Глава 7. Безуспешные попытки достучаться…

Меня разбудил телефонный звонок. Мой мобильник трепыхался на тумбочке под звуки «Маленькой ночной серенады».

– Алло! – закричала я. – Кто это?

Тишина в ответ. Мне показалось, я слышу слабое дыхание человека. Он молчал.

– Кто это? – повторила я. – Что вам нужно? Вы ошиблись номером! Не смейте звонить мне ночью!

Я сунула телефон под подушку. У меня дрожали руки и колотилось сердце. Да что это со мной? Мало ли как бывает? Ошиблись номером! В чем трагедия?

Глухие звуки «Маленькой ночной серенады» рвались из-под подушки. Помедлив, я вытащила телефон – радостная бравурная музыка колючками впилась в горло, и я закашлялась. Сидела, бессмысленно уставившись на голубой насмешливый глаз аппаратика, испытывая уже не страх, а ужас. Господи, да что это со мной? Номер звонившего не высветился.

– Алло… – Я не узнала свой голос, он был чужой – тонкий и хриплый. – Кто это? Что вам нужно?

В трубке молчали.

– Елизавета? Это вы? Элиза?

Тишина в ответ. Вдруг Аделина, спавшая на коврике у кровати, тонко тявкнула.

– Брысь! – вскрикнула я с облегчением. – Тебя еще не хватало…

Тявканье Аделины встряхнуло меня, и я почувствовала, как разжимается на горле чья-то жесткая рука. В спальне стояли ранние утренние сумерки, слабо серело распахнутое окно, где-то очень далеко фыркал автомобильный мотор. Вокруг люди, что за истерика?

Я выключила телефон и попыталась уснуть, прекрасно понимая, что уснуть не удастся. Голова была тяжелой, в горле саднило. Я напряженно прислушивалась к звукам квартиры – в ушах звенел тонкий комариный писк. Как мало нужно, чтобы сбить с ног… Всего-навсего ночной звоночек и молчание. Это все из-за Елизаветы, сказала я себе. Я здравомыслящая, нормальная, трезвая, неглупая… Откуда паника? Елизавета… Зачем? Что случилось? Больше некому. Номер не высветился… Мне что, больше всех надо?

Мысли расползались, не додумываясь. Я вскочила и побежала в прихожую. Сорвала с вешалки куртку, нашарила в кармане листок из блокнота с номером Елизаветы и ключи. Стояла босая на холодном полу, раздумывая.

…Она не ответила. Я набирала ее номер снова и снова, а в ответ лишь гудки. Тихонько подала голос Аделина. Она сидела на полу, задрав голову, смотрела на меня – морда озабоченная, в глазах слезы. Жалеет меня. Очень тонкая душевная организация.

– Все нормально, – сказала я. – Она просто спит. Это не она звонила, это кто-то ошибся.

Аделина тявкнула.

– Что? Не веришь? Я тоже. Нам никто никогда не звонит ночью. Что же делать?

Я натянула на пижаму куртку, схватила ключи и выскочила из квартиры, приказав:

– Жди! Я скоро.

Я боялась, что передумаю. Еще минута, и я бы действительно передумала. Лететь к незнакомому человеку по ночному городу – это, согласитесь, странный поступок. Не проще ли дождаться утра, позвонить еще раз и только потом действовать? Проще! Конечно, проще. Но… Издержки воспитания в сиротском заведении, должно быть. Принадлежность к братству обделенных, готовность подставить плечо и броситься спасать. Костик бросился бы. Сбегая вниз по лестнице, я слышала обиженное тявканье Аделины. Она меня не поняла и не одобрила. А может, обиделась, что я не взяла ее с собой.

Мне никогда еще не приходилось без спроса врываться в чужой дом, открыв дверь случайно попавшими в руки ключами. Пустой серый город спал. Эхо моих поспешных шагов металось в колодцах улиц. Казалось, будто рядом со мной бежит толпа. Часы на площади пробили четыре раза, а потом еще столько же. Четыре утра. Что я делаю?

Пустой двор, темные окна. Кажется, одно светится. У меня так дрожали руки, что я не сразу сумела попасть ключом в замочную скважину. В подъезде горела тусклая лампочка, пахло пылью, стояла та самая мертвая тишина, что поразила меня в первый раз. Я поднялась на третий этаж и остановилась перед дверью с номером девять. Что теперь? Позвонить? А если она спит? Мой страх уже казался мне глупым. Я стояла под дверью Елизаветы, сжимая в руке ключи. Больше всего мне хотелось развернуться и сбежать, но я все стояла, прислушиваясь. Наконец, решившись, попыталась отпереть дверь. С облегчением поняла, что дверь отпираться не хочет. Значит, можно с чистой совестью убраться восвояси. Стоять! Еще одна попытка, и дверь подалась…

Затаив дыхание, я переступила порог чужого жилья и вобрала в себя его запахи. Странное чувство – кажется, тебя вот-вот схватят за руку и спросят… Или заорет сигнализация. Но все было тихо. Я перевела дух и шагнула внутрь. Слабый свет падал в прихожую с лестничной площадки. Оставить дверь открытой? Черт! Не знаю, вроде не так страшно. Но могут увидеть, или кто-нибудь зайдет, зато можно будет выскочить в случае чего… Я прикрыла дверь и постояла, привыкая к темноте. Впереди проявилась из темноты высокая белая дверь. Я сделала осторожный шаг, один, другой… Запоздало задумалась: а что я собираюсь сделать? Разбудить Елизавету? Извиниться за вторжение? Оправдаться? Дурацкая и нелепая ситуация. Уйти, пока не поздно? Но было уже поздно! В гостиной кто-то был, из-под двери пробивался слабый свет. Я услышала странные звуки, казалось, где-то капает кран. Кап, кап, кап… Жуткий глухой вязкий звук…

Я заставила себя войти. Горел торшер под красным абажуром. Мягкий неяркий свет выхватывал из темноты большой диван, на котором сидела женщина в белом… Не сидела, а полулежала, запрокинув голову. Распущенные светлые волосы, распахнувшийся купальный халат, красные пятна на белом… Елизавета! Звук падающих капель стал громче… Кап, кап, кап! Лужа крови у дивана, блики света на ее лакированной поверхности, вздрагивающей от падающих капель… Белый с золотым плоский айфон, выпавший из руки, отлетел к стене…

Я закрыла рот руками, стремясь удержать вопль! Колени мои подогнулись, и я опустилась на пол.

Не помню, сколько я так просидела и как сумела встать, цепляясь за стену. Помню только, как выскочила из квартиры и побежала вниз.

Через несколько кварталов я совершенно без сил упала на скамейку в каком-то сквере. Было совсем светло. В кустах пробовали голоса ранние птицы, на улице появились первые прохожие.

В висках стучали острые пронзительные молоточки. Вдруг меня тряхнуло: где мои ключи? Я оставила там свои ключи? Я пошарила по карманам куртки, ключи были на месте, мои и Елизаветы. Белый с золотом айфон… Откуда он взялся? Я бессмысленно рассматривала аппаратик, пытаясь вспомнить… Он лежал около стенки! Должно быть, я подобрала его… Не помню. Я оглянулась невольно – мне почудился чей-то взгляд. Сквер был пуст. Только птицы в кустах. И я.

Что же делать? Позвонить в полицию? Выбросить ключи? Промолчать? Кажется, дверь не захлопнулась, ее скоро найдут… А если она жива? А если тот, кто убил, все еще в квартире? Я достала из кармана мобильный телефон и набрала номер полиции. Не помню, что я лепетала, кажется, назвала адрес и сказала, что убита женщина, ее зовут Елизавета. Не помню, что мне отвечали.

Меня вдруг обдало жаром: они найдут меня по номеру. Перед глазами в красноватом световом пятне повисла картинка: окровавленная женщина в белом на диване, черная лужа на полу, бело-золотой аппаратик у стены, красный купол торшера. Меня передернуло. Трясущимися руками я вытащила сим-карту и выбросила ее, с трудом разломав. Я все равно ничего не знаю. Мне никто не поверит! Помчалась ночью в чужой дом к незнакомому человеку… А ключ откуда? Она сама дала вам ключ? Я словно чувствовала сверлящий взгляд следователя из сериала. Вы, гражданка, слышите себя? Она дала вам ключ? Зачем? И вы взяли? А может, он лежал на тумбочке в прихожей, и вы случайно прихватили… Странная, говорите? Заговаривалась? Богатая квартира, ночной визит, неожиданное пробуждение хозяйки… Как вы ее? Ножом?

Ножом? Я снова увидела красное пятно на белом халате, лужу крови на полу… В ушах забился пульсом сочный звук капель… Как, кап, кап… Может, в нее выстрелили? Нет! От выстрела проснулись бы соседи. Если там есть соседи, если там живут люди. Ножом… Наверное. Но там не было никакого ножа. Или я его не заметила?

Меня затошнило, и я задержала дыхание, прижав к груди ладони. И попыталась вспомнить, был ли там нож… Не помню. Ничего не помню. Пустота. Помню, как я отперла дверь, как увидела полоску света, помню жуткое «кап-кап-кап», помню, как вошла и увидела… Потом сидела на полу. Я не подходила к ней… Кажется. Дальше пустота. А после я бежала вниз по лестнице, по двору через арку на улицу, еще куда-то… Я с удивлением оглянулась, не понимая, как попала сюда. Сквер был мне незнаком. Улица была чужая. Меня кольнул страх, показалось, что я сошла с ума…

Я сидела, держа в одной руке ключи Елизаветы, в другой свои. У ножки скамейки валялась скомканная бумажка, и я подняла ее. Это был номер моего мобильника, записанный Елизаветой под мою диктовку. Я не знаю, как она оказалась в кармане… Правда, не знаю!

Я шла домой пешком, шагала как автомат по полузнакомым улицам, вздрагивала, увидев себя в витринах, всматривалась, боясь увидеть там чужого человека. Спрашивая себя: что я сделала не так? Не нужно было сломя голову бежать на помощь? Не нужно было лезть в чужую квартиру? Ничего не нужно было. Если бы меня там застукали… Вдруг меня окатило жаром: а если тот видел меня? Если убийца все еще находился в квартире? А что, если… Я судорожно оглянулась. Улица была пуста. И номера моего мобильника там не осталось. Остался! В ее телефоне… Но ее телефон у меня! Симка в моем уничтожена. Ее больше нет. Никто меня не видел. Отпечатки пальцев? Ну и что? Если никто никогда не узнает, что я была там, то и отпечатки мои без пользы. Мало ли… Гости, знакомые, соседи… Я была там всего-навсего один раз, меня никто не видел, было раннее утро. Я вдруг подумала, что оба раза было раннее утро и вокруг не было никого и ничего – ни людей, ни звуков. Странное знакомство, странные ранние визиты, странная женщина. Елизавета. Элиза. Чужая, незнакомая женщина. Меня могли видеть соседи – холодок вдоль хребта, стук в висках, пересохшие губы… Успокойся, тебя никто не видел!

Я оглянулась, присела на корточки и пропихнула белый с золотом айфон в сточную решетку. Он мелькнул рыбкой и пропал. Секунду спустя я услышала глухой стук.

Мне было стыдно за свои мысли: убили человека, а я трясусь и не знаю, кого бояться больше – убийцу, который мог меня видеть, или полицию. Говорят, им лишь бы схватить! Мне никто не поверит.

Страх! Мне было страшно. До какой же степени страх вытравливает в человеке человеческое, превращая его в маленький жалкий комок плоти, судорожно взвешивающий за и против содеянного.

Зачем она позвонила? Испугалась? Успокойся, ты не знаешь, кто звонил. Может, ошиблись. Ерунда! Ты прекрасно знаешь, что звонила она. Ты сделала глупость, помчавшись сломя голову… Наверное, глупость. Что за дурацкая манера быть за все в ответе? Ты все правильно сделала. Тебя позвали, и ты пошла. Прекрати скулеж. Так и скажешь, если тебя найдут.

Проклятая квартира! Она не понравилась мне еще в первый раз. Я вспомнила, как мне было не по себе в первый визит… Это было предчувствие? И Аделина вырвалась оттуда, как из клетки, и понеслась вниз. А теперь она умерла, странная женщина Елизавета…

Аделина встретила меня, понурившись и вяло помахивая хвостом. Обиделась. Лапочка моя! Я схватила ее на руки, прижала к себе. Мне нужно было теплое существо рядом, я нуждалась в участии. Собака лизнула меня в щеку, и тогда я опустилась на тумбочку и расплакалась. Ревела, всхлипывая, раскачиваясь, давясь слезами, охваченная чувством безысходности, полная жалости к себе: по нелепой случайности я оказалась в орбите жертвы и убийцы!

Внезапно до меня дошло, что Елизавета мертва! Елизавету убили! Кто-то ударил ее ножом. Может, когда она звонила мне, в квартиру ломился убийца. Почему мне? Почему именно мне? Чужому человеку? Ответа у меня не было.