Ида Крамер вернулась в дом и устроилась на диване, закутавшись в плед; ее знобило. Задремала. Разбудили ее взрывы и крики – в саду рвались петарды. Начался салют. Она завороженно смотрела на море разноцветных огней за окном. В черном небе расцветали и осыпались гаснущими искрами изумительно красивые красные, желтые, синие цветы. Вспышки света и залпы перемежались с кромешной темнотой и секундами оглушительной тишины, а потом все повторялось. Пошарив вокруг себя, Ида нащупала мобильный телефон.
Она стояла у окна во всю стену, ее лицо освещалось то синим, то желтым, то красным светом, и, казалось, соответственно менялось его выражение: оно было таинственным, мрачным, оживленным. Гости собрались на лужайке, хлопали и радостно кричали. Комната будто пришла в движение, по стенам метались разноцветные тени. Ида ухватилась за спинку кресла, у нее закружилась голова…
Праздник продолжался почти до рассвета. Однако в шесть утра на лужайке и веранде уже никого не было. Утро было холодное, трава покрылась седой росой; гости разбрелись кто куда, кто-то продолжал пить, кто-то варил на кухне кофе, кто-то спал на одном из больших кожаных диванов в гостиной.
Около десяти Тамара постучала в спальню Виктории. Ей не ответили. Она постучала еще раз, громче и закричала:
– Подруга, спишь? Вставай! Народ оголодал, требует жрать!
Не получив ответа и на этот раз, она приоткрыла дверь и проскользнула в спальню. Минуту спустя раздался ее душераздирающий вопль. Она выскочила из спальни, не переставая кричать, слетела по лестнице в гостиную и наткнулась на Анатолия Крамера.
– Чего орешь? – спросил он, отодвигая ее от себя. – Что случилось?
– Там… Виктория… неживая! – сумела выговорить Тамара, хватая его за руку и оседая на пол.
Мгновенно наступила тишина. Гости окаменели, стояли переглядываясь. Руслана бросилась к Тамаре, кто-то побежал за водой. Анатолий рванул вверх по лестнице, за ним бросились остальные. Дверь спальни была распахнута. Они столпились на пороге. На ковре неподвижно лежала Виктория… на блестках белого платья играли разноцветные блики утреннего холодного солнца… белые длинные волосы разметались по ковру…
…Бригада оперативников появилась через час. Гости, мигом протрезвевшие, перепуганные и подавленные, сгрудились в гостиной; Камаль, подданный не то Египта, не то Ирака, вознамерился было ускользнуть под предлогом, что он иностранец, но Анатолий Крамер, взявший командование на себя, приказал ему сидеть тихо и молчать.
Виктория Шепель была задушена желтым шнуром от портьеры – витой, массивный, он до сих пор лежал на ковре как дорогое золотое украшение; стенной сейф зиял раскрытой пастью. Там было пусто: ни денег, ни драгоценностей, лишь жалко белело несколько бумажек.
Муж погибшей, Андрей Шепель, так и не появился на юбилее супруги; его разыскали по мобильному телефону – он пребывал в гостинице в Зареченске. Андрей долго не мог взять в толк, чего от него хотят. Уяснив, что случилось, сказал, что сию минуту выезжает…
Не сговариваясь, не глядя друг на друга, растерянные, отдавшие бы полцарства за то, чтобы оказаться как можно дальше отсюда, гости старались не говорить лишнего. Подробно рассказывая, кто где находился, пил, чокался, разговаривал, они инстинктивно или намеренно подтверждали алиби друг друга. Версия убийства напрашивалась сама собой: ограбление. В подозреваемые попал друг Светланы, той безбашенной, что бросалась в бассейн, – молодой человек без определенных занятий, ранее имевший судимость за торговые аферы, Кирилл Сутков. Правда, было неясно, куда он дел деньги и драгоценности – обыск дома и сада с собаками ничего не дал. Сгоряча решили, что у Суткова был сообщник, который ждал где-то за пределами усадьбы, но эта версия впоследствии не подтвердилась, равно как и версия о его причастности. Кстати, петарды принес именно он, и в те минуты, когда все, разинув рты, глазели на разноцветные каскады огней, должно быть, и свершилось убийство. Это было похоже на продуманный маневр, но впоследствии оказалось случайностью, которая сыграла на руку грабителю и убийце. Скорее всего, сыграла.
Собака крутилась по дому и саду, поочередно подходила к гостям, усаживалась и оглядывалась на кинолога. Похоже, в спальне хозяйки побывали многие. Заплаканная, всхлипывающая Тамара показала, что да, была в спальне вечером, перед приемом, они с Виточкой болтали; Виточка одевалась, а она, Тамара, развлекала ее городскими сплетнями. Иностранный подданный Камаль бурно клялся, перемежая свою речь словами на родном языке, что ошибся дверью и случайно попал в спальню, но там никого не было, и он, смущенный, удалился. После этого в дом больше не заходил, все время был на виду, гулял по газону, рассматривал цветы и пил шампанское. Знакомых мужчин у него в городе почти нет, только женщины, он здесь недавно, привела его знакомая девушка Руслана, с которой он дружит. Никого из присутствующих не знает и раньше не встречал, кроме хозяйки, которую несколько раз видел в городе. В доме впервые, поэтому ошибся дверью.
Анатолий Крамер, побагровев и метнув взгляд на жену, показал, что действительно заходил в спальню Виктории, так как она обещала ему координаты брокера, они с Идочкой давно присматривают дом в пригороде. Ида кивнула: действительно присматривают. Тамара закатила глаза и с трудом удержала негодующее фырканье.
Андрей Шепель примчался под занавес, ни с кем не здороваясь, бросился в спальню жены, упал на колени перед ее телом, схватил руку, растерянно взглянул на следователя, поедавшего его взглядом.
Это был крупный мужчина с грубо вытесанным лицом: массивные надбровные дуги, квадратная челюсть, крупный нос; от него исходило ощущение опасности и силы. В деловых кругах у него было прозвище Кинг-Конг, и репутация была соответствующей, как мы уже упоминали.
Следователь осторожно тронул его за плечо…
У Шепеля было алиби, ночь он провел в компании зареченской экскорт-дивы по имени Лаура. Он пошарил в карманах и предъявил оперативникам самодельную визитную карточку: «Лаура. Экскорт-услуги». Телефон и адрес электронной почты прилагались. Алиби господина Шепеля девушка подтвердила. Машина его всю ночь простояла на платной парковке рядом с гостиницей. Почему был не на празднике, а с девушкой из эскорт-сервиса? Так получилось. Накануне они с женой поссорились, Виктория хотела устроить банкет в Английском клубе, все-таки юбилей, сорокалетие, но он отказал, дела последнее время шли ни шатко ни валко по причине кризиса. Лучше бы согласился! Виктория разозлилась и бросила в него щетку для волос. Последнее время она пила, стала раздражительной. Он хлопнул дверью и ушел, даже подарок не вручил – до сих пор лежит в ящике письменного стола. Глупо получилось, если бы он остался, Виктория была бы жива. Он был бледен, растерян и все повторял, что, если он бы остался… если бы остался… если бы остался…
В итоге его с гипертоническим кризом увезла «Скорая».
Было непонятно, как грабитель и убийца открыл сейф. Одна из версий, выдвинутых следствием, предполагала, что преступник, угрожая жертве, принудил ее открыть сейф; другая, показавшаяся следствию самой проходной, заключалась в том, что грабитель и убийца появился в тот роковой момент, когда жертва, открыв сейф, прятала туда снятые украшения, собираясь отойти ко сну.
Вопросы вызывало появление грабителя на тщательно охраняемой территории, где живут самые-рассамые, но это такое дело… Тем более дом был нараспашку, окна открыты, народ подпил и гулял туда-сюда, и музыка гремела на весь поселок – заходи и грабь, милости просим! Тем более салют, гром и молнии. Жертве просто-напросто не повезло.
Подруга жертвы, заплаканная Тамара, показала, что Виктория внезапно поднялась и ушла… она еще подумала, что ей нужно поправить макияж, но Виктория больше не вернулась, видимо, пошла спать. Просто вдруг поднялась и, ни слова не сказав, ушла. Была ли она расстроенной? Ну что вы! Все было так замечательно! Она просто поднялась и ушла, даже на салют не осталась. Может, устала, решила прилечь отдохнуть, чтобы вернуться попозже. Тамара морщится, она готова снова заплакать, она мнет в руках платочек. Во сколько ушла Виктория? Было уже почти два, и она, Тамара, сама устала до чертиков; чужих не было; они сидели вдвоем на лужайке, к ним многие подходили перекинуться парой слов; минут двадцать с ними сидела Ида Крамер, жена Толика… то есть Анатолия Крамера. Потом она ушла, так как озябла – ночь была прохладная; сказала, что хочет горячего чаю.
Ида Крамер показала, что сначала была с девушками, потом ушла в дом, где сидела на диване в гостиной, укрывшись пледом; даже задремала. Разбудил ее салют; она подошла к окну… очень было красиво, все стояли на лужайке… кажется, все, она больше смотрела на огни, чем на лужайку, просто отметила, что там стояла толпа, аплодировала и кричала. Сколько это продолжалось? Минут десять, наверное. Или чуть меньше. В доме никого не было. То есть она никого не видела, правда, на миг ей почудилось, что там еще кто-то был, в коридоре будто тень мелькнула, она постояла, всматриваясь, но никто так и не появился. Потом пришли Руслана и Камаль, и он стал варить на кухне кофе. Они разговаривали и смеялись. На втором этаже, в спальне, наверное, была Вита… Виктория Шепель, но она, Ида, ее не видела. А больше никого не было. Потом она тоже пошла на кухню и сделала себе чай – Руслана и Камаль к тому времени уже ушли. Потом с чашкой пошла в кабинет и прилегла – там диван и подушки, – так как едва держалась на ногах и вообще чувствовала себя в тот вечер нездоровой. В кабинете сразу уснула и проспала до утра.
В доме работали две женщины – экономка и ее невестка, они накрыли стол в гостиной, потом вынесли на веранду десерты; еду привезли из ресторана «Прадо»; в половине двенадцатого Виктория их отпустила, и они уехали на своей машине.
Через несколько часов присутствующим наконец разрешили уехать, и они, обменявшись скорым «Ну, ты давай звони, не пропадай», торопливо расселись по машинам и отбыли.
…В машине стояла тягостная тишина. Уже в городе Анатолий покаянно сказал:
– Я свинья, прости меня, малыш, ладно? Сам не знаю, как это получилось. Чувствую себя последней сволочью. Простишь?
Он нащупал руку жены, поднес к губам, и она руки не отняла. Сидела с прямой спиной, смотрела на пролетавшие мимо домики пригорода и не видела их, старалась не расплакаться. Ей хотелось вырвать руку и закричать:
«Пошел вон! Ненавижу! Обоих! Тебя и твою… драную кошку! Мерзкая подлая баба, она же знала, что я умираю! Не могли подождать?»
Ей вдруг пришло в голову, что пышная и здоровая Виктория Шепель мертва, а она, полудохлая Ида Крамер, все еще жива. Эта мысль так поразила ее, что она на миг прикрыла глаза, пытаясь вникнуть в некое тайное ее значение. И еще она подумала – что, интересно, должен чувствовать мужчина, чья любовница только что была убита? Скорбь? Горе? Сожаление? Или страх, что могут заподозрить? О чем он сейчас думает? Вспоминает их свидания? Ее руки, близость, тепло коленей… Раздув ноздри, Ида искоса взглянула на мужа. Лицо его ровным счетом ничего не выражало, глаза не отрывались от дороги. Он не был похож на убитого горем любовника, не могла она не признать, и ей стало немного легче.
О безвременно погибшей Виктории Шепель Ида не думала вовсе…
…Их всех вызывали на допросы все реже и реже. Потрепали нервы иностранному подданному, не то из Египта, не то из Ирака, но отпустили с миром. Отпустили в конце концов и Кирилла Суткова, судимого ранее за мошенничество, также прилично потрепав ему нервы.
Остальные отделались сравнительно легко.
В итоге следствие зависло…
О проекте
О подписке