Буриданова царица

Раньше меня страшно выводила из себя необходимость делать выбор. Я это ненавидела с детства. С того момента, когда мама спросила:

– Доченька, тебе какой турбокомпастер купить: синий или зелёный?

Надо сказать, разницы между ними не было никакой. Только один рисовал синим, а другой зелёным. И ладно бы, если хоть один из двух, предлагаемых на выбор, был жёлтый – я взяла бы его и рисовала солнышки. А что можно малевать синим? Даже траву не нарисуешь. А зелёным трава, конечно, будет, что надо, но тут уж тебе ни неба, ни солнышка. Я разревелась. Прямо у прилавка, глядя на чёртовы турбокомпастеры. А мама не на шутку перепугалась. Но к специалисту меня повела только спустя три года, когда школьная училка выписала соответствующее направление. И не пойти было просто нельзя.

– Ниночка, тебе какая собачка больше нравится – эта или эта?

Ах, да, меня зовут Нина, если вам это интересно. По счастью, имя выбирать не пришлось, его за меня выбрала мама. Но и она рассказывала, насколько ей это было непросто: то ли назвать в честь бабушки – Оленькой, то ли в честь любимой подруги – Машенькой, то ли как героиню модного романа – Констанцией. Откуда в этом логическом ряду взялась Ниночка, известно только маминому подсознанию, но у него не уточнишь. Что до меня, то мне довольно и того, что она не выбрала Констанцию.

Ну, это я просто так, между делом вспомнила. А в тот момент я уставилась на переливные голографии, откуда на меня смотрели по-собачьи ласково две шавки: одна лысая и чёрная, другая лохматая и белая. Я больше любила кошек и попугаев. Но ни тех, ни других мне не предложили.

– А как их зовут?

– Интересный вопрос, – неизвестно чему обрадовался дяденька с волосатыми пальцами. – Допустим, они тёзки. Обе Жучки.

– Допустим или точно? – с подозрением спросила я.

– Точно-точно! Это две Жучки. Жучка белая и Жучка чёрная.

Собачки стали мне ещё противнее, потому что ни разу на жуков не походили. Черно-лысая смахивала на крашеную крысу, а лохмато-беленькая на причёску соседки тёти Марины.

– А больше ничего нет? – спросила я с надеждой.

– Нет, только собачки.

Я представила себе, что мне сейчас светит не просто выбрать картинку, а кой-чего пострашнее – что одна из этих шавок, например, белая, сейчас спрыгнет с листа, начнёт об меня тереться, лизать мне лицо языком и вилять хвостиком. А мне придётся эту тетьмаринину причёску называть Жучкой, выгуливать по утрам и собирать совочком её какашки. И я разревелась.

– С вашей девочкой всё понятно, – сказал доктор и начал что-то быстро писать в карточке. – Налицо типичные проявления болезни Гецера.

– Это точно? – спросила маман.

– К сожалению. Вам придётся наблюдаться у специалистов, принимать медикаменты.

– А скажите, доктор, – мило улыбнулась маман. – Какого цвета на вас сегодня носки?

Сейчас я понимаю, что она держалась просто героически – окажись я на её месте, я бы ревела не хуже, чем от турбокомпастеров. Потому что даже очень малолетний человек с диагнозом Гецера попадал в генетическую выбраковку. Автоматически и навсегда. И ни тебе в университет поступить, ни на работу устроиться. Не говоря уже о таких вещах, как семья и детишки.

– Носки у меня сегодня чёрные, – волосатые пальцы закрыли тетрадку и отложили её на край стола.

– Чисто чёрные или с рисунком – продолжала атаку маман.

Дядька озадаченно глянул на нас и полез под стол проверять. А мама с ловкостью карточного шулера стянула со стола тетрадку, сунула её в свою сумочку и положила на её место точно такую же из другой стопки. Ни один листок не прошелестел. А когда оказалось, что доктору нужно чуть больше времени, чтобы раскатать штанины обратно, она прихватила ещё и тоненькую книжечку-методичку. Моя маман тоже генетическая выбраковка – это факт, но мозги у неё всегда были на месте. Поэтому ни одна собака в её жизни не догадалась, с кем она имеет дело.

Потом мы весело жгли тетрадку в тазике, энергично паковали вещи, слёзно прощались с друзьями, распаковывались на новом месте и учились, учились, учились делать выбор по стыренной у доктора методичке.

– Нина, что ты будешь на завтрак: пончики или мюсли?

– И я начинала рассуждать логически, как в методичке советовалось: с одной стороны, я обожала пончики, но вчера уже их ела. Значит, для разнообразия надо выбирать мюсли.

– Мам, а больше ничего нет?

– Есть, но надо выбрать.

– Тогда я выбираю третье.

Мама вздыхала и начинала замешивать оладьи: в любом случае условие было соблюдено – выбор сделан. Тогда я ещё не задавалась вопросом, как при сходном отклонении психики маме удаётся определить, что на завтрак будут именно оладьи, а, например, не омлет или бутерброды с сыром – она решала за меня, и этого было достаточно. Позже я поняла, что у маман существует целая система, в которой учитывается куча мелочей от наличия продуктов до погоды за окном. А тогда я просто проглатывала завтрак, напяливала форму, брала портфель и, уже завязывая ботинки, начинала мучиться:

– Мам, – я знала, что спрашивать не стоит, но, всё-таки, вдруг повезёт. – А как ты думаешь, какой маршрут выбрать: первый или второй?

– Сама, Ниночка, сама.

Никогда не везло. Я выходила из дому, шла по изогнутой улочке и останавливалась на развилке. Обе дороги вели к школе, но одна шла в гору и огибала кинотеатр, а другая тянулась низом через заброшенный виноградник. Меня всегда интересовало, как маман умудрилась выбрать город. Их на карте, я сама видела, фигова уйма, но мы приехали именно в этот: тёплый, солнечный, с морем, до которого прямо от нашего дома ходил воздушный трамвай. Море пахло солью, йодом и рыбой. Гораздо лучше, чем школа. И я, застревая на развилке, всякий раз прикидывала, а не махнуть ли на остановку воздушного трамвая. Но, к сожалению, такого варианта мне не предлагалось: идти нужно было только в школу. И, тоже к сожалению, пойти по двум дорогам сразу не получалось. Мне нравилась дорога мимо кинотеатра, потому что там каждый день вывешивали новые афиши – движущиеся картинки, на которых то горел синим пламенем корявый звездолёт, то целовались плодоножками инопланетные любовники. Дорога через виноградник была интересна ничуть не меньше: на подсохших листьях всегда висели гроздья улиток с раковинами, похожими на янтарь, а ещё, если постараться, в траве там можно было поймать здоровенного кузнечика. Я доставала монету и загадывала: решка – направо, орёл – налево. При выборе одного из двух нет ничего лучше монеты. Она меня ни разу не подводила.

А однажды я оказалась на развилке без монеты – предыдущую потратила накануне в школьном буфете, а новую мама забыла положить в мой карман. Сперва я запаниковала. Но потом, перелистав в памяти докторскую методичку, стала ждать знака. За поворотом взревел мотор. Я загадала: если машина грузовая, то пойду мимо кинотеатра, а если легковая, то виноградником. Но действительность плевала с далёкого облака на умную методичку и выкатила из-за поворота заблудившийся в тополях трамвай. Вы не подумайте, я не сразу отчаялась. Я повторила попытку. Но следующим оказался аэроллер с усилителем вибрации – последняя фишка пацанов постарше. Я обожала аэроллеры. Меня как-то прокатил на таком соседский Славка. Интересные ощущения, скажу я вам! Трясёт так, что даже кости изнутри щекочутся. Но в этот раз он меня не порадовал. Я почувствовала, что в носу уже начали собираться слёзы, и громко хлюпнула. Но, всё же, собралась с духом и решила загадать на пешехода. Если мужчина, то направо, если женщина – налево. Ждать пришлось недолго, из кустов выехал на старинном допотопном самокате пухлый малыш неопределённого пола, попал передним колесом в ямку на асфальте, упал и разревелся. Чужие слёзы заразительны – я разрыдалась вместе с ним. Малыша унесла перепуганная бабушка, а я осталась в одиночестве заливать слезами свою школьную форму.

Я всегда любила от души пореветь. Повод тут даже не важен, важен процесс: всё лицо влажнеет, изо рта текут слюни, из носа сопли, а тёплые слёзы катятся по щекам, капают с подбородка и затекают в рот; на языке солёно, на сердце сладко, а ресницы норовят склеиться, чтобы глаза вовек не видали этого безобразия. В данном случае – развилки и часов, которые показывали, что в школу я опоздала. Ну, а ещё качественный рёв даёт хороший результат: возле тебя сразу начинают скапливаться взрослые и интересоваться, что стряслось с несчастным ребёнком. И хоть один из них да догадывается взять тебя за руку и отвести, куда следует: в школу там, в госпиталь или домой. Но это был явно не мой день – никто так и не появился.

Я ревела, пока у меня в организме не закончилась отпущенная на слезы-сопли-слюни влага. Затем сбегала домой, надеясь, что мама всё-таки возьмёт выбор дороги на себя. Но мамы дома не оказалось. Так что я выпила залпом три стакана воды, вернулась на развилку и добросовестно отрыдала до полудня. Я устала не меньше, чем от полного учебного дня (рот затёк, а щёки щипало от соли), и взяла передышку. И пока я обтирала лицо лопухами, мне в голову сама собой пришла гениальная идея: раз нельзя выбрать одно из двух, надо поискать что-то третье. Вам, поди, сейчас смешно это слышать – то же мне, думаете вы, нашла гениальную идею! Но мне было только восемь, и в книжке, которую мы с маман почитали как библию, этот метод не рассматривался. Я пошла напролом между двух дорожек.

Новый путь до школы оказался долгим и потребовал нехилой физической подготовки. Мне пришлось вскарабкаться на скалу и спуститься оттуда по сыпучим камням, переплыть городской фонтан, не выпуская из рук портфеля, проломиться через кизиловые заросли и пройти насквозь куполообразное здание оранжереи со стеклянными стенами.

Оказалось, что выбранная мною дорога ведёт совсем не к школе, а к морю. И когда я неожиданно для себя очутилась на его берегу – на краю города и на краю всего мира, меня посетило новое откровение: действительность становится не такой уж суровой, если из двух вариантов выбирать нечто третье. Я провела на море весь день. Бегала босиком по мокрому песку, собирала ракушки, гоняла крабов и встречала закат. А потом из ночной черноты вынырнула заплаканная мама и забрала меня домой.

До сих пор не знаю, как ей удалось меня найти, но после того случая она больше не играла со мной в дурацкую игру «Выбери сама». С того момента я получала от неё чёткие директивы, какой дорогой ходить, где учиться и что надеть. И меня это полностью устраивало.