Глава 8
Начало

Посмотрите: это дом –

С крышей, дверью и окном,

И с крылечком, и с трубой,

Цвет у дома – голубой.

Заходите смело в дом!

– Приглашаете? Войдем!

Николай Голь

Они хорошо сидели в тот вечер – Сунгур, Лара и Ростислав, который оказался интересным собеседником, много читал, знал все фильмы культовых режиссеров… одним словом, ему было что сказать; держался скромно, не перебивал, не употреблял сленга. Кроме того, чувствовались в нем некая скованность и некий трепет перед великим писателем, и это щекотало самолюбие Сунгура. Оба напоминали снисходительного учителя и почтительного ученика.

– Ростик тоже пишет, – похвасталась Лара.

– Громко сказано, так, от нечего делать, – улыбнулся парень.

– Папа, ты должен почитать, – сказала Лара. – Ростик стесняется показать… даже мне не хочет, говорит, сыро.

«Не хочет и не надо», – подумал Сунгур и сказал:

– Конечно, почту за честь. Приносите, Ростислав.

– Спасибо, – обрадовался парень. – Я не решался попросить.

Лара сияла, переводя взгляд с отца на Ростислава. Он время от времени брал ее руку, она вспыхивала, а Сунгура, подозрительного в силу профессии и жизненного опыта, а также возрастного пессимизма, не оставляло чувство некоторой натужности застолья, хотя, в чем она заключается, он сказать затруднялся. А может, в нем говорила банальная ревность. Парень был стоящий – воспитанный, красивый, хорошо устроенный, да еще и пишущий… Сунгур сравнивал его с Юрием и неприметно вздыхал, искренне считая сына неудачником. Он уже прикидывал, а не сделать ли Ростислава героем следующего романа… вот только кем – жертвой или преступником? Он ухмыльнулся и подумал, что стал рассматривать всех окружающих в качестве потенциальных персонажей.

Они пили красное вино, разговаривали, и Сунгур в какой-то момент почувствовал, что его отпустило – исчезла подозрительность и напряженность, он стал охотно шутить и смеяться. Лара меняла тарелки, иногда они сталкивались взглядом, и она улыбалась. Он давно не видел ее такой оживленной и невольно почувствовал благодарность к этому парню.

А потом пришла Алена и все испортила. Она влетела как метеор, шумная, яркая, оживленная; расхохоталась при виде Ростислава:

– Какие люди! А мне никто ни словечка! Ну, семейка! Представляете, Ростик, с кем живу!

Она наклонилась и звонко поцеловала парня в щеку. Тот вспыхнул. Лара смотрела в тарелку, и Сунгура кольнула жалость к ней и досада… черт, так хорошо было! Принесла нелегкая… Дальше было предсказуемо, дальше был театр одной актрисы. Алена откровенно кокетничала, много смеялась, рассказывала о своей новой программе, бурно жестикулировала. Лара молчала, Сунгур изредка ронял слово-другое. Ростислав старательно избегал смотреть на Алену… Слишком старательно, как показалось Сунгуру. Впрочем, никто из них ни на кого не смотрел, в гостиной повисло тяжелое облако неловкости и недосказанности. Он разливал вино, Алена лихо чокалась со всеми и хохотала. Лара лишь пригубливала, мрачнея. Ростислав больше не брал ее за руку, отметил Сунгур. Ему хотелось прижать к себе Лару и сказать:

– Глупенькая, не обращай внимания! Ты же ее знаешь, она при любом мужике… вибрирует, забей!

Их трио разваливалось на глазах, они были уже разобщены. Хмурая Лара, смущенный Ростислав, раздосадованный Сунгур. И только Алена ничего не замечала… а может, привыкшая царить и царствовать, лишь делала вид, что не замечает, а на самом деле их молчание и неприятие лишь добавляли ей драйва. Но, как бы ни был Сунгур раздосадован, он не мог не признать: хороша! Что там хороша… ослепительна! Это понимали и Ростислав, и Лара. Дочке нечего было противопоставить этой… этой… тигрице! И это они тоже понимали.

Когда ситуация достигла точки замерзания, Ростислав поднялся и стал благодарить за прекрасный вечер. Алена, пьяноватая уже, схватила его за руку и закричала:

– Не пущу! Детское время!

– Нужно выспаться, – сказал Ростислав, – мой рабочий день начинается в шесть утра.

Они ушли вместе; Сунгур и Алена остались вдвоем.

– Что, не ждали? – вызывающе спросила Алена. – А я взяла и пришла. На что вы вообще рассчитываете? Красивый неглупый парень и наша золушка! – Она ухмыльнулась. – Ты действительно думаешь, что между ними может что-то быть? Не смеши меня, Кирка!

– Лучше бы ты не приходила, – сказал Сунгур.

– Я и не собиралась, так получилось. И главное, мне ни словечка! Конспираторы хреновы!

– Нужно чаще бывать дома, тогда будешь в курсе.

– Ага, конечно! Юрки еще нет?

– Кажется, нет.

– Совсем пацан от рук отбился! Тебя как отца это, похоже, мало трогает.

– С чего вдруг это стало трогать тебя? – парировал Сунгур.

– Кирка, не начинай. Ты на глазах превращаешься в старого зануду. Давай выпьем за Ларку! – Она подставила бокал, и Сунгур налил ей вина. – Засиделась в девках наша Ларка, я в ее годы… помнишь? – Алена расхохоталась. – Дура! Хоть бы в зеркало иногда смотрелась.

Они слышали, как хлопнула входная дверь. Спустя минуту снова хлопнула дверь, уже тише – Лара, не заходя в гостиную, ушла к себе.

– Зачем ты так, – уронил Сунгур. – Тебе ее совсем не жалко?

– Жалость развращает, пусть закаляется. У нее есть все – образование, дом, родители не последние люди. Ну почему она такая серая? Какого черта, а?

Сунгур когда-то многое отдал бы, чтобы узнать, кто был отцом Лары и что там у них произошло, но оба старательно избегали этой темы. Когда-то он попытался, но Алена твердо сказала «нет!». Иногда он думал, что Алена мстит дочери за тот неудачный роман…

– Устала, – сказала Алена, зевая. – Пойду. Ты еще посидишь?

– Нужно убрать со стола. – Сунгур сложил в свои слова весь сарказм, на какой был способен.

– Спокойной ночи! – Она легко коснулась губами его лба, и он ощутил запах ее кожи и волос…

* * *

– С чего начнем? – деловито спросил Добродеев.

– Список составил? Давай определимся. – Монах взял листок, протянутый Добродеевым. – Что тут у нас… Ночной бар «Монмартр», кафе-бар «Старый город», бары «Братислава» и «Золотое руно», это те, что поблизости от гостиницы. Ясно. Вот с них и начнем.

– Я уверен, Мельник и Поярков вывернули их наизнанку, – заметил Добродеев.

– Если бы они нашли женщину, ты знал бы о задержании, Леша. А раз ты ничего не знаешь, то они никого не нашли.

– Если они никого не нашли, значит, ее в этих барах не видели, – сказал Добродеев.

– А вот тут я с тобой в корне не согласен. Ее могли видеть, но сказать не пожелали, а поскольку мы с тобой не Мельник и Поярков, то нам скажут. Сравнил! Какие-то никому не известные Мельник и Поярков и культовый борзописец Добродеев! Свидетель дает те или иные показания в зависимости от того, кто спрашивает, мы это обсуждали неоднократно. Спросили Мельник и Поярков – получили один результат… помнишь, как твой друг администратор Гоша сказал, что не хочет с ними связываться? То-то и оно, с ними никто не хочет связываться. Теперь спросим мы. Вернее, спросишь ты. Покажешь фотку Суровца и спросишь, с кем его видели. А я, как опытный физиогномист, знакомый с языком мимики и жестов, понаблюдаю за выражением морды лица и жестами свидетеля и в случае чего просеку дезу, понял? После чего возьмем свидетеля за жабры и… Ты известная публичная фигура, Леша, тебе скажут. Начнем с «Монмартра»… красивое название, как тоска по несбывшемуся.

И они отправились в ночной бар «Монмартр». Ностальгический старый шансон, Дассен, Легран, Азнавур, полумрак, искрящийся разноцветным стеклом бар…

Монах уселся на табурете поодаль, Добродеев наклонился к бармену и вытащил из папки распечатку с фотографией. Молодой толстый парень в очках, похожий на ученого-физика, в белой рубашке и бабочке, взглянул и покачал головой. Добродеев, похоже, настаивал. Монах сверлил взглядом бармена. Тот взял листок в руки, присмотрелся и снова покачал головой. Монах не заметил ничего подозрительного и кивнул Добродееву. Похоже, Суровца здесь не видели. Добродеев спросил, кто работал в… Он назвал вечер убийства. Парень наморщил лоб и сказал, что в тот вечер была его смена. Он даже не поинтересовался, кто изображен на фотографии, и его равнодушие свидетельствовало в его пользу – он действительно не видел Суровца.

Они выпили по рюмке коньяку и отправились в следующий по списку бар. Это был «Старый город». Сцена повторилась: Добродеев вызывал огонь на себя, Монах в засаде наблюдал. С тем же результатом. Плюс пара рюмок коньяку.

«Золотое руно» – облом. Очередное поражение запили коньяком.

– Может, он снял ее на улице, – сказал Добродеев. – Может, они встретились в ресторане.

– Они познакомились в баре, Леша, – твердо сказал Монах. – В ресторан так поздно не ходят, дело было в баре, у меня нюх. Причем поблизости.

– Сказки Андерсена с собой? – фыркнул Добродеев. – Мне показалось, я видел в углу болотницу, она пила пиво.

– Очень смешно, – сказал Монах. – Ха-ха. Мы сейчас ловим широким тралом, а потому все в строчку…

– Чего? – не понял Добродеев. – Чем-чем?

– Загребаем широко, понимаешь? Нам нужен маленький намек, понимаешь? Тень! Нам нужна… эта… тень! Пинок в пятую точку в нужном направлении, и мы оседлаем волну, понял, Лео? У меня чувство… э-э-э… понимаешь? Потому и гребем все подряд, понял? И как только… он появится, мы хватаем его за хвост, понял? Что там дальше по списку?

Добродеев уловил общий смысл сказанного, или ему казалось, что уловил. Он не стал уточнять и только сказал:

– «Братислава». Бар «Братислава».

– Бар «Братислава»? – удивился Монах. – Оч-ч-чень хорошо! Идем в «Братиславу». А чего это у них все подряд называется «Братислава»? И гостиница, и бар? Фантазии не хватило? Ладно, не наше дело. – Он махнул рукой. – Запомни, Лео, самое темное место всегда под светильником.

– Сказал кто?

– Омар Хайям. Восточная мудрость. Вперед, журналист! – И Монах потопал в сияющий неоном бар «Братислава».

К приятному удивлению Добродеева, здешний бармен оказался его добрым знакомым, и звали его Эрик Гунн. Монах, стараясь держаться прямо, индифферентно устроился в конце стойки и, маскируясь под обычного посетителя, заказал коньяк. Краем глаза он следил за Добродеевым и тощим барменом, похожим на молодую щучку. Журналист протянул Эрику листок, тот взял, и тут Монах сделал стойку! Нюх подсказал ему, что Суровца тут знают. Было видно, что Эрик колеблется, не зная, сказать ли – ему страх как не хотелось встревать неизвестно куда.

– Эрик, ты меня знаешь, – гудел Добродеев, наклоняясь над стойкой. – У меня готов отличный материалец, нужны кое-какие живописные детали, но, честное слово, никаких имен, я же не дурак, понимаю. Ты его видел?

– Майор-оперативник приходил, спрашивал, – неопределенно сказал Эрик и повел взглядом по полупустому залу. – Значит, это его в гостинице… – Он кивнул на фотографию.

Добродеев кивнул и тоже оглянулся.

– Он был здесь, – сдался Эрик. – В тот самый вечер, я его запомнил. Зовут Дима.

– С кем он был?

– Один. – Эрик посмотрел на потолок, он разрывался между желанием выложить информацию и осторожностью. Монах уже собирался подключиться к процессу, но тут Эрик решился и сказал: – Сначала…

– А потом? – тут же спросил Добродеев.

– А потом он ушел.

– С кем?

– С женщиной.

«Бинго!» – подумал Монах и одним глотком опрокинул рюмку.

– Что за женщина? – спросил Добродеев.

– Бывает тут иногда… не очень молодая, хорошо одетая, в ушах бриллианты. Он к ней подкатился… я еще думал вызвать охрану – он уже был теплый, да и рылом не вышел, но она была не против. Вот и пойми их после этого.

– Они ушли вместе?

– Вместе. Но это пустой номер, Леша, она не могла его убить, не тот контингент. Можешь мне поверить, у меня глаз-алмаз.

– Как ее зовут?

– Понятия не имею. Говорю же, приходит иногда, сидит, пьет коньяк, думает.

– С тех пор была?

– Не видел, вроде нет. А как его?..

– Ножницами, – прошептал Добродеев.

– Чем? – поразился Эрик. – Ножницами? Большими?

– Средними, а что?

– Это не она!

– Почему?

– Ну как тебе… не похоже! Да и зачем? И сумочка небольшая…

– Эрик, дай мне знать, если она появится, лады?

Монах все-таки вмешался. Он сполз с табурета, не забыв прихватить свою пустую рюмку, подошел и сказал:

– Привет, Эрик! У меня тоже вопросик. Как она добиралась домой, не помнишь? Пешком или на такси? Можно повторить? – Он кивнул на рюмку.

– Мой друг-экстрасенс, – представил его Добродеев. – Олег Монахов. Работаем вместе.

– Я точно не знаю… – Эрик отвел глаза. Монах подтолкнул Добродеева локтем.

– Эрик! – воззвал Добродеев.

– Ее Вова возит, таксист.

– Фамилия? – строго спросил Добродеев.

– Лучкин.

– Понятно. Вова Лучкин. Спасибо, Эрик.

– А тебе это точно для статьи надо?

– Понимаешь, Эрик, – задушевно сказал Монах, – не совсем для статьи. Я так и знал, что у тебя нюх. Нас попросили… только это между нами, лады? Нас попросили найти убийцу. Попросили серьезные люди, потому что у нас репутация. Я – экстрасенс и… э-э-э… психолог. Алексей… – Монах повел рукой в сторону Добродеева, – …ты его знаешь как журналиста, но он еще и член эзотерического Детективного клуба, мы оба члены… но имей в виду, это не для прессы, – он погрозил Эрику пальцем. – Это не первое наше дело. Мы не… это самое… светимся, но серьезные люди знают, где нас найти. Стоит мне посмотреть на человека, как я сразу просекаю, в смысле, вижу… – Монах запнулся. – И ты сейчас будешь моими глазами!