Иммануил Нобель познакомился с другими приезжими шведами. Вскоре совместно с одним из них, бывшим директором из Эльвдалена, он открыл свою первую механическую мастерскую. Им удалось убедить богатого финляндского фабриканта, владельца кирпичных заводов Карла Леннгрена дать им ссуду, и, хотя первая мастерская долго не продержалась, добрые отношения с Леннгреном сохранились. Двадцатью годами позже Роберт Нобель обручится с дочерью Леннгрена Паулиной – очаровательной финской шведкой, за которой пытался ухаживать и младший брат Альфред³².

Из российских архивных документов явствует, что в это время Иммануил Нобель пытался параллельно продать российскому командованию идею быстрого возведения понтонных мостов из резиновых подушек³³. Однако удача улыбнулась ему только осенью 1840 года. Через своих высокопоставленных финско-шведских знакомых он попал в список приглашенных на роскошный прием, который давал генерал-губернатор Финляндии царский советник князь Александр Сергеевич Меншиков. Приемы он устраивал часто. Генерала-губернатора считали человеком светским, остроумным, но любившим находиться в центре внимания – как говорится в русской пословице, «на каждой свадьбе – женихом, на каждых похоронах – покойником»³⁴.

На тот момент князь Меншиков по-прежнему возглавлял российский флот. В свои пятьдесят два года он стоял на вершине своей карьеры и принадлежал к узкому кругу фаворитов, которые иногда обедали или ужинали наедине с императором. Кроме того, Меншиков только что побывал в Швеции, сопровождая Николая I во время краткого тайного визита в Стокгольм в 1838 году. Обожавший неожиданные визиты Николай умудрился добраться незамеченным до самого королевского дворца и устроить сюрприз Карлу XIV Юхану, внезапно появившись у него в кабинете во время чтения утренних газет³⁵.

О Николае говорили, что он ценит лояльных и услужливых советников, гораздо менее заботясь об их знаниях и профессионализме, поскольку его окружали одни военные.

Меншиков прекрасно соответствовал этим ожиданиям. Тот факт, что советники царя не отличались глубиной знаний, часто называется среди причин, приведших к резкому отставанию России в момент, когда в Англии и Франции начался период индустриализации. Положение еще более усугублялось тем, что Николай не проявлял ни малейшего интереса к происходящему на Западе. Ни в техническом, ни в экономическом, ни в военном отношении Россия уже не была той великой державой, которая ослепила мир после победы над Наполеоном.

Отставание вызывало тревогу, особенно в военных кругах Российской империи. В ответ Николай обычно создавал различные комитеты, вскоре они расплодились в таком количестве, что уследить за их работой стало невозможно. На приеме в роскошном дворце Меншикова на набережной Невы Иммануил Нобель оказался рядом с двумя членами одного из таких комитетов – генералом Карлом Шильдером и профессором физики Морицем Германом фон Якоби, которым император поручил создать эффективную морскую мину.

До этого момента Иммануилу Нобелю не приходилось иметь дело с взрывчатыми веществами. Он лишь мимоходом упоминал, что его резину, вероятно, можно использовать для противопехотных мин или хранения пороха. Однако, как он сам потом описал, беседа экспертов за столом увлекла его до крайности. Шильдер и Якоби испытывали на себе большое давление. Они обсуждали трудности, с которыми столкнулись при подготовке назначенного в скором времени испытания. Их идея, как понял из разговора Нобель, заключалась в том, чтобы кабелем соединить начиненные порохом мины с батареей, находящейся на берегу. По замыслу, у батарей должны были находиться несколько солдат. Когда дозорный сигнализировал, что над минами проходит неприятельский корабль, они должны были взорвать мины с берега.

«Но ведь это невозможно!» – подумал Нобель (если верить его биографическим запискам). Вслух он сказал:

– Но ведь это может закончиться удачей один раз из пятисот!

По словам Иммануила, от этого заявления генерал Шильдер резко поднялся.

– Так что, вы у себя в Швеции придумали что-нибудь получше? – спросил он в ярости.

– Уж не знаю, что там в Швеции, но я уверен, что можно достичь цели куда более простым и надежным способом, без всякого дозорного, – ответил Нобель.

Диспут достиг ушей Меншикова. Тот спросил, о чем спор, и тогда Шильдер попросил Иммануила объясниться.

– Лучше пусть корабль сам приведет в действие мину, столкнувшись с нею, – предложил Иммануил.

Шильдер начал посмеиваться. Прекрасная идея, но так ли уж просто ее осуществить? Готов ли Нобель доказать свой тезис экспериментом?

Импульсивный Нобель немедленно принял вызов, «ибо часто случай указывает нам путь», как сказано в его записках. До этого оружием и военной техникой ему даже близко не приходилось заниматься. Задним числом Иммануил утверждал, что его мучили сомнения, однако он пришел к выводу, что его дерзость все же имела оправдания. Морская мина, о которой он думал, не предназначалась для нападения, а лишь для обороны³⁶.

* * *

В качестве взрывчатого вещества в распоряжении Иммануила Нобеля и его конкурентов по-прежнему имелся только порох. Хотя этому продукту уже перевалило за тысячу лет, дымный порох по-прежнему оставался мировым монополистом. Все началось с того, что несколько китайских алхимиков в IX веке попытались найти эликсир бессмертия. Вместо этого в руках у них оказалось смертельное оружие.

Долгое время рецепт пороха держался в строжайшей тайне, однако потом он веками распространялся и дорабатывался, хотя суть оставалась прежней. Как сказал писатель XVII века, «калиевая селитра – душа, сера – жизнь, а древесный уголь – тело» взрывчатого порохового заряда.

В предыдущем столетии многие новаторы в области химии проявляли к пороху особый интерес. Даже знаменитый француз Антуан Лоран Лавуазье, которого еще называют отцом современной химии, немалую часть своей научной деятельности посвятил пороху. Лавуазье, живший в XVIII веке, вошел в историю как ученый, выделивший кислород и водород и давший им название, а также доказавший, что вода является смесью этих двух веществ. Он считается также создателем химии как науки, поскольку ввел систематизированные количественные исследования вместо поверхностного толкования разрозненных экспериментов. Именно такими методами ему удалось в 1770-х годах подорвать распространенное в те времена представление об «огненной субстанции». Долгое время утверждалось, что существует особое вещество, флогистон, которое высвобождается и исчезает, когда что-либо горит. Лавуазье опроверг эту теорию и доказал, что в процессе горения химические элементы связываются с кислородом. Это открытие имело такое значение, что его даже называли «революцией в химии».

Лавуазье заседал в Парижской академии наук, имея такую солидную репутацию, что его назначили управляющим пороховым делом. Но в период французской революции и особенно в годы, последовавшие за ней, у него начались серьезные неприятности. Лавуазье стал жертвой чисток, был обвинен в мошенничестве в пороховом деле и в налоговых преступлениях. К тому же утверждалось, что он продавал порох вражеским государствам – это обвинение французское правительство через сто лет предъявит и Альфреду Нобелю.

В ответ на неправедный суд, приговоривший его к смертной казни, Лавуазье выступил с прошением об отсрочке, с целью «закончить исследования на благо человечества». Но председатель трибунала остался непреклонен. «Республика не нуждается в ученых», – якобы заявил он³⁷.

Восьмого мая 1794 года Лавуазье был гильотинирован на площади Революции (ныне – площадь Согласия). «Им понадобилось одно мгновение, чтобы срубить такую голову с плеч, а теперь не хватит и ста лет, чтобы найти подобную», – воскликнул один из коллег Лавуазье по Парижской академии наук, услышав о его смерти³⁸.

* * *

В задаче с морскими минами существовала одна фундаментальная проблема: порох не дружит с водой. Электричество и вода тоже не самая удачная комбинация, как смог убедиться Иммануил Нобель. Идея генерала Шильдера и Якоби о дистанционно управляемой мине базировалась на изобретении итальянца Алессандро Вольты, сделанном за сорок лет до этого, гальванической батарее, первом в мире химическом источнике тока. Правда, Шильдер и Якоби могли расположить свою батарею в сухом и надежном месте на суше, однако предполагалось, что электрический ток будет проведен по воде – такой орешек разгрызть не просто.

12 октября 1840 года все было готово для испытаний альтернативной идеи Иммануила Нобеля. Некоторые члены царского комитета уже в десять часов утра собрались у моста через Малую Неву, неподалеку от дачи генерала Шильдера на Петровском острове.

Нобель нервничал. Он потребовал изготовить из грубых деревянных балок плот, который должен был изображать неприятельское судно. «Мину» он сделал из деревянного ящика, в который положил порох и три трубки-детонатора. Он понимал: велик риск, что мина взорвется преждевременно, ибо толчок лодки, с которой они его ставили, может легко испортить все дело. Он еще больше разнервничался, когда выяснилось, что матросы, которые должны были доставить его на место в гребной лодке, говорили только по-русски и не понимали его инструкций. Все они находились в смертельной опасности. Нобель аккуратно пристроил мину на корме и сел в лодку. Только когда мина была спущена на воду и они благополучно вернулись к мосту, он смог перевести дух.

Идея сработала. Плот несло к мине. Когда он коснулся трубок-детонаторов, «она немедленно взорвалась, подбросив плот в воздух», если верить официальному отчету членов комитета, написанному на следующий день. Шильдер был вне себя от радости. Он обнимал и целовал Нобеля, лихо отплясывал на мосту. В рапорте императору комитет не скупился на похвалы. Изобретение Нобеля «превосходило все предыдущие». Нобелевская мина «с большим успехом» могла применяться в качестве «оружия против подступающего с моря врага»³⁹.

По сохранившимся оригинальным рукописным документам в Архиве Военно-морского флота в Санкт-Петербурге легко можно увидеть продолжение этой драматической истории. Рапорт о нобелевской мине отослали царской семье, вернее, великому князю Михаилу Павловичу, любимому брату Николая I. Это было вполне естественно. Младшему брату Николай поручил все, связанное с армией и артиллерией, и почти все, что касалось нового огнестрельного оружия, ложилось ему на стол.

В дальнейшем семье Нобель придется часто иметь дело с великим князем Михаилом Павловичем. Его описывают как натуру двойственную. С одной стороны – суровый и требовательный военный, не меньше старшего брата обожавший военные парады, с другой – циничный шутник, внезапно появлявшийся в литературных салонах жены Елены с сигарой в руке.

Михаила царь слушал как никого другого. Разница в возрасте между братьями составляла всего два года. Они выросли вместе и даже скрепили память о детской братской дружбе, заказав специальные кольца. Теперь от него зависела дальнейшая судьба семьи Нобель.

Великий князь дал добро. Экспертам комитета было велено договориться со шведским изобретателем о сотрудничестве. Великий князь не дрогнул даже тогда, когда комитет высказал ряд вопросов по поводу такого решения. Чего стоит обещание Нобеля хранить работу в тайне, если все разговоры с ним придется вести через переводчика? И не слишком ли велико вознаграждение – 25 000 рублей, – которое он запросил за свое изобретение⁴⁰?

Михаил Павлович ничего не желал слышать. Иммануил Нобель получил тысячу серебряных рублей за эксперимент и обещанное жалованье 25 рублей в день, если возьмется развивать свою идею. Наконец-то лед тронулся⁴¹.

Иммануил продолжил работу, и к осени 1841 все было готово для нового, решающего эксперимента. Но тут в Санкт-Петербурге установилась ненастная погода, и все пришлось отложить до окончания зимы.

Несмотря на временные затруднения, интерес к минам Иммануила в Зимнем дворце теперь даже возрос. По словам самого Иммануила, это объяснялось тем, что оружейный комитет приглашал его с целью исправить негодную конструкцию ружья. Дело прошло так успешно, что Иммануил получил аудиенцию у самого Михаила Павловича, а тот, в свою очередь, показал усовершенствованное Нобелем ружье своему брату, Николаю I.

Царь решил, что швед Нобель будет получать вознаграждение в течение всей зимы, чтобы продолжить работу над своей миной. Когда по весне Иммануил потребовал для будущего эксперимента баржу и двухмачтовое судно, чиновники военно-морского ведомства заскрежетали зубами, однако Николай I вмешался и пообещал закупить необходимые суда, если их невозможно выделить другим образом⁴².

Теперь оставалось только выдержать испытания. Они должны были проходить второго сентября 1842 года у так называемого Синего моста через реку Охту. Изначально предполагалось, что император будет лично присутствовать при взрыве парусного судна. Однако в результате прибыли Михаил Павлович и старший сын Николая 24-летний Александр (будущий император Александр II). Стоя на холме, они наблюдали за экспериментом, который прошел удачно.

Две недели спустя пришло решение Николая I. Он выделил иностранцу Иммануилу Нобелю 25 000 серебряных рублей за изобретение «секретной» морской мины. От Нобеля же требовалось обязательство «не раскрывать свою тайну никакому иному государству»⁴³.

Если исходить из поденной оплаты самого Нобеля, то вознаграждение равнялось его зарплате за четыре года. Для сравнения можно сказать, что роскошная шинель, на которую полгода копил деньги Акакий Акакиевич в рассказе Гоголя «Шинель», стоила 150 рублей. В пересчете на современные деньги Иммануил Нобель получил за свою морскую мину пару миллионов крон.

Иммануил, который по ходу дела не раз угрожал уехать обратно в Швецию, теперь принял окончательное решение. Он выхлопотал необходимые бумаги, чтобы семья смогла приехать к нему в Санкт-Петербург⁴⁴.

В Стокгольме Андриетта уже готовилась к отъезду. 13-летний Роберт опять поступил на судно помощником стюарда и ушел в плавание – он должен был вернуться не раньше лета 1843 года. 11-летний Людвиг закончил школу и начал работать в кондитерской в городе. В школе Св. Якоба учился только Альфред. Проучившись в апологистической школе всего два с половиной семестра, он за три дня до своего девятилетия получил аттестат. «Успеваемость по всем предметам: Отлично. Прилежание: Отлично. Поведение: Отлично».

Это был лучший аттестат, выданный в том семестре в школе Св. Якоба⁴⁵.