Глава вторая. Рефрен

Дикая боль выталкивает меня из тревожного сна, в котором я бросила Икару фразу: «Нужно поставить точку в наших отношениях». Он смотрит на меня с непониманием. Я знаю, нас прослушивают. Запись последнего разговора пополнит полугодовую аудиотеку. Ей присвоят порядковый номер, проставят дату. При необходимости проанализируют специалисты, которые обратят внимание на интонации и интервалы между слов. Дадут оценку его придыханию и легкому дрожанию моего голоса. Да, мы оба взволнованы, ведь уже через час он выйдет из отеля и поедет на базу, где будет проходить подготовку к заданию, которому отдаст не только свой опыт и навыки, но и собственную жизнь.

Икар считает, что я веду себя неблагоразумно. Подставляюсь и навлекаю на себя гнев Эрхарда, ведь он неотрывно следит за моей подготовкой и наверняка прослушает запись этого разговора. Тогда я, конечно, не знала, что вижу ГБ в последний раз, но сейчас, во сне, эта истина отстукивает в моей голове обратный отсчет. Нужно что-то предпринять. Молю его сделать, как я прошу, ведь мне доступна информация, которую он еще не знает.

Его глубокий и богатый обертонами баритон пытается перекричать какая-то настырная итальянка. Она врывается в сознание и слишком громко комментирует показатели моего состояния. Светит мне в глаза и спрашивает слышу ли я ее.

Щурюсь и недовольно ворчу.

– Как вас зовут? – спрашивает она меня по-английски.

Пожалуй, это самый сложный вопрос из всех, какие можно представить.

– Гражданка, назовите свое имя и фамилию, – говорит кто-то по-русски.

Поворачиваю голову и вижу коротко стриженного брюнета лет сорока. Вид недоброжелательный. В его ванной неравномерное освещение или во время бритья жена бухтела под левую руку, от чего он резался и психовал. В уголках губ остатки томата, будто пришел сюда прямиком из пиццерии. Медицинская шапочка небрежно сдвинута, наверное, надевал наспех. Синий халат узок в плечах. В руках держит мобильник. Скольжу глазами по бейджу, на котором латинскими заглавными буквами выведено «MIKHAIL KOZLOV. INTERPRETER».

Интересно, где это я? Оглядываюсь по сторонам. Больничная палата залита солнечным светом. Перед моей койкой, а она единственная в палате, стоят двое врачей и медсестра. Вокруг меня с десяток пищащих аппаратов. Персонал отключает технику и откатывает ее к двери. Вижу, как белая бабочка бьется в оконное стекло, прямо как я о стенки своего сознания.

Дверь распахивается, в палату забегает Мария, сестра моей матери. Они с мужем проживают в Бергене. Что она здесь делает и почему плачет?

– Саша! – бросается она ко мне.

Так меня называл только отец. С чего это Мария впала в ностальгию?

Я все еще не могу отойти ото сна. Там было хорошо и безопасно. А в реальности господствует боль. Приподнимаю голову, пытаюсь себя осмотреть, но персонал просит меня ничего не трогать. Ждут хирурга, который меня оперировал. Он расскажет о ходе операции и даст рекомендации.

Операции?! Я в ужасе!

– Что случилось? – растеряно шепчу я.

– Ты не помнишь? – Мария плачет и прикрывает ладонью рот.

– Нет, – тянусь к пластиковому стакану с водой, – хочу пить.

Дрожащими руками Мария подает мне стакан. Привстаю и морщусь от боли. Персонал встревоженно вокруг меня кудахчет. Переводчик напоминает, чтобы я не шевелилась, у меня могут разойтись швы. Утолив жажду, вытираю рот тыльной стороной ладони и спрашиваю у тетки:

– Где я?

– В Риме. В больнице.

– Как я оказалась в Италии?

– Вы с Эрхардом приехали сюда в свадебное путешествие.

– Ужасная шутка, тетя. Трудно себе представить даже наш разговор, а уж свадьбу… – Я излишне оптимистично смеюсь и отмахиваюсь. – Придумай что-нибудь более реалистичное.

Мария всплескивает руками и бормочет: «Боже всемогущий».

Такое ощущение, что из ностальгического сна меня погрузили в кошмар.

– Что последнее вы помните? – осведомляется переводчик и сует мне мобильник чуть ли не в рот.

Я морщусь и отталкиваю его руку. Кто его сюда пустил?

Заходит седовласый мужчина в костюме-тройке. На плечи небрежно наброшен халат. Мне говорят, что это хирург. Итальянцы галдят, как на рынке. Переводчик судорожно пытается разгрести все, что они нагромоздили в кучу. Хирург, как учитель перед школьниками, поднимает руку и просит тишины. Рассказ начинает без предисловий и стандартных вопросов типа: «Как ваше самочувствие?».

Оказывается, в меня стреляли. Этот факт я воспринимаю, как фантазию умалишенного, и укореняюсь в мысли, что я еще сплю. По словам хирурга, одна пуля прошла навылет, не задев жизненно важные органы, другая попала в брюшину. Ему жаль, но шоковое состояние и внутреннее кровотечение спровоцировали выкидыш. От этой новости у меня отвисает челюсть.

Я перевожу взгляд на тетку, она все еще всхлипывает.

– Мне так жаль, Саша.

– Какая беременность? Как я вообще могла забеременеть? Непорочно что ли? У меня секса не было восемь месяцев. После покушения я безвылазно жила в «Эпсилоне». Секьюрити ко мне даже помощника без присмотра не пускали. Вы сбрендили? Может, палату спутали и вам дальше по коридору?

Смотрю на лист назначения. В графе «Имя пациента» написано: Саша Вернер. Ничего не понимаю. При чем тут Вернер?

– Ты что, сказала им, что моя фамилия Вернер? – таращусь на тетку с такой ненавистью, на какую только способна. – Что за дикие шуточки?

Козлов переводит хирургу мои посылы. Тот хмурится, переглядывается с коллегами. Не нравятся мне эти взгляды. Обычно после таких переглядок мне вкалывали очередную порцию транквилизаторов.

Тетка еще громче охает и ахает.

– Какое, по-вашему, сегодня число? – спрашивает меня переводчик.

– Откуда мне знать? Может я тут провалялась без сознания две недели и теперь за окном лето.

– Но сейчас действительно лето. Сегодня пятнадцатое августа, – он показывает календарь в телефоне.

– 2017-й? – мотаю головой. – Не может быть…

Вопросительно смотрю на тетку. Та кивает. Ничего не понимаю, я что, все это время была в коме?

– Что вы помните?

– «Москва-Сити». «Эпсилон». Закончилось собрание акционеров. В сопровождении главы безопасности я иду к лифту. Спускаемся на парковку. Я сажусь в служебный «Майбах». И… – я запинаюсь.

– И? – торопит меня Козлов.

– И все… – удивленно отвечаю я.

А действительно, что дальше? Ведь что-то же было. Вспомнила! Кто-то из силовиков сел в машину, поздоровался, поздравил с успешно проведенной операцией, тихо и вкрадчиво заговорил со мной о будущем. Помню цитрусовый аромат его туалетной воды и мягкий, убаюкивающий тенор. А вот лица не помню. Помню, как зевнула, захотелось спать. Потом провал. Что он говорил? Ведь он что-то говорил… при чем очень важное…

– Какого числа это было?

– Двадцатого мая 2016-го. Это была пятница. Конец рабочей недели.

– Где, по-вашему, вы были год и три месяца? – с насмешкой спрашивает переводчик, похоже мои слова его не убедили.

– Не знаю. Честно говоря, я не удивлюсь, если мне все это снится.

– К сожалению, это не сон. В вас стреляли прямо перед полицейским участком.

– А что я там делала?

Тетка намеревалась мне что-то рассказать, но врачи бесцеремонно выталкивают ее в коридор, а переводчику дают инструкции, что можно, а что нельзя говорить. Жаль, что я не знаю итальянский, но «читая» лица медперсонала, могу предположить, что в ближайшие часы меня переведут в психиатрию.

– Назовите для протокола ваше имя и фамилию? – переводчик опять сует мне под нос мобильник.

– Меня зовут Александра Гордеева.

– Сколько вам лет?

– Смотря какой сейчас год. Лично я склонна не верить в ваши бредни.

– Хорошо, – он тяжело вздыхает, – допустим сейчас май 2016-го. Сколько вам лет?

– Полных двадцать шесть.

– Где вы проживаете?

– В Москве, – не хочу афишировать апартаменты в «Москва-Сити» и называю адрес родительской квартиры.

– Последнее, что вы помните – события двадцатого мая 2016 года?

Я киваю, переводчик просит меня подтвердить вслух.

– Да.

– Вы замужем?

– Нет.

Хочу добавить, что я вдова, но передумываю. Не хочу, чтобы Томатный Рот узнал о Максе.

– У вас есть дети?

Сложный вопрос. Если скажу, что да, вылезет история с суррогатной матерью, но в создавшейся ситуации я не хочу вмешательства Эрхарда. Пока я не готова с ним говорить.

– Я не рожала, – уверенно отвечаю я. Думаю, с точки зрения закона, это самый грамотный ответ, и врач его подтвердит.

– Пока все. После перевязки вам дадут обезболивающее, вы поспите, а потом вам придется поговорить с полицией, и хочу предупредить, что ваши показания их не обрадуют.

– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?

– После допроса вам все расскажут.

– Если меня будут допрашивать, то я вынуждена обратиться к адвокату, а он в Москве. Так что передайте полиции: пока он не прилетит, я слова не скажу. Я знаю свои права. Допрос без присутствия адвоката незаконен.

– Как фамилия вашего адвоката?

– Авдеев.

– Зиновий Авдеев здесь, в больнице. Я говорил с ним перед тем, как подняться к вам в палату.

– Зиновий здесь? – от удивления у меня брови ползут на лоб. – Когда он приехал?

– Сутки назад, когда вас арестовали.

– Арестовали? Почему меня арестовали? Что я сделала?

Переводчик поспешно прощается и покидает палату. Я ожидаю, что придет Авдеев и объяснит, что происходит, но он не появляется.

◊◊◊

От полиции Авдеев получил записи отснятого видео гостей, команды и персонала. Теперь мы можем восстановить передвижения сладкой парочки – Вернера и Алекс – поминутно. Они были с гостями, пока помощник Вернера не всучил ему мобильник. Вернер вышел на палубу и ответил на звонок. Алекс оценила его настрой и двинулась следом. Он обернулся на звук ее шагов и жестом дал понять, что занят. Немного отошел в сторону и продолжил разговор. Он практически не раскрывал рта, в основном слушал. Потом что-то сказал Алекс, она опешила, но никакого скандала не было. Она поспешно спустилась по винтовой лестнице в каюту для новобрачных.

К Вернеру подошел его заместитель и с минуту они говорили, посматривая на гостей. Заму кто-то позвонил. Он взглянул на мобильник, что-то сказал Вернеру. Оба схватились за рации и повернулись в сторону приближающихся двух катеров. Зам ушел в рубку. Команда засуетилась. Видимо, это тот самый момент, когда Вернер дал распоряжение развернуть судно.

Потом загадочный разговор с дамочкой в белом платье. Лица не видно. Я сразу понял, что это не Алекс, она так активно не жестикулирует. Разговор продлился не более двух минут. Вернер прервал собеседницу и сел в один из катеров. Когда он отчалил, она присоединилась к гостям.

На палубу вышла моя бывшая подопечная, в руках дамская сумка, за ней плетется девчонка лет двадцати с лошадиным лицом. Она загородила Алекс от проезжающего катера. Девчонка дернулась, пыталась ухватиться за Алекс, но та потеряла равновесие, отшатнулась, и ее помощница упала в воду, а вскоре и сама Алекс распласталась на палубе.

Я останавливаю запись и говорю, что нам нужно искать труп Линды Беккер. В нее стреляли, она явно не выжила. Кто-то дождался, когда Вернер свалит, и попытался прихлопнуть Алекс, но помешала помощница.

Третий час мы с куратором и Гамлетом шерстим свидетелей, откликнувшихся на призыв Алекс выплатить вознаграждение за любую информацию о местонахождении ее мужа. Честно говоря, я в этом не вижу смысла, но до приезда консула надо чем-то себя занять.

Паспорт мне возвращают ближе к вечеру. Сообщаю шефу, что могу теперь вылететь, но мне приказывают оставаться под крылом куратора, пока не разрешится ситуация. Я встаю в позу, говорю, что пойду на это только взамен на подписанный приказ о моей отставке. Через час все решается. Петровичу тут же докладывают, что я пытался свалить, и что это мое последнее задание. Он журит меня скрюченным пальцем и хмурится.

– Слинять хотел?

Развожу руками, мол, что с меня возьмешь.

– Раз такой шустрый, езжай в порт, узнай все о двух арендованных катерах.

На записи мы четко видели номера, переписываю их в блокнот и, прихватив с собой местного связного, укатываю в порт.

Близко подъехать к конторе по аренде судов мы не можем, две полицейские машины перегородили подъездную дорогу. Отправляю связного на разведку, а сам приоткрываю окно и закуриваю. Через полчаса он возвращается и докладывает:

– Дело такое: в ночь происшествия на торжество было заказано два катера для сопровождения яхты. На них рассекала охрана. Катера не вернули. Один катер пропал бесследно, второй утром нашли на якоре у причала с помятым боком и дырками от пуль. Хозяин сказал полицейским, что страховая компания уже затребовала счет. Собираются покрывать убытки.

– То есть страховая узнала об инциденте раньше полиции… – я морщусь, не нравится мне эта страна. Бардака больше, чем у нас. Свалить бы поскорее. – Разузнай, что там с показаниями навигатора найденного катера и где прервалась связь с первым катером. Может, затонул?

Связной намекает о лавэ. Куратор выдал на этот случай пресс, и я отсчитываю озвученную сумму.

– Дай ключи, я тоже пройдусь и осмотрюсь, – прошу я связного и смотрю вслед отъезжающим полицейским машинам. Быстро они закруглились. Экспертами и не пахнет. Такое ощущение, что фараоны хотят замять это дело.