Глава 2
«Астарта»

 
Люблю октябрь, угрюмый месяц,
Люблю обмершие леса,
Когда хромает ветхий месяц,
Как половина колеса…
 

Игорь Северянин, «Октябрь»

Дождь не дождь – взвесь мельчайших капелек тумана шевелилась в воздухе. Было тепло. Туман крался сверху, неотвратимо заволакивая верхушки деревьев и крыши домов. Последние нехолодные дни перед долгими зимними сумерками…

Я бездумно брела по улицам, сворачивая с одной на другую. Сияли размытым светом уличные фонари, растворяясь во влажной темноте. Люди выныривали из тумана, приглушавшего звуки голосов и шагов. Я шла вдоль городского парка, пустого, печального, с черными скелетами деревьев с поредевшей листвой. Все замирает, думала я, погружается в сон, скоро выпадет снег… скорей бы! Хоть какая-то перемена. Я непременно приду в парк, буду ходить по засыпанным снегом дорожкам, оставляя четкие птичьи следы. Буду трогать снег рукой, сняв перчатку. Может, даже попробую на вкус. А после первого снега и до Нового года рукой подать… И тут вдруг меня охватило такое предчувствие радости, что я даже остановилась посреди тротуара, прижав руку к сердцу. Набрала полные легкие влажного воздуха, задержала дыхание. Выпустила, снова вдохнула и пошла дальше. Снег, снег, снег, повторяла я в такт шагам. Радость, радость, радость…

Парк закончился, начался город. Я свернула в первую за парком улицу и с удивлением заметила, что это была улица Гоголя. Удивительное совпадение! Я тысячу раз бывала в парке и, должно быть, неоднократно проходила по этой улице, но никогда не обращала внимания на название. Теперь нам нужен номер тринадцать, подумала я, раз уж мы тут…

Старый четырехэтажный особняк: высокое крыльцо, черная дверь в виде арки, красный свет в окнах. На магазин не похоже. И вывески нет. Как же он называется? «Астарта»! Большая медная голова не то льва, не то какой-то химеры, справа от двери. Небольшой рог, скорее, выпуклость в центре крутого лба этого животного служила кнопкой звонка и была отполирована до блеска. Приглядевшись, я заметила над звонком белую табличку, вставленную в медную рамочку. Там было всего три строчки. Жирные черные буквы сообщали следующее:

«Астарта» – звонить два раза.

Генриху О. – звонить три раза.

Д-ру И.А. Остроумову – звонить четыре раза.

Я протянула руку и позвонила. Два раза. После чего подергала ручку двери. Дверь была заперта. Дребезжание звонка внутри дома было слышно даже на крыльце, но никто не спешил мне открывать. Я позвонила еще раз – два выразительных коротких звонка, как предписывала инструкция в медной рамочке. И снова тишина в ответ. Я уже хотела уходить, как вдруг дверь распахнулась, и передо мной предстала женщина. Обыкновенная женщина, а не черт знает кто, как я себе уже было вообразила. Средних лет, полная. С высокой прической.

– Я вас слушаю, – произнесла она любезно, стоя в дверях.

– Я в «Астарту», – принялась я объяснять. – Меня пригласили… Только я забыла приглашение дома…

В этот самый миг рука моя нащупала почтовую открытку в кармане пальто. Я удивилась, так как была уверена, что открытка осталась лежать на тумбочке в прихожей, и протянула открытку женщине. Она взяла, внимательно прочитала и сказала:

– Наташа Устинова… Конечно, заходите, пожалуйста, Наташа. Направо, прошу вас.

Это действительно был магазин игрушек. Или цех. Или склад. Только и всего. На длинных, из конца в конец, полках сидели, стояли и лежали десятки кукол в черных хламидах и остроугольных колпаках, пластмассовые черепа, скелеты, оранжевые тыквы с прорезанными отверстиями глаз и рта, чтобы видна была горящая внутри свечка. Разноцветные свечи, большие и маленькие, тонкие, пузатые и витые, помещались в ящике на столе у входа.

– Вас интересует опт? – спросила женщина, впустившая меня.

Я вздрогнула – она, оказывается, неслышно шла за мной.

– Нет, мне для себя, – сообщила я и подумала, что придется купить хоть что-нибудь, иначе неудобно.

– Будьте как дома, – мило сказала она, повернулась и ушла, оставив меня наедине с пестрым товаром.

Я медленно двигалась вдоль полок с дешевой разовой продукцией, думая, кой черт меня сюда занес. Не забыть спросить у женщины, откуда они знают мое имя и адрес. Решительно ничего не привлекало моего внимания. Скелет в шляпе? Я взяла с полки аляповатое изделие – череп в черной широкополой шляпе смотрел на меня пустыми глазницами. Видимо, я нечаянно задела какую-то кнопку – скелет вдруг пришел в движение, задрожал у меня в руках, захлопал челюстью, а в глазницах замигали зеленые лампочки. Скелет жужжал и стучал зубами, а я, испытав мгновенный ужас, бессмысленно смотрела на него. Опомнившись, я бросила изделие обратно на полку. Хороша игрушка!

Кроме скелетов, тут были разношерстные ведьмы на метлах: крючконосые, с бородавками, в широкополых черных шляпах на растрепанных седых патлах. Были там также бесформенные зеленые человечки со смешными рожицами. И странная помесь собаки с драконом, видимо, волки-оборотни. И гномы в красных колпачках. И вообще, неизвестно кто. Или что.

…Я заметила ее сразу. На полу, там, где кончались полки, стояла фигурка, примерно в полметра высотой. Может, чуть больше. Даже не знаю, как ее назвать… Наверное, это была ведьма. Но как же она отличалась от своих уродливых товарок в черных колпаках! Это была ведьма-аристократка. В лиловом длинном платье, с белым личиком, с пятнами яркого румянца на скулах, с гривой смоляных волос, завитых мелким бесом, с вишневыми губками сердечком. В синих глазах с длинными густыми ресницами – лукавые черти. Носик, правда, чересчур длинный, но это ее нисколько не портило, наоборот, придавало пикантности. Громадный лиловый берет со страусиным пером украшал голову ведьмы. В одной ее руке, по закону жанра, была метла из настоящих веточек березы, выкрашенных почему-то красной краской, а другой ведьма чуть приподнимала пышное платье, и оттуда, вместе с кружевами многослойных нижних юбок, выглядывали тонкие ножки в чулках в красную и белую полоску, в грубых деревянных сабо. Я невольно рассмеялась – крестьянские полосатые чулки и деревянные сабо никак не вязались с шелковым нарядом. Она, видимо, и сама это понимала, но воспринимала с юмором. Задрала юбку, словно говоря – любуйтесь, люди добрые!

Я, присев на корточки, совершенно очарованная, рассматривала ведьму минут десять. Мысль купить ее мелькнула было в голове, но тут же улетучилась. Эта красавица мне просто не нужна. Все остальное тем более не нужно.

«Магические предметы! – вспомнила я. – Есть еще магические предметы, но они мне тоже не нужны!»

Бросив последний взгляд на ведьму, словно прощаясь, я пошла к выходу. В прихожей никого не было. Я постояла там минуту-другую, несколько раз позвала:

– Эй, есть тут кто-нибудь? – но мне никто не ответил.

Дверь была не заперта, и я вышла на улицу. Снова, как и час назад, пошла вдоль парка, только в обратную сторону, домой. Шла, испытывая странное, муторное чувство дискомфорта, объяснить которое не могла. То есть настроение у меня и до того было хуже некуда, но теперь к нему прибавилось еще что-то… Тревога, тоска… И внезапная радость – предчувствие снега и наступающих праздников – испарилась без следа.

Я добралась домой около девяти. Включила телевизор. Села на диван, даже не заметив, что не сняла пальто. Лукавое ведьмино личико стояло у меня перед глазами, и я вдруг подумала: каково ей находиться среди грубо сработанных дешевых игрушек? Я вспомнила своих незатейливых коллег, с которыми делила комнату, их грубоватые шуточки, откровенность, с которой они обсуждали взаимоотношения полов… Взглянула на часы, они показывали двадцать минут десятого. Я вскочила с дивана и бросилась вон из квартиры.

Я не помню, как я добиралась до «Астарты». Могу сказать лишь одно – такси мне поймать не удалось. Наверно, таксисты в этот вечер устроили забастовку. Я мчалась сломя голову, и, когда надавила на кнопку звонка на голове химеры, часы на городской площади захрипели, собираясь начать бой. Дверь вдруг распахнулась. Давешняя женщина с высокой прической стояла на пороге. От ее любезности не осталось ни следа.

– Закрыто! – процедила она сквозь зубы.

– Еще нет десяти, – возразила я, и она неохотно посторонилась.

«Бум-м-м!» – начали бить часы. Я влетела в цех игрушек и бросилась к знакомому проходу между полками. Там, где совсем недавно стояла ведьма в лиловом платье, было пусто. Я растерянно металась между рядами. Напрасно! Моей ведьмы там уже не было. Неужели продана? Неужели кто-то купил ее? Я чуть не плакала, а тут еще хозяйка магазина стояла над душой…

И вдруг я увидела ее! Ведьма в лиловом платье лежала на последней полке стеллажа, почти у самого пола, совсем незаметная. В этот самый миг часы на площади пробили десять.

Женщина с высокой прической, не произнеся ни слова, взяла у меня деньги и выбила чек на допотопном, клацающем зубами кассовом аппарате. Достала громадный лист тонкой желтой бумаги, выдернула куклу у меня из рук, стала заворачивать и обвязывать шпагатом. Я забрала покупку и во второй раз оставила пределы «Астарты».

Не оборачиваясь, я летела по тротуару, прижимая к себе приобретенное сокровище, чувствуя позвоночником, что женщина с высокой прической, которую я про себя окрестила Астартой, все еще стоит на крыльце и смотрит мне вслед. «Подумаешь, задержалась из-за покупателя на лишних пять минут. Не велика беда! Нечего было приглашать», – утешала я себя. Наконец, не выдержав, оглянулась – на крыльце было пусто, свет в окнах погас, и дом приобрел нежилой вид.

На коврике перед моей дверью находился какой-то предмет, который я заметила с нижней лестничной площадки. Я поднималась пешком, так как лифт снова не работал. Предмет небольшой, вернее, совсем маленький, черный и округлый. Оказалось – котенок. Он сидел на коврике у двери и смотрел, как я поднимаюсь по ступенькам. Подпустив меня на достаточно близкое расстояние, он вдруг испустил пронзительный вопль, странный для такого маленького существа. «Тише, – сказала я. – Ты откуда взялся?» Он взвыл еще раз. Я присела на корточки, положив сверток с ведьмой на пол. Котенок был тощий, взъерошенный, с крупной головой и большими, как лопухи, ушами. На крохотной мордочке сияли неправдоподобные зеленые глазищи. Он напоминал зайца из венского музея современного искусства, которого я видела когда-то. Заяц был много меньше живого, но покрыт настоящей шерстью. А глаза были в натуральную величину, что производило диковатое впечатление. Котенок, задрав голову, смотрел мне в лицо. Насмотревшись, раскрыл розовую пасть и снова мяукнул. У меня зазвенело в ушах. Просто удивительно, откуда в этом тщедушном теле брался такой пронзительный звук.

«Тише!» – сказала я строго. Котенок встал на задние лапки, передними опираясь на мое колено. Я почувствовала его острые коготки. Не успела я опомниться, как он вскарабкался ко мне на колени, взлетел на плечо и ткнулся холодным влажным носом в щеку. И тут же испустил сложную вибрирующую руладу – замурлыкал. Я схватила котенка, ощутив в руке мягкое теплое хрупкое тельце, но оторвать зверька от плеча мне не удалось – когти у него были острые и лапы – неожиданно сильные. Так мы и зашли в квартиру: я с ведьмой в руках и котенок на моем плече.

В квартире котенок безропотно позволил снять себя с плеча. Я положила сверток на журнальный столик, а котенка посадила рядом. Был он темно-серый, а не черный, с серой кнопкой носа. С торчащей дыбом негустой шерсткой и коротким хвостиком. С несуразно большой головой на тоненькой шее и большими ушами, атласно-розовыми изнутри, которые не помещались на макушке и съезжали набок. И глазами, как ягоды крыжовника. Не красавец, однако.

– Ты кто такой? – спросила я, и он мяукнул в ответ. – Анчутка! – вспомнила я словечко, которым наша соседка называла свою безалаберную невестку. В моем понимании существо по прозвищу «анчутка» было нелепым, растрепанным и несуразным. – Анчутка! – позвала я, и он снова мяукнул. Закрыл глаза и оглушительно замурлыкал. – Вообще-то, мне не нужна кошка, – сказала я запоздало, но он притворился, что не слышит.

Я освободила ведьму из бумаги, расправила платье, поправила берет. Хороша! Конечно, на журнальном столике ей не место, а где место? Я оглянулась. Полочка на подставке торшера! Пожалуй. Свет падал на ведьму сверху, отчего ее лицо приобрело таинственное выражение. И лукавства прибавилось. И ножка в полосатом чулке приподнялась выше, и ручка с метлой отставилась дальше. И колечки волос засверкали нестерпимым блеском.

Я сидела на диване, улыбаясь до ушей. Смотрела на ведьму. Анчутка полузакрыл глаза, поставил зрачки вертикально и тоже смотрел на ведьму. Даже мурлыкать перестал.

– Красавица, правда? – сказала я ему, и он дернул хвостом в знак согласия. – Как же мы ее назовем? – раздумывала я вслух. – Норма? Коринна? Эльвира? Моргана? Викка?

Тут мне пришло в голову, что на товарном ярлыке должна быть всякая информация – артикул, наименование изделия и ряд других полезных сведений, а также инструкция по эксплуатации. Ну, что-нибудь вроде: «Ведьма хеллоуинская, зовут Эвридика, мейд ин Чайна, держать вдали от огня, не ронять, не купать, не раздевать, не причесывать, не… не… не… Счастливого Хеллоуина!» Я взяла ведьму с подставки и стала искать ярлык. Я обследовала изнанку платья, берет, сняла и рассмотрела сабо и полосатые чулки – ничего! Производитель решил, видимо, остаться анонимным. «Как же тебя зовут?» – спросила я. Ведьма молчала, глядя загадочно, улыбаясь чуть приподнятыми уголками рта. Анчутка мурлыкал, сидя на столике, и казался вполне довольным жизнью. Я снова взяла ведьму, приподняла пышную гриву волос и увидела на шее сзади крошечное прямоугольное клеймо, на котором было выбито лишь одно слово: «Sheba».

Шеба? Тебя зовут Шеба? Шеба… А что, подходит! Имя языческое, древнее, чуждое слуху, полное мистики…

– Шеба! – позвала я, и Анчутка мяукнул в ответ. – Тебе тоже нравится? А кто такая Шеба?