Шибаев остановился на противоположной стороне улицы, около знакомой корейской лавки, осмотрелся. Район под эстакадой жил своей жизнью. Солнце снова спряталось, и под крышей стало сумрачно. Прогрохотал поезд. Слышалась музыка, покупатели деловито набивали фруктами пластиковые мешочки, которые потом укладывали в большие хозяйственные сумки на колесах. Около Лилиного дома ему все казалось вполне спокойным. Никто не шлялся со скучающим видом рядом, не подпирал спиной стену, ощупывая взглядом прохожих. Он подошел к дому, еще раз оглянулся, готовый чутко уловить любое движение, выпадающее из равномерного ритма улицы, – поворот головы, поспешный жест, которые шестым чувством свяжет с собой. Но все было спокойно. Шибаев подергал дверь знакомого подъезда, она оказалась запертой. Отойдя к краю тротуара, старательно роясь в карманах, он мысленно примеривался, не выбить ли дверь, и как сделать это красиво и без шума, как она распахнулась и из нее вывалилась галдящая толпа испаноязычных людей. «Хай!» – Шибаев махнул рукой и вежливо придержал дверь перед пышной смуглой красавицей, которая улыбнулась ему благодарно. Он проскользнул в подъезд, не торопясь, двинулся вверх по лестнице.
Дом звучал: в каждой квартире орал телевизор, играла музыка, слышались громкие голоса – воскресенье. Лестничная площадка второго этажа была пуста. Он подошел к двери, прислушался. В квартире работал телевизор – Александр разобрал слова на русском языке. Ему показалось, он услышал посторонний звук, похоже, двигали мебель, что-то упало, кажется, разбилась тарелка.
Он посмотрел на часы – ровно одиннадцать минут назад он выбрался из окна на крышу. Шибаев осторожно приоткрыл дверь, прошел, прижимаясь к стене, по коридору, остановился у двери в гостиную. Там разговаривали.
– Пошли, – сказал мужской голос. – Хватит!
– Успеешь! – ответил ему второй, тонкий и возбужденный. – Говори, сука! – раздался звук удара и стон. – Где дружок?
– Она не знает! – вмешался первый. – Пошли! Ты, Серый, садюга. Оставь девку.
– Что, понравилась? Иди, я догоню, – ответил Серый. – Я быстро. Все она знает… Сука подзаборная!
– Я сказал, пошли! – повысил голос первый.
– Иди на…! – ответил Серый. В голосе его звенели возбужденные нотки. – Я сказал, догоню! Свободен!
Дальше послышалась возня, упал стул. И снова женский слабый крик. Шибаев выглянул – спиной к нему стоял невысокий парень, сунув руки в карманы. Видимо тот, кто урезонивал Серого. Лиля лежала на диване, свернувшись в клубок, подтянув колени к окровавленному лицу и вцепившись в них руками, словно стремясь прикрыть наготу и защищаясь. Рубашка ее была разорвана сверху донизу, Шибаев увидел узенькие белые трусики. Второй – Серый, короткий и плотно сбитый, стоя над диваном, расстегивал брюки. Шибаеву был виден толстый, в складках, красный загривок и влажные от пота белесые волосы.
Перевернутые стулья, разбитая ваза и разлетевшиеся по комнате выцветшие искуственные цветы довершали картину разгрома. И рама с разбитым им, Шибаевым, стеклом, прислоненная к стене рядом с окном.
Он не стал смотреть дальше. Метнувшись вперед, он вырубил стоявшего спиной мужчину, нанеся ему удар ребром ладони в основание шеи, стараясь бить не очень сильно – он не хотел убивать. Тот рухнул на пол, как подкошенный, не издав ни звука. Серый оглянулся, на лице – изумление, даже рот приоткрылся. Секундная заминка, и он, пригнув по-бычьи голову и оскалившись, бросился на Шибаева. Саша, испытывая восторг и бешенство одновременно, словно мстя за собственную несостоятельность и подлость, за унижение, встретил его коротким прямым в челюсть. В следующий миг кулак Серого достал его – Шибаев почувствовал резкую боль в левом плече и ответил, вложив в удар весь вес, своим фирменным: «В то самое место – на три дюйма выше пояса строго посередине груди», как пишет в своих книгах уважаемый Шибаевым американец Алистер Маклин. Серый сложился пополам, инстинктивно прикрыл локтями живот и осел. Шибаев ударил его ногой. Потом, приподняв его с пола, ударил снова и снова. Не помня себя от ярости, он обрабатывал Серого, издающего хриплые булькающие звуки. Мужик оказался на редкость неповоротливым. Шибаев опомнился только, когда услышал крик Лили: «Саша, не убивай его!» Прикрывая грудь руками, она сидела на диване в своей разорванной рубашке и смотрела. Из уголка разбитой губы сочилась тонкая струйка крови, она все время вытирала ее ладонью. Она смотрела на Шибаева, и лицо ее не выражало ни облегчения, ни радости. Хотя, какая уж тут радость… Оно было совершенно пустым, ее лицо. И бледным в голубизну.
– Лилечка! – Шибаев бросился к ней. – Можешь встать?
– Могу, – ответила она неуверенно.
– Вставай, собери вещи, – он взял ее за плечо, помогая подняться, и она вскрикнула от боли. Шибаев поспешно убрал руку. – Самое необходимое, – сказал он, – документы, деньги. Умойся. Помочь тебе?
– Не нужно, я сама.
Она медленно поднялась с дивана, постояла, держась за спинку. Потрогала разбитое лицо. Направилась в ванную, на полпути остановилась, подошла к лежащему на полу Серому, нагнулась, со внезапным любопытством заглянула ему в лицо. Разогнулась, пнула ногой под ребра и плюнула. Слюна была розовой от крови.
Свет далеких планет нас не манит по ночам, —
выкрикивал с экрана жизнерадостный певец в позолоченном ресторанном интерьере – горы снеди, сверкающая посуда, сияющая хрустальная люстра – видимо, шел рекламный ролик.
«Зачем мы встретим рассвет
Опять в неоновых лучах,
И завтра все повторится!
Махнем со мной на небо как в забытом кино!
Помаши мне рукой, мы на другой планете
Придумали любовь…»
Шибаев щелкнул кнопкой пульта, и певец умолк на полуслове. Серый пошевелился и застонал. Второй лежал молча.
Лиля появилась минут через десять, сильно накрашенная, в темных очках и каштановом парике, в черном свитере со стоячим воротом и коричневом кожаном жакете. С кожаной сумкой с вещами и маленькой золотой торбой на длинном ремешке. Шибаев был занят тем, что пытался вставить назад выбитую раму. Это ему почти удалось – если не пытаться открыть окно, рама продержится какое-то время. Если бы не трещины на стекле, то вообще было бы незаметно. Они спустились по лестнице – Лиля впереди, за ней Шибаев. Вышли на улицу.
– Ты можешь пока побыть у своей подружки в Майами? – спросил Шибаев.
Лиля пожала плечами – могу.
– Ее парень с Брайтон-Бич?
– Американец.
«Тем лучше», – подумал Шибаев. Они сели в такси, он сказал: «В аэропорт», и машина тронулась. Грег молчал, в зеркальце пассажиров не рассматривал. Хотя не мог не заметить опытным глазом таксиста-психолога, что у пассажиров есть проблемы.
Он привез их к терминалу, откуда летали внутренние рейсы, затормозил у высокого бордюра и сказал индифферентно:
– Могу вернуться за вами. Вы ведь остаетесь? Скажите, когда.
– Не нужно, – ответил Шибаев, – спасибо.
– Я могу запарковаться и подождать. – Грег не собирался отступать, лицо у него стало строгим – сервис превыше всего.
– Я не знаю, когда рейс, – ответил Шибаев. – Спасибо.
– Тридцать, – сказал Грег разочарованно.
Шибаев снова дернулся со своей сотней, Грег развел руками. Лиля вытащила из торбы деньги и протянула водителю. Тот взял, покопался в бардачке, нашел не особенно свежую визитку.
– Возьмите, вам же все равно возвращаться. – И, глядя на Шибаева грустными карими глазами, добавил: – Если бы ты знал, как меня достал этот Брайтон-Бич! Звони! – И уехал. Озадаченный Шибаев с минуту смотрел вслед машине.
Ближайший рейс на Майами был в семь сорок. У них оставалось в запасе около трех часов.
– Я не успел позавтракать, – сказал Шибаев. – И пообедать. Предлагаю все сразу! – фраза получилась какой-то глупой. – Пойдем, поговорим.
Лиля молча кивнула и пошла за ним, держась чуть позади, словно прячась за его спиной.
Им посчастливилось занять освободившийся столик в углу шумного кафе. Шибаев заказал гриль по-американски – громадную отбивную, полосатую от решеток, на которых ее запекали, жареную картошку и пиво. Лиля долго выбирала. Потом сказала: «Я не хочу». – «Надо, – ответил Шибаев. – Можно омлет… и вино. Хочешь? – Она кивнула. – Красное?» – Она снова кивнула.
И только сейчас, ожидая, когда принесут заказ, они посмотрели друг на друга. Дальше делать вид, что ничего не случилось, было просто неприлично.
Лиля сняла темные очки и взглянула на него в упор. Ему казалось, что в молодой женщине, сидящей напротив, ничего не осталось от вчерашней недалекой и доверчивой девушки.
– Прости меня, – начал Шибаев покаянно. – Я не думал, что так получится. – Правильнее было бы сказать, что он просто забыл о ней в ту минуту. – Они искали меня, ты ни при чем…
Слова его звучали неубедительно. Он походя разрушил непрочный мирок этой девушки, неустойчивое равновесие, удерживавшее ее на плаву здесь, в чужой стране, и теперь просил прощения. Ну простит она его, и что дальше? Если простит… На Брайтон-Бич дорога ей заказана.
– Ты убил Лёньку? – спросила она.
– Нет. Мы сидели вместе, он выпил лишнее, пошел в туалет. Через тридцать минут я пошел посмотреть, где он, и нашел его в кладовке. Мертвого. Мне пришлось уйти…
– Зачем ты приехал?
– Найти одного человека.
– Ты из мафии?
Хороший вопрос! Шибаев и сам не знал, из кого он.
– Я сам по себе, – ответил он. – Свободный художник.
– Киллер?
– Нет! Ну и фантазия у тебя, – он попытался засмеяться, но получилось плохо.
– А Лёнька зачем? – она по-прежнему смотрела ему в глаза, и во взгляде ее не было тепла.
– У него связи. А теперь его убили, и я… вроде как сел на мель.
– А когда ты его найдешь, этого человека, что ты с ним сделаешь? Убьешь?
– Моя задача – его найти. Точка. – Шибаев вспомнил своего друга Джона Пайвена, который в конце каждой фразы говорил: «Точка». – Лиля, – сказал он, накрывая ее ладонь рукой, – прости меня, дурака. Я и сам не знаю, как это получилось, что я как последняя шавка… Я был уверен, что тебя не тронут. Я виноват, бросил тебя, не остался с тобой. Я втравил тебя в чужие разборки. Все складывается по-идиотски…
Детский лепет. Он был противен сам себе. Даже голос у него стал какой-то жалкий. Человек, который оправдывается, редко сохраняет достоинство. Что бы он сейчас ни сказал Лиле, уже ничего не изменишь.
– Спасибо, что вернулся, – сказала она тихо. «Лучше бы дала по морде», – подумал Шибаев. – Я знаю одного из них, Серого. Он цеплялся ко мне раньше. Анечка однажды его отбрила. Это такая подлая мразь, такая мразь… – Она заплакала. Шибаев поднес ее руку к губам. Она плакала, всхлипывая и промокая слезы салфеткой.
– Ну, все, все, – бормотал Шибаев, – поживешь у подружки. Как ее зовут?
– Мила, – продолжая всхлипывать, ответила Лиля. Она начала приходить в себя. – А ты куда теперь?
Шибаев пожал плечами.
Им принесли американский гриль и омлет, и Шибаев набросился на еду. Последний раз он ел почти сутки назад. Лиля нехотя клевала омлет, запивала вином.
– Полетели со мной, – вдруг сказала она.
О проекте
О подписке