Цитаты из книги «Бусидо. Кодекс чести самурая»

Праведность – самое неоспоримое понятие во всем кодексе самурая. Для самурая нет ничего отвратительней подковерных интриг и подлых махинаций.

«Смысл этикета состоит в развитии своего ума таким образом, чтобы даже когда вы мирно сидите, самый грубый из наглецов не посмел бы вас обидеть».

Духовное значение соблюдения приличий, или, если воспользоваться языком «Философии одежды», духовной дисциплины, внешними покровами которой являются этикет и церемония, – неизмеримо больше, чем может показаться, если судить по внешним проявлениям.

После Конфуция огромное влияние на бусидо оказал Мэн-цзы

глаза к небу, и молитва их была созерцанием, тогда как римляне покрывали голову – их молитва была размышлением. Размышление японцев над собственной природой подобно римскому представлению о религии в том, что на первый план оно выдвигает не столько нравственное, сколько национальное сознание личности.

ни в греческих, ни в японских учениях самопознание не подразумевает постижение физической стороны человека, его анатомии или психофизики; это нравственное познание, постижение собственной моральной природы

Дух Японии – не изнеженный садовый цветок, а дикое растение; он взрос на нашей почве; некоторые несущественные черты его могут совпадать с чертами растений из других краев, но по своей сути он остается неповторимым, самобытным для нашей земли. И мы любим его не только потому, что он вырос здесь. Его изысканная и грациозная красота взывает к эстетическому чувству нашего народа, и ни один другой цветок не способен так нас очаровать. Мы не можем разделить восхищение европейцев розами – им не хватает простоты нашего цветка. Но сладостная красота розы скрывает шипы, знак того упрямства, с которым она цепляется за жизнь, словно не хочет или боится умереть, облететь раньше времени, предпочитая гнить на стебле; ее крикливая яркость и тяжелый аромат – все это так не похоже на наш цветок, красота которого не таит ни шипа, ни яда. Наш цветок всегда готов расстаться с жизнью по зову природы, его краски скромны, но легким ароматом его невозможно пресытиться.

Оба типа подданных в точности соответствуют тем, о которых говорит Яго у Шекспира: «Один усердный и угодливый холоп, который, обожая раболепство, прокорма ради, как осел хозяйский, износит жизнь»;

лишь в кодексе чести благородного человека верность приобретает высшую ценность.

Кто всех нежней – тот всех смелей, отважней – тот, кто любит»