он наконец. – Что вы затеяли?

– Мне нужно, пожалуйста!

– Десятого мая…

Я пробормотала: «Спасибо», – и повесила трубку. Десятого мая… Двенадцатый фестиваль! В прошлом году. Мне уже казалось, я знала… я догадывалась! Что еще могло заинтересовать Елену и вернуть ее к жизни, если не что-то, связанное с сестрой?

На фотографии дата смерти Алины – десятое мая. Семейство симпатичных троглодитов к Алине отношения, видимо, не имеет. А что имеет? Что-то другое. Например, автомобиль. Присутствие его разрушает алиби убийцы. Предполагаемого убийцы. Он утверждает, что не был в городе, а машина свидетельствует, что был. Или, если не машина, то человек. Засветился кто-то, кого там не должно быть. По той же причине. В каком-то криминальном романе использовался подобный сюжет. А откуда у Елены вообще этот негатив? Получила по почте от анонимного лица? Вряд ли. Не думаю, что анонимное лицо прислало бы негатив. Снято профессионально, не цифровой мыльницей. Может, уличный фотограф? Помню я эту арку, она была около центрального парка. Там еще стоял стенд с фотографиями и, кажется, будка фотографа. Но это летом… А сейчас зима. А какая, собственно, разница? Зимой тоже найдутся желающие, тем более скоро Новый год, в парке елка, Деды Морозы, Снегурочки…

…Просто удивительно, как за пару часов переменилась погода. Поднялся ветер, туман рассеялся окончательно, показалось солнце. Ослепительно сверкая, проносились редкие снежинки. Первый по-настоящему зимний день!

К счастью, несмотря на «несезон», будка фотографа была открыта и стенды расставлены. Тут же стояли небольшая елка, увитая ритмично вспыхивающей гирляндой электрических лампочек, и две вырезанные из фанеры фигуры, громадная – Деда Мороза, и поменьше – Снегурочки. Сам хозяин в тулупе, валенках, с ватной, очень украшавшей его багровую физиономию бородой и в красном колпаке приплясывал и вопил простуженым басом: «А ну, кому на память, с Дедушкой Морозом и Снегурочкой! На-л-летай, ребята! У елочки! Около избушки!» Время от времени он уходил в будку греться. В один из таких моментов появилась я, приоткрыв дверь будки. В лицо мне пахнуло теплом, запахами еды и сигаретного дыма. Дед Мороз грелся не один. В гостях у него был такой же тип с ватной бородой и в красном колпаке, видимо, из соседнего киоска, продающего елки. Деды-близнецы держали в руках полные граненые стаканы. Почти пустая бутылка водки стояла на столе, там же – остатки нехитрой трапезы. Оба как по команде уставились на меня.

– Добрый день! – сказала я.

– Добрый! – хором ответили Деды Морозы. – Вам фотографироваться? Я мигом! – засуетился тот, что был покрупнее. Он было поставил стакан на стол, но передумал, решительным движением опрокинул содержимое в себя, издав при этом что-то вроде «хэк-к». – Холодрыга, аж до костей пробирает!

– Мне не фотографироваться, – сказала я, – у меня к вам дело.

– Какое дело? – насторожился фотограф.

– Посмотрите, пожалуйста, вам эта фотография знакома? – Я вытащила из конверта знакомое семейство. – Это ваша работа?

Дед Мороз взял фотографию, поднес к лицу, внимательно рассмотрел и спросил:

– А чего с ними опять не так?

– А что с ними было не так?

– Ничего не было. Их еще Степа делал. А заказ не забрали. Фотография классная получилась. Ну, Степа ее и повесил на стенд – не пропадать же добру! Чтоб народ привлекать, значит. А девушка, черненькая такая, проходила мимо, увидела, еще тепло было, захотела купить, знакомые, говорит, сюрприз сделаю. И негатив попросила. Ну, еле нашел, отдал. Мы вообще храним только год, а тут больше вышло. Повезло!

– И что?

– Ничего. – Он пожал плечами. – Она заплатила, забрала карточки, негатив и ушла. А вы кто? Из полиции? Случилось чего? – Он смотрел на меня во все глаза, опираясь на стену будки для удержания равновесия.

– А больше никто этой фотографией не интересовался?

– Нет вроде. Да что с ней такое, с этой фотографией?

– А когда выдается заказ, клиент расписывается на квитанции… – Я пыталась нащупать что-то…

– Где как. У нас все в ажуре! Вы из налоговой?

– А можно увидеть?

– Что – увидеть? – Он начал терять терпение.

– Квитанцию о выдаче заказа. – Я чувствовала себя по-дурацки. Фотограф смотрел укоризненно. – Пожалуйста! – Я открыла сумочку и достала кошелек.

– Да там и смотреть-то нечего, – смирился Дед Мороз.

С трудом развернувшись в крошечной будке, он открыл металлический шкаф и принялся копаться там, бубня:

– Сейчас… сейчас… ага, есть, кажется… ну, вот, пожалуйста, квитанция, выдано Ситниковой Е. В., тут еще и адрес, надо же, а я и не видел, что она тут написала.

Я протянула ему фотографию Елены. Он взял ее обеими руками, поднес к лицу. Через долгую минуту сказал важно:

– Она! – И добавил: – Девушка, а может, с нами, это… с морозу? У нас и свеженькая есть, а, девушка? – Он умирал от любопытства.

Через его плечо выглядывал второй Дед Мороз с такой же умильной улыбкой на физиономии. Борода его перекосилась, колпак съехал на правый глаз – казалось, он подмигивает. Поддерживая приглашение товарища, он приветливо помахал здоровенным кулаком.

– Спасибо большое! В другой раз.

– Жаль, – разочарованно протянул Дед Мороз-фотограф, – а может, тогда снимок на память?

– Я еще приду, – утешила я Дедов Морозов. – До свидания.

– До свидания! – ответили они хором.

Некоторое время они смотрели мне вслед, а потом скрылись в будке.

* * *

«И что мы имеем на сегодня?» – как говаривал дядя Андрей Николаевич. Я, не торопясь, возвращалась в «Королевскую охоту», прижимая к себе сумочку с добычей. Охотница!

Снегопад усилился, превратившись в небольшую метель. Мне пришло в голову, что в языках северных народов много названий и эпитетов для обозначения снега и снежной погоды. Например: пурга, метель, поземка, буран, вьюга, снежная буря, снегопад. У эскимосов, говорят, таких слов около двухсот…

Я неторопливо брела домой, раздумывая о Елене, Диане, фотографии с датой смерти Алины…

Некоторое время впереди меня молча тащились два бесполых существа – одинаковые хвостики волос, перетянутые аптечными резинками, торчащие из-под одинаковых синих вязаных шапочек, бесформенные длинные куртки и широченные боцманские штаны.

– Отфакуйся! – вдруг отчетливо произнесло одно из существ, ускоряя шаг.

Заимствованный англицизм, получивший статус в великом и могучем, а заодно приставку и суффикс. Взаимопроникновение культур. Культурный обмен. Дешевые блокбастеры, лежалые сникерсы, обнаженная натура в витрине каждого киоска. Нищие, беженцы, детская проституция, наркотики, бандитизм, рэкет. Богатые и бедные. Так и живем…

* * *

– Вернемся к нашим баранам! – сказала я себе. Уселась за свой рабочий стол, выложила из сумки трофеи. Итак, что же мы имеем на сегодня?

«Мы имеем покражу периодических органов печати» – вспомнилась мне любимая цитата друга сердечного Юрия Алексеевича из сатириков-классиков.

Мы имеем фотографию с датой «десятое мая»… Мы узнали, откуда она взялась. Мы знаем, как она попала к Елене. Елена заметила фотографию случайно, проходя мимо стенда, и узнала на ней… кого? Или что? Пока неизвестно. Она покупает эту фотографию с целью выяснить нечто, связанное со смертью сестры. Добросовестно пишет на квитанции не только свое имя, но и адрес. Кто хочет, может запросто найти. Как я сегодня. А может, она сделала это намеренно? Зачем? Что же она задумала, эта наивная глупенькая девочка?

А что случилось потом? Потом она, видимо, попыталась выяснить что-то, связанное с фотографией. Каким образом? Разные есть способы… Можно, например, встретиться с человеком и спросить в лоб: «Вы не могли бы мне объяснить, каким образом на этой фотографии…» Пока неизвестно, кого и о чем нужно спрашивать. Чтобы решиться на личную встречу, нужна известная смелость. Не похоже, что Елена пошла бы на таран. Можно рассказать о своих подозрениях мужу. По неизвестной причине Елена этого не сделала. Хотя почему неизвестной? Причина лежит на поверхности: ежу понятно, что она ему не доверяла. Еще можно послать фотографию по почте…

Кому послать? Как она вообще узнала, кому именно нужно послать фотографию? Нет ответа. Узнала… как-то. А это значит, что был тот, кого она подозревала в убийстве сестры, и, допустим, послала ему фотографию. Гипотетически. И написала, что… Я задумалась. А что бы написала я сама? Вы убийца? Я все знаю? Теперь вы за все ответите? А с другой стороны, можно ничего не писать, кому надо – поймет без лишних слов, увидев дату. Поймет и… что? Что он сделает? А сделать тут можно только одно – попытаться узнать, кто отправитель