Почему мои родители сдали меня Амалии? Нет ответа. Хотели как лучше, наверное…
Она ушла от нас, когда мне было десять. По слухам, после ссоры с мамой. Амалия сказала ей все, что думала обо мне, и мама попросила ее уйти. Насовсем. Это версия тети Аи. А Лелечка по секрету рассказала, потом уже, что она вроде как вышла замуж… А вообще, меня отдали Амалии потому, что папа думал, что этого хочет мама, а мама – наоборот. Она бывала у нас в доме, мама была с ней приветлива и всегда повторяла: какое счастье, когда у ребенка такой воспитатель. Папа и предложил Амалии переехать к нам. Мужчины часто все понимают неправильно. Лелечка однажды сказала мне по секрету, что мама была недовольна, она робела в присутствии Амалии… Такое недоразумение получилось. А в итоге – Белая крыса, пугающая меня по ночам.
Амалия умерла спустя десять лет, мы узнали об этом от Лелечки. Она же передала мне «сувенир» от Амалии, как она выразилась, – простенький медальончик в виде сердечка, серебряный, с крошечной блеклой стекляшкой, завернутый в кусочек замши. Моим первым побуждением было отдать его кому-нибудь, выбросить, но я постеснялась. Поэтому лишь убрала с глаз долой – сунула в какую-то шкатулку и забыла. И ни письма, ни записки. Ничего. Как расценить ее прощальный жест – я не знаю. То ли как просьбу о прощении? То ли как желание остаться в памяти? То ли больше некому было оставить? В конце концов, мы были ее единственной семьей. Не знаю. Я тогда заплакала, сама не знаю почему. Мне было жалко Амалию, которую никто не любил. Я повторяла себе, что она сама виновата, что она была высокомерна, нетерпима, агрессивна, как ее любить такую? Еж с колючками. Но ведь еж не виноват, что у него колючки!
Ладно! Пережито, забыто. Сколько можно?
Вырвал меня из сна телефонный звонок. Бросив взгляд на спящего Веника, я вскочила и помчалась в прихожую. Я представляла себе, кто звонит. Да что там представляла! Я знала. На домашний мне звонят считаные люди, и среди них только двое звонят в воскресенье. Я не ошиблась – это была Аичка.
– Аня, доброе утро. Надеюсь, я тебя не разбудила, – сказала Аичка официально.
Разбудила, разумеется, но я не признаюсь даже под страхом смертной казни.
– Нет, тетя Ая, я уже давно на ногах.
Интересно, который теперь час!
– Надеюсь, у тебя все в порядке. Я и Леля хотим пригласить тебя на обед. Сегодня. Извини, что не известили заранее, так получилось. Успеешь? В два. Ровно. Постарайся не опоздать.
– А… обед? Ага… – Меня бросает в жар – чей-нибудь день рождения? А я забыла? Нет, кажется. Сестры родились в… июне. – Ладно, – лепечу я. – А… что принести?
– Ничего, – отвечает Ая снисходительно. – Все есть. В два, поняла?
– И когда ты наконец научишься манерам? – слышится мне. – Цветы, разумеется!
– Приду! Спасибо. – И тут же лихорадочная мысль: куда девать Веню? Подозреваю, что Владик не вернется до вечера. Взять с собой? Из гостиной доносится храп – Баська! Как удачно!
Через пять минут новый звонок, на сей раз Лелечка.
– Анечка, привет! – шепчет она возбужденно. – Ты не представляешь себе, что случилось! Приехал Николенька Биллер! Я до сих пор не могу опомниться, просто голова кругом! Остановится у нас, мы уже пригласили. Помнишь Николеньку? Такой солидный маленький мальчик с бабочкой! Ну, ты не можешь не помнить! Придет на обед. Мы сейчас за продуктами. Анечка, принеси кофе! Ты же знаешь Аичку. Она не признает кофе. Сказала – купит, но я не уверена. Принесешь, ладно?
– Ладно, Лелечка. – Так получилось, что Ая для меня – тетя Аичка, а тетя Леля – просто Лелечка. – Принесу. Какой?
– Покрепче! Молотый! – Заполошное «Ой!», вслед: – Целую! Все! – И сигналы отбоя.
Я собиралась спросить, кто такой Николенька Биллер, но было уже поздно. Она сказала, я должна его знать… но я не знаю. Стоп! Амалия тоже Биллер! Ее родственник? С бабочкой? Смутное видение маленького мальчика, белобрысенького, с чистыми ручками, с галстуком-бабочкой… сто лет назад… Господи! Неужели тот самый? Блестящий пример для подражания! Уменьшенная копия Амалии и тоже Биллер. И кто же он сейчас? Учитель чистописания? Банкир? Мастер церемоний? Толстый рыхлый блондин с бабочкой? Позвонить, что ли, и отказаться? Черт побери! Не хватит смелости, и думать нечего. Аичке никто никогда не отказывает, она не позволит.
Баська никак не может продрать глаза. Она отпихивает мои руки, что-то бормочет, сбрасывает с себя плед.
– Который час?
– Уже двенадцать! Вставай! Останешься с Веником!
– Чего? – Она мигом просыпается. – С каких щей?
– Звонила Аичка, зовет на обед. Приехал Николенька Биллер…
– Какой, к черту, Николенька Биллер? – стонет Баська. – Господи, до чего же мне погано!
– Мой друг детства, родственник Амалии.
– На фиг он тебе?
– Аичка сказала, прибыть в два. Хочешь со мной?
– Упаси бог! Я ее боюсь. А что мы будем делать?
– Пойдете в парк играть на флейте.
Она переводит взгляд на окно – там сумрачный не то день, не то уже вечер…
…Мне открыла Лелечка, сияющая, в новом бордовом платье с кружевным воротничком, с седыми букольками, заколотыми рожками над ушами, и с восторгом прошептала:
– Он уже здесь!
Из гостиной слышался – о, чудо! – смех Аички и приятный мужской голос.
– Пошли, – тянет меня за руку Лелечка.
Высокий молодой человек, обаятельно улыбаясь, поднимается мне навстречу.
– Анечка? Неужели? – Он непринужденно целует меня в щеку. – Ты стала просто красавицей! Я прекрасно тебя помню!
Я впадаю в ступор! Кареглазый блондин, красавец, с широким разворотом плеч… куда там нашему олигарху! На учителя правописания он не похож, на банкира тоже. Скорее на альпиниста.
– Я тоже, – вру я довольно неубедительно. – У тебя еще была бабочка…
Он смеется. Смех у него заразительный.
– Я ее терпеть не мог! Все мама.
– За стол! – командует Аичка. – Аня, ты сюда. Николенька – рядом со мной!
Мы рассаживаемся. Причем Николенька дожидается, пока усядутся дамы, и только потом садится сам. Аичка выразительно смотрит на Лелечку, потом на меня.
– А вы кто? – спрашиваю я. Мне не терпится узнать, чем это чудо может заниматься.
– Я пилот.
Летчик-вертолетчик! Ха, кто бы сомневался! Жаль, без формы. Баська упадет!
– Командир корабля! – спешит Лелечка. – В «Эрбалтик»!
– Воздушный извозчик, – говорит Николенька шутовским тоном.
– А на чем вы летаете?
– Наша компания еще молодая, летаем в основном по Европе, на «Боингах-737».
– Жаль, Амалия не дожила, – сетует Аичка, покачивая головой. – Она бы гордилась тобой. – Взгляд в мою сторону, приподнятая выразительно бровь – правая.
– А ты, Анечка? – Он поворачивается ко мне.
– Я… иллюстратор, в «Арт нуво», это наше издательство.
– Рисуешь для книжек? Всегда завидовал художникам. Я пишу как курица лапой.
– Сейчас уже никто не пишет, все печатают, – вмешивается Аичка. – Ты, разумеется, выпьешь? Коньяк?
– Говорят, все летчики пьют, – ляпаю я.
– Еще как! Страшные алкоголики, – улыбается Николенька. – Помню, когда мы осваивали «Боинг» во Франкфурте – там был наша учебка, так сказать, – мы устроили конкурс, кто… извините, девушки, – он снова улыбается, – …кто свалится первым. В итоге на ногах остался один поляк. Допил бутылку и пошел к себе в номер. А наутро мы нашли под дверью его туфли. Помню, хохот стоял на весь центр!
– Весело живете, – говорю я, бледно улыбаясь. Мне почему-то некомфортно, моя жизнь кажется мне пресной и невыразительной по сравнению с жизнью этого… европейского альпиниста. Кроме того, он – Биллер! Племянничек Белой крысы… Одно это вгоняет меня в ступор. Эх, жаль, нет Баськи – вот уж кто оторвался бы от души!
– Без веселья в нашей профессии нельзя, – отвечает он.
– Конечно, постоянная опасность, – подсказывает Лелечка с горящими глазками. – Нужно снимать стресс. Я, например, страшно боюсь летать!
– Я как-нибудь возьму вас с собой в Европу, – смеется Николенька.
– Ой! – радостно пищит Лелечка и заливается краской.
– А твоя семья? – спрашивает Аичка.
– Нет семьи, – он разводит руками. – Все времени не было.
«Ври больше, – думаю я, скользнув по нему скорым взглядом. – С такими-то данными…»
Аичка бросает на меня выразительный взгляд и дергает правой бровью: мотай на ус!
– А мама? – спрашивает она.
– Мамы нет, уже семь лет.
– Как жаль, она была красавицей… Давайте за тех, кого нет с нами. За Эвочку! За Амалию!
Обед затянулся почти до семи. Николенька травил байки из быта летчиков, о коллегах и пассажирах, мы хохотали до слез. Я оттаяла, разжалась пружина внутри, я забыла о том, что он тоже Биллер. В нем не было ничего от Амалии. Лелечка смотрела на него влюбленными глазами. Его рука невзначай касалась моей…
«Знаем мы таких! – мысленно фыркала я, исключительно из духа противоречия, все еще сопротивляясь его обаянию. – Невеста в каждом порту!»
…Он пошел провожать меня. Я хотела вызвать такси, чтобы быстрее, но Николенька сказал, что нужно проветриться и он настаивает. Я старалась не думать о Баське и Венике, представляя, что она мне запоет! Тем более что мобильник я забыла дома. Честное слово, забыла! Совершенно случайно.
Вечер был отвратительный! С низких небес сеял мелкий дождь, пронзительный холод пробирал до костей, да еще и ветер с севера дул изо всей силы, толкая в спины одних и ослепляя других. Николенька рассекал, как ледокол, заслоняя меня от ветра. Говорить мы не могли – при такой погоде невозможно раскрыть рот. Он, правда, пытался что-то сказать, но я всякий раз кричала «что?», и он заткнулся наконец.
Мы попрощались у моего подъезда. Он сказал, что позвонит – ему хочется увидеть город, который так изменился за столь долгое его отсутствие. Завтра обещали хорошую погоду. Он снова поцеловал меня в щеку. От него приятно пахло.
Показать ему город – ах, начало прекрасных отношений! В нашем городе у него, видимо, еще никого не было. Знаем мы, проходили. Хотя откуда такой пессимизм? Героини Баськиных опусов, вылезшие из-под нашего коллективного пера, верят во все хорошее, идут по жизни с широко открытыми глазами, всем помогают и в конце концов получают по заслугам. Чем я хуже?
Баська распахнула дверь, не дожидаясь звонка – узнала меня по шагам. Глаза ее метали искры, ноздри раздувались. Руки она уперла в бока.
– Ну! – рявкнула она. – Где ты шлялась?
– Басенька, извини, – залебезила я. – Ты одна?
– Нет! У нас офигенная компашка. Недоделанный Владик, Веник с торбой и еще Ольгица приперлась! Я тут уже озверела! Весь вечер играем в подкидного дурака! И мне, как всегда, не везет!
– Баська, ты не поверишь! – воскликнула я с фальшивым энтузиазмом. – Этот Николенька Биллер – летчик, командир корабля, рост под два метра, красавец, чувство юмора, не женат!
– Ага, ври больше! Иди, принимай вахту. Пожрать хоть принесла?
В гостиной за журнальным столиком сидели Владик и Ольгица. Владик обрадованно привстал. Ольгица помахала ручкой. На столике лежали карты.
– Анечка, привет! А мы уже заждались, – сказала Ольгица. – Мой Волик в командировке, и я решила проветриться. А тебя все нет, не могла же я уйти.
Надеюсь, у меня на физиономии не изобразилось, что запросто могла.
– Чай? Кофе? – спросила я гостеприимно. – А где Веня?
– Смотрит про Лунтика, – сказал Владик. – В кухне. Мне кофе.
Короче, они просидели до полуночи. Я готовила чай, кофе, жарила омлет – словом, ублажала гостей, как могла, все время натыкаясь на радостную ухмылку Баськи. Ольгица, между прочим, подробно пересказала прочитанную накануне статью о новых взглядах на происхождение человека. Оказывается, человеки произошли не от обезьян, как считалось ранее, вернее, произошли не все, а примерно одна треть, просто так получилось, а от кого остальные – пока не известно.
Мы переглянулись, и Владик открыл рот, собираясь уточнить, видимо, про одну треть, но я пнула его ногой под столом и сделала страшные глаза. В отношениях с Ольгицей главное – не зацикливать ее на теме. Сказала себе и сказала, а ты молчи! А то не отвяжется до утра. Баська радостно хихикнула и закашлялась. Владик переводил удивленный взгляд с меня на Баську.
Потом Владик с заснувшим Веней ушли к себе, Ольгица вызвала такси и отбыла, а мы с Баськой остались одни. Баська вытащила из-за диванной подушки бутылку вина, расставила бокалы и скомандовала:
– Рассказывай!
О проекте
О подписке