Лунатик в пустоту глядит,
Сиянье им руководит,
Чернеет гибель снизу.
И даже угадать нельзя,
Куда он движется, скользя,
По лунному карнизу.
Георгий Иванов. Лунатик в пустоту глядит…
…И тогда занялся философ Федор Алексеев своим любимым делом. А любимым его делом были ночные бдения над интересной задачей, философской или исторической, а в данном случае криминальной, плюс кофе из странноватой на вид керамической кружки, снаружи мрачно-шершавой и с потеками, а внутри атласно-гладкой и розовой, как ракушка каури.
Федор любит окружать себя необычными предметами, они стоят на большом письменном столе в определенном порядке, как тринадцать слоников на комоде в старых домах. Но это не слоники, и их не тринадцать, а всего три – магическое число, образ абсолютного совершенства, приносящего удачу. А также символ мужского начала. Слабость, скажете? А кто без греха? Известно, что маленькие слабости украшают жизнь.
Три необычных предмета – на них с удовольствием останавливается взгляд. Танцующий бронзовый Шива из Индии, черный, корявый, не обладающий сувенирным лоском, сработанный в примитивном горне; красно-медный Анубис, покровитель мертвых, с головой шакала, из Египта; и любимая вещица Федора – бронзовая танцовщица из мастерской модерниста Чипаруса – милое личико, тонкие ручки над головой, коротенькая юбочка, – приобретенная на блошином рынке в Вене. Блошиные рынки – слабость Федора, он никогда не упускает возможности посетить барахолку всюду, куда приезжает, и с удовольствием копается в разном старье.
Сейчас перед Федором разложены фотографии «стеклянных куколок», в ряды по четыре, и фотографии пропавших девушек. Дверь на балкон открыта – несмотря на начало ноября, ночь удивительно мягкая и влажный воздух шевелит занавеску. Воздух пахнет озоном и почему-то морем, кажется, прислушайся – и услышишь плеск волн. Сияет полная луна. Федор думает.
Три совпадения. Юлия Бережная, пропавшая двадцать девятого августа, Олеся Ручко, четвертого мая, и Евгения Абрамова, дата не установлена – не то в конце декабря прошлого года, не то в начале января этого. Каникулы, суматоха, никто вовремя не хватился. Четвертая куколка-модель неизвестна.
Две оставшиеся девушки из Колиной папки «Разыскиваются». Точный глаз Ивана Денисенко уловил сходство, но… значит ли это, что он прав? А если Иван ошибается? Сестра узнала Юлию только на одной фотографии из четырех.
Федор всматривался в лица девушек, пытаясь найти что-нибудь общее. Скорее всего они стали жертвами серийного убийцы, и существуют наработанные приемы сыска… Серийные убийцы, как правило, отдают предпочтение одному типу внешности и тщательно выбирают жертв – по цвету волос, возрасту, профессии, социальному статусу. Даже по месту жительства – желательно недалеко от собственного жилья, так как знакомы с районом и проходными дворами.
Что общего у трех жертв?
Возраст? Пожалуй. Юлия Бережная и Олеся Ручко совсем юные, одна с каштановыми волосами, другая – русая; Юлия – студентка; Олеся – секретарша. Евгения Абрамова постарше, темноволосая, менеджер гостиницы. Живут… жили в разных концах города. Они пересеклись с убийцей… где-то: в кафе, на улице, в кино, в гастрономе… Где угодно! Он заговорил с ними, улыбнулся и… что случилось дальше? Чем-то он их заманил. К себе? Вряд ли. Сначала, допустим, пригласил в кафе. Потом погулять по вечернему городу. Потом ужин в ресторане… Тут возникает вопрос: стал бы он так «светиться»? Подобные типы наблюдают издалека, в контакт с жертвой вступают редко. Что опять-таки не общее правило и зависит от темперамента. Нелюдимый неуверенный в себе тип, возможно увечный, на контакт не решится. А разбитной смешливый клоун, наоборот, пройдет по острию, что добавляет ему драйва. Уличное знакомство, треп, шуточки, смех и так далее. Девушки любят веселых. Столкнулись случайно и дальше пошли вместе. Куда? Вопрос.
Почему куколки? Потому что неподвижны? Или потому что в разных одежках и париках? Зачем грим? Неудавшийся визажист или попытка замаскировать лица? С какой целью выложил фото в Интернете? Хочет признания? Аплодисментов? Сидит и радостно хихикает – а что я знаю! А вы не знаете! Откуда вообще идея сделать из девушек кукол? Почему после четырех «сессий» он прикрыл свое подпольное ателье и обрубил концы? Вывод напрашивается сам собой: достиг планки, дальше опасно, нужно менять приемы, обстановку и на время залечь на дно. Возможно, что-то его испугало. А это говорит о том, что, вероятно, это не первая гастроль, во-первых, и одному богу известно, сколько их было до этого. А во-вторых, что он хитрый и изобретательный садист с опытом и фантазией, и если его не остановить, то… Если не остановить, то!
Красочные картинки, снова и снова. Юлия Бережная, двадцать девятое августа. Олеся Ручко, четвертое мая. Евгения Абрамова, декабрь – январь. Четвертая девушка – зеро. Пусто.
Федору пришло в голову, что в данном деле всюду четверки. Четыре четверки кукол, четыре девушки-жертвы… И три совпадения в «колодах», как выразился Иван. Тройка не лезла ни в какие ворота, она выпадала из ряда. Должно быть четыре, подумал Федор. Четыре попадания. Это не из чего не следовало, это просто пришло ему в голову, но отделаться от мысли, что попаданий должно быть четыре, он уже не мог. Кто-то из Колиного списка находится среди «стеклянных куколок», кто-то из оставшихся, но вот кто – вопрос. Иван узнал только двоих плюс Юлия… Федор рассматривал и сравнивал фотографии, поворачивая их к свету, изучал через лупу, но так ни к чему не пришел. Тяжелый грим, парики, яркие костюмы делали девушек неузнаваемыми.
Он допил кофе и вышел на балкон. Дул мягкий морской бриз, необычный для их климата, и сияла в полный накал луна. Она была так близко, что на ней как на карте высветились темные пятна рельефа. Горы, ущелья и старинные замки. Ослепительное каменное ядро висело над Землей, освещая, колдуя и пробуждая черт знает какие глубинные инстинкты и желания. Посылая озарения. И все спокон веку это знали – и маги, и поэты, и психологи…
Федор вернулся за письменный стол. Потянулся за ручкой. Положил перед собой чистый лист и включил компьютер…
Его догадка… озарение! оказалось верным. Двадцать девятого августа было суперлуние; четвертого мая – новолуние; пятого января – полнолуние. Таким образом, точная дата исчезновения Евгении Абрамовой укладывалась в логический ряд: пятое января. Скорее всего. Гипотетически, разумеется, так как всегда существует возможность просчета.
Схема? Похоже, схема. Таких совпадений не бывает. Или бывают, но редко.
Федор взялся за фотографии пропавших девушек из Колиной папки, выписал даты. Проверил. Только в одном случае дата исчезновения соответствовала «лунной схеме». Бинго!
Четвертой девушкой оказалась Маргарита Свириденко, медсестра из стоматологической поликлиники, пропавшая девятого сентября прошлого года в суперлуние. Он сравнивал девушку с последней безымянной куклой, снова рассматривал фотографии с лупой, раздумывая, до чего же легко изменить внешность человека до неузнаваемости и до чего же легко человеку исчезнуть и раствориться без следа. Он вспомнил рассказ Чапека об исчезнувшем великом артисте: тот, вживаясь в роль, вышел из дома в гриме и в платье нищего, и его сбила машина. И никто никогда не догадался…
В конце концов ему показалось, что он уловил сходство…
Федор не выдержал и набрал Савелия. Ему нужен был слушатель. После пятнадцатого сигнала он услышал испуганный голос друга:
– Что? Федя, что случилось?
– Савелий, я нашел четвертую девушку!
– Четвертую… Ага… Какую девушку? – забормотал Савелий.
– Четвертую «стеклянную куколку».
– Нашел? – Савелий наконец проснулся. – Как нашел?
– Очень просто. Выйди на балкон!
– Куда? На балкон? Федя, ты… только не переживай, все образуется… Хочешь, я приеду? – лепетал перепуганный окончательно Савелий, вообразивший себе бог весть что. Он никогда не понимал и не одобрял ночных бдений Федора.
– Савелий, я в порядке. Выйди на балкон!
– Ладно, ладно, Федя, ты только не волнуйся, я иду!
Савелий поспешил на балкон. Он отдернул штору, распахнул дверь и замер, пораженный видом громадной сияющей луны, висевшей прямо над его балконом.
– Видишь? – спросил Федор.
– Вижу! Луна. И что?
– Всех девушек похитили в период активности луны, понимаешь? Из списка Коли двух узнал Иван Денисенко. Одна из них, Олеся Ручко, исчезла в новолуние, другая, Евгения Абрамова, в полнолуние. Про Юлию мы уже знали, значит, три, а из остальных из Колиного списка только одна исчезла в полнолуние, даже в суперлуние! Ее зовут Маргарита Свириденко, она медсестра в стомклинике. Узнать ее среди кукол невозможно, но это она, потому что укладывается в схему.
– Суперлуние? – ухватился Савелий за незнакомое слово, не в силах отвести глаза от ослепительной луны.
– Да, когда луна особенно яркая, как сейчас. Наш лунатик похищает девушек в новолуние и суперлуние, понимаешь?
– И… что? Как это поможет?
– А то. Возможно, он психически болен, луна активизирует его и заставляет действовать. Нужно проверить психоневрологические диспансеры, может, он на учете…
Тут Федор сник – ему пришло в голову, что проверить-то можно, но пациентов несколько сотен, и вовсе не факт, что подозреваемый на учете. Идея интересная, но, скорее всего, гиблая. И опять-таки не факт, что доктора среди анализов и всяких «объективно» напишут что-нибудь вроде: «На пациента негативно влияет полная луна, нужен особый присмотр». Скорее, не напишут, чем напишут… А ему, Федору, нужен самый маленький намек, подсказка, ему бы только зацепиться! Что-нибудь осязаемое, к чему можно приложить «лунную схему», которая превратится в улику.
– Федя, ты его вычислишь, я уверен! – Савелий почувствовал настроение друга. – Мы уже много знаем! – Ему хотелось спросить, как сообщить родственникам девушек об этом открытии, но он не решился.
Федор понял и сказал:
– Мы пока никому ничего не скажем, а вдруг ошибка? И будем копать дальше.
– Будем копать, – повторил Савелий, вздыхая. – Спокойной ночи, Федя.
Федор хотел позвонить также и капитану Астахову, но передумал и звонить не стал. Пусть спит, жизнь у него тяжелая, набегался за день, устал как собака. Успеется завтра.
Часы показывали три. Федор улегся и долго не мог уснуть, а когда все-таки провалился в глубокий и мрачный сон, был выхвачен оттуда противным писком будильника – поставил позавчера на вчера и забыл дать отбой. Он застонал – самое время доспать и досмотреть сон, занятий с утра нет, а семинар в двенадцать. Он попытался вспомнить, что же ему привиделось, но сон уже испарился и остались несвязные клочки, где перемешались гупанье тяжелых сапог, бег, ветки, хлеставшие по лицу, чье-то тяжелое дыхание и визг уключин. Покрутив клочки так и сяк, чтобы сложилась фигура, Федор не преуспел и от своей затеи отказался. Проклятый телефон показывал семь часов и четыре минуты. Федор вскочил, натянул спортивный костюм и побежал в парк… Раз уж так получилось.
День разгорался мягкий, нехолодный, очень тихий. Парк был затянут туманом; белое марево сгущалось в глубине, вокруг кустов, и редело на аллеях. Густо пахло сыростью и грибами. Листья на земле пожухли, из желтых стали бурыми; деревья сбрасывали последние, и они в полнейшем безветрии зигзагами слетали на ярко-зеленую мокрую траву. Видимо, ночью были заморозки.
Федор добежал до пушек, взглянул на реку, но ничего не увидел: ни реки, ни пляжей, ни рощ на том берегу, даже пешеходного моста он не увидел – все тонуло в густой белесой пелене.
Он пробежал по тропинке мимо неясной громады Спаса – наверху угадывались тускло-золотые конусы башен; мимо детской площадки и свернул к заброшенному фонтану. Бежалось ему легко, члены были гибки, и он уже в который раз дал себе слово бегать каждый день… Ну, через день хотя бы. Это же такое удовольствие – набегаться до упаду, потом горячий душ пополам с холодным и кофе… м-м-м… кофе! Вместо того чтобы беспредметно дрыхнуть и терять драгоценное время.
Он бежал и выстраивал план действий. С чего начать, с кем поговорить, у кого спрашивать, где искать. Он бросил вызов маньяку, и теперь дело чести для него придавить эту гадину! Этого лунатика!
– Олечка, я что-то совсем расклеилась, я полежу немного, – сказала старая седая женщина, лежавшая на тахте, молодой, возившейся с уборкой.
– Конечно, тетя Слава, не вставайте, лежите. Это из-за погоды. Льет и льет! Не похоже, что зима скоро. Кушать хотите? Что вам приготовить?
– Ничего не нужно, моя хорошая, не хочется.
– Так нельзя! Я сделаю омлет и крепкий чай с лимоном. И затоплю, дом совсем выстудился.
– Выстудился, – согласилась старая женщина, которую молодая женщина назвала тетей Славой. – Затопи, Олечка. Поленья из сарая носи по одному, аккуратно, нам, женщинам, нельзя тяжести.
– Ладно, тетя Слава. Ой, снег пошел! – Она подбежала к окну, раздернула гардины. – Смотрите, какая красота! И солнце! Сейчас я сбегаю в магазин, хлеба уже нет, яйца еще нужно, молоко, кефир… Может, хотите копченой рыбки? С картошечкой?
– Хочу. Олечка, накрой меня пледом, действительно холодно.
В сенцах затопали тяжелые шаги, и в залу ввалилась здоровенная тетка в тулупе, с красным обветренным лицом. Стала на пороге.
– Ну как, девчата? – хрипанула басом. – Не померзли? Минус пять ночью, и снег пошел! Хоть этот проклятый дождь кончился, достал уже. Слава Мироновна, вы как? Опять давление подскочило?
– Опять, Леночка. Но уже все в порядке. Ты проходи, садись!
– Некогда мне, Слава Мироновна, бегу на почту, посылка пришла от дочки. Она звонила, передает вам привет. Может, надо чего в лавке? Я забегу.
– Спасибо, Леночка, не нужно ничего. Олечка потом сама.
– Повезло вам с племяшкой, Слава Мироновна. Девка расторопная, добрая… И у меня на душе спокойнее, присмотрит за вами в случае чего. Она спрашивала меня насчет работы, у меня кума в жэке, им нужна секретарша – ихняя Аня уходит в декрет. Лишняя копейка никогда не помешает, какая там у вас пенсия. А лекарства дорогие, ужас!
– Спасибо, Леночка.
– Да чего там спасибо, Слава Мироновна! Это я вам по гроб жизни! Вы ж и меня учили, и Пашку, хулигана, и Зойку. Людьми стали. Пашка вон бизнесменом, Зойка в Германии тренером по гимнастике. Да, Андрей вам вечером картошечки закинет, нечего с базара таскать. Вы, если надо чего, говорите, не стесняйтесь. И Ольга пусть заходит, не чужая. Она как, домой не собирается?
– Не собирается, Леночка. Да там и не осталось никого, а здесь мы вместе, дом свой.
– Ну и правильно! Мы ей еще жениха приличного подыщем. Она девушка хорошая, но какая-то тихая и робкая, надо бы побойчей. Ладно, девчата, мне пора. Не болейте, Слава Мироновна, держитесь. Вон, снег пошел, красота!
Леночка выкатывается из комнаты, топает через сенцы, хлопает входная дверь, и наступает тишина…
О проекте
О подписке