– Славка, я тебя понимаю, но и ты пойми – мы с тобой промеж собой такое обсуждаем, что многим бы очень не понравилось. Подобное ежесекундно отслеживают, сеть на сто процентов санируется на ключ-слова. С компа шифроваться гораздо проще. Просто следуй инструкции, которую я тебе дал, не отступай от неё и нам не придётся ждать, что нас схватят за… – Человек остановился; исправил, дополнил. – Поймают и предъявят. Нет, Славка. Безопасность прежде всего.

– Скучный ты. Всё у тебя по правилам. – Славка стала печатать бегло, с нажатием enter на каждой строке. – Я, когда мы только познакомились, подумала, что ты весёлый! А ты только и думаешь, что о безопасности((

Читая человек припомнил, как с месяц назад через фейковый аккаунт прокомментировал новость про убийство в комсомольском районе. Двое что-то не поделили на дороге: один схватил биту и забил другого до смерти, в то время как у того в машине на это смотрели жена и ребёнок… Человек постарался вспомнить свой коммент. Кажется: «Незнание правил дорожного движения убивает» или какая-то подобная же банальшина… Однако коммент лайкнула некая «Славка» и оставила к нему забористый подкомент, что-то типа: «Очевидцы восхищены ловкостью пинчера!» И кучу смайлов в придачу.

Два очевидных психа наткнулись друг на друга…

– Для таких как я, Славка, безопасность прежде всего. Если я не буду осторожным, то я буду арестованным. И мёртвым.

Вот, написал как есть. А как ещё выразить?.. Человек откинулся в кресле, устало закинул ладони на затылок и потянулся, аж захрустело.

Поле ответа долго пустовало, но потом враз, словно напечатанная в секунду, возникла строчка:

– А что ты думаешь о сегодняшнем убийстве на Дзержинского? Там, где двоих порезали?

Человек с интересом почесал подбородок, курсор прыгнул к новому окну, на мониторе всплыли новости. Вот строка города. Та-а-ак… криминальные хроники…

«Пьяная поножовщина или грабёж?»

«Сегодня во второму часу дня в Автозаводском районе города Тольятти по улице Дзержинского дом тридцать один были обнаружены мёртвыми двое мужчин возрастом двадцать восемь и тридцать три года. Оба со множественными ножевыми ранами. Тела нашёл сосед, который обратил внимание на незапертую дверь квартиры. Пока известно, что убийство произошло сегодня утром и что в квартире сильный беспорядок. Соседи опрашиваются. Есть свидетели, как из дома выходил неизвестный»

И фотографии. Красочные, масштабные. Д-а-а, такое нечасто увидишь… Люди с запавшими глазами, бледные и будто худые. Смерть часто придаёт телу подчёркнутую худобу, особенно когда оно теряет много крови. Убитые лежат в черных лужах, у одного горло перерезано от уха до уха. Очень грубая работа.

Пожалуй, фотограф постарался на славу, однако можно спорить на что угодно, что через недолгое время фото поменяют. Кто-нибудь обязательно придерётся с цензурой, заставит выложить что-то помягче. Может быть – а такое случается часто – поставят кадры с другого, похожего дела, если фотограф не сделал на всякий случай парочку с заваленным горизонтом…

Человек подумал, снова почесал подбородок, хмыкнул.

– Ну, это похоже на банальный грабёж. Как если бы у кого-то из этих двоих были деньги, но он пьёт и водит дружков домой; и у него есть сожительница, а у неё есть любовник, и они, сожительница и любовник, решили срезать эти самые деньги у надоевшего дурака. Попутно ещё им пришлось задеть кого-то лишнего.

Человек написал, прочёл, что написал, и с некоторым смущением добавил:

– Надеюсь, я пишу понятно?

Ответ прилетел в секунду:

– Да понятно, я не глупая) А снимки с места видел? Если да, то скажи – захватывающе?

– Да) – Стуча по клавишам человек искренне улыбнулся. – Фотограф вложил душу)) Только их поменяют: уж слишком они… как бы это выразиться… правдоподобные.

Допечатав он вернулся на окно новостей и рассмотрел изображения ещё раз, медленнее и вдумчивее.

– И мне нравятся! Я тут представляла, как действовала бы, если бы мне пришлось убить двоих таких же. Наверное это непросто…

Человек уже собрался отписать что-то в ответ… да призадумался. Закусив большой палец он молча и не моргая прочёл всё, что Славка написала с начала, потом ещё раз последнее. Подушечки зависли над клавиатурой… и только через долгое мгновение нехотя ожили. Каждая клавиша стала вдавливаться с такой осторожностью, словно нажатие может спровоцировать взрыв.

– Ну, это смотря как это делать… – Человек снова остановился, закусил губу. – Важно ещё, о чём идёт речь – о спонтанном убийстве или запланированном…

Повисла тишина. Комната показалась такой глухой, словно она в космосе: летит, огороженная вакуумом. И даже если рядом взорвётся звезда – её не будет слышно.

Ладони вспотели, лоб покрыла испарина. Пальцы с такой силой вцепились в подлокотники, что где-то там, в отдалении, в глубине сознания маленькое Я закричало от паники… Однако огромное, по-настоящему хищное сосредоточение подчинило себе чувства и сидящий замер, ожидая ответа, как замирает крокодил в ожидании газели.

Что-то Славка не спешит… Может она сейчас там, на другом конце провода так же сосредоточена, обдумывает вопрос и формулирует ответ… а может быть, она отошла… а может быть она отвлеклась на какой-нибудь пустяк и вся эта нахлынувшая на него серьёзность зря…

– Ну, по-моему, здесь о подготовленном убийстве и речи идти не может. – Славка напечатала, подождала, будто обдумывая, потом медленно, останавливаясь на каждом слове продолжила: – Наверное тут всё, как ты выразился, спотанно произошло.*Спонтанно.

Человек снова искренне ухмыльнулся, ободрился.

– Ну, это смотря, кто планирует и кто исполняет! Это убийство могло быть спланированно, пусть на то и непохоже. Я даже так скажу: пока перед судом не встанет человек, на котором повиснут железобетонные доказательства вины, говорить, ловко всё было провёрнуто или нет – преждевременно. В любом злодеянии и особенно в убийстве ловкость измеряется не только лишь умением не оставлять следов.

– А чём же ещё?..

Вопрос этот возбудил интерес настолько, что человек застрочил, потеряв всякую мнительность:

– Делать всё бесшумно, тихо, без улик – это, конечно, красиво. Но иногда это не самый лучший способ уйти от системы. Иногда самое лучшее – это кого-то подставить. Видишь ли, Славка, полицейским, следователям, оперативникам – им к любому преступлению необходим виновный. Нет виновного – нет раскрытия. Есть виновный – есть хороший отчёт. Смекаешь?

– Смекаю)

– Так иногда и делают. Чикаешь кого-нибудь, кого хочешь, но сначала следы к другому оставляешь. Косвенные, лёгкие. А один какой-нибудь тяжёлый, увесистый. Дело расследуется; опер распутывает клубок и у него сначала складывается картина неполная, но зато та, которая нужна тебе. Потом, если ты всё сделал правильно, он сам по ниточке дополняет рисунок и вдруг, найдя твою последнюю большую подсказку, понимает, кто преступник) Тот, на кого укажешь ты, конечно же)

Закончив человек с хрустом выгнул пальцы и стал перечитывать написанное. Губы его засияли улыбкой… потом она немного увяла… потом ещё… в конце от неё не осталось и следа.

Он написал лишнего. Очень много! Непозволительно увлёкся!

– Поэт… А ты сам убивал кого-нибудь? Я имею ввиду людей…

Вопрос замёрз. Человек не захотел отвечать. Пропало всякое желание касаться клавиатуры, но вот другое резко возникло – удалить все следы, исчезнуть, испариться как «Поэт» и больше в чужом поле зрения не возникать никогда! До добра болтливость ещё никого не доводила.

– Поэт, ты чего молчишь?..

Человек замер в нерешительности. Пальцы уже тянуться выйти из мессенджера, разум требует решительно действовать. Уходить! Исчезать! Защищаться тайной! Только тайна есть единственная настоящая защита, все остальные – ложные. Никто не может убить, навредить, причинить ущерб тому, о ком не знает, кого не видит, кого нет…

…Только вот среди пересохших губ, вспотевших ладоней и курсора, уже готового кликнуть на крестик в углу экрана, всё же пробивается иной голос. Сердце хочет верить! Сердцу одиноко; ему жаждется дружбы, понимания, одобрения… Но оно так наивно!

Что ж делать-то?..

– Поэт… – Славка остановилась будто в нерешительности. – Если я спросила лишнего, так ты прости. Не напрягайся. Мне любопытно такое, конечно. Я думаю, что нам обоим это любопытно, иначе мы бы не познакомились. Мы общаемся друг с другом не зная ни настоящих имён, ни возрастов. Не зная ничего. Мы знаем только, что с нами обоими всё не так, как с другими. Мы иные, мы с гнильцой.

Я лично не такая, как все. Я это понимаю. Не знаю, нормально ли понимать такое в моём возрасте, но я понимаю. Может быть я повзрослела раньше, как это говорят в фильмах, но для меня это очевидно. Кто-то сказал бы, что я испорченная. Я могу добавить, что в моём случае это слово надо писать с большой буквы. Испорченная. Даже так – ИСПОРЧЕННАЯ.

Я уже приняла себя. Я чувствую, что не исправлюсь. По-другому мне никогда не будет комфортно. Уверена, многим было бы не по себе от того, что мы с тобой обсуждаем. Ты только вспомни! Мы перемыли кости, наверное, половине безумцев, которых поймали за последний век. Мы обсудили множество убийств, когда убийцы не были найдены. Мы рассуждали про заказные убийства, про теракты, про психов, которые отрезают головы детям и гуляют с ними по улицам.

Знаешь, если бы мои родители… если бы они всё ещё были вместе… увидели хотя бы десятую часть, о чём мы с тобой переписываемся – они бы, наверное, поседели. Мать бы психанула, а отец… даже и думать не хочется что бы он сделал… Или у них у обоих сразу прихватило бы сердце, я уверена.

Мне всегда было интересно твоё мнение. По любому поводу, по любой истории ты высказываешься так… не знаю, как это сказать… авторитетно?.. Да, наверное. Ты высказываешься так опытно и авторитетно, что у меня, если честно, дух захватывает! Я всё время думала, что ты либо болтун, каких мало, либо в самом деле… как бы… в теме.

Мы никогда не задавали друг другу личных вопросов. Но вот я сейчас задала…

Послание прервалось. Человек поймал себя на том, что его замерший над клавишей выхода указательный устал уже так, словно на нём висит гиря… а так же на мысли, что он жаждет продолжения, как задыхающийся жаждет воздуха.

Значок, что с другой стороны пишут, ожил. Человек волнительно сглотнул.

– Если тебе некомфортно, то ты не отвечай. Не отвечай, не надо, я пойму. Это уже лишнее. Это уже личное. Давай тогда просто ещё немного поболтаем. Хочешь? Просто немного ни к чему не обязывающего трёпа…

Новая заминка. Человек отчётливо, как наяву представил, как девушка с той стороны, если она в самом деле та, кем представилась, смотрит на клавиши и мучительно подбирает слова. Как на её лбу собираются складки, а губы шепчут, перечитывая. Пишет, стирает, снова пишет. Будто подбирает отмычку к замку.

– У меня нет другого такого знакомого, с которым я могла бы подобное обсудить. Не знаю, известно ли тебе это чувство – когда не с кем поделиться мыслью, когда нет родственной души. С тем, о чём мы с тобой говорим, я не пошла бы даже к лучшей подруге. Хотя у меня и подруг-то настоящих нет… Только с тобой я могу поболтать о своих настоящих интересах. О запретном. О порочном. Поболтать не опасаясь, что меня потащат в психушку или в полицию.

Поэт – ну чего ты молчишь?..

– Да, я убивал. – Пальцы человека набили это молниеносно, но вдруг замерли над ENTER… и всё-таки нажали. – Убивал. Я знаю, что такое лишать жизни, потому у меня и есть, чем поделиться. Только у меня вопрос.

– Какой?!

Написано это было быстрее, чем читающий успел моргнуть. Двигался и думал он всё ещё замедленно, нерешительно, но где-то в сердце он почувствовал, что его внутреннее Я один из двух путей уже выбрало; и что по-настоящему первый шаг по нему был сделан не сейчас, не вчера, и даже не неделю назад – он был свершён ещё когда он вообще решил с этой сумасшедшей… как и он… девчонкой пообщаться.

– Скажи… Неужели тебе и правда такое интересно?

– В смысле?

Человек облизал губы, сосредоточился на мысли.

– Неужели тебе и правда интересны подобные темы? Убийства, насилие. Кровь. Почему ты интересуешься этим?

Ответа пришлось подождать.

– Я могла бы спросить тебя о том же…

– Нет, ты должна ответить первая. – Человек почувствовал, что именно сейчас имеет право требовать. – Если хочешь, чтобы я водился с тобой и дальше, то скажи. Это важно.

Снова заминка, на этот раз такая долгая, что владелец камеры секретов успел даже допить кофе, сходить на кухню и вернуться с новой, исходящей паром чашкой, а ответ всё ещё не пришёл.

Неужели перегнул? Нет, он должен знать. Обязан. Это кране важно. Почему?.. Просто чувство такое, что важно. Раньше было неважно, а нынче вот.

– Не знаю, как сформулировать… – Славка стала писать так медленно, словно потеряла на клавиатуре нужные буквы. – Не знаю, как ответить. И я не думаю, что мой ответ тебе понравится.

– Может быть и не понравится. Есть только один способ выяснить.

Тут человек на миг усомнился – не слишком ли давит?.. Нет, смягчать нельзя. Пусть выкладывает.

Снова молчание. Уже сердясь на эти заминки человек стал безжалостно набатывать:

– Тебе приходят образы? Ты тяготеешь вида крови? Что именно?! Ты возбуждаешься, глядя на мёртвых? На насилие? Может быть у тебя какие-то особые сны? Или голоса в голове? Или это просто твой дурацкий фетиш?..

Ответ прилетел молниеносно:

– Голоса в голове?! Что за чушь?!

– Тогда напиши сама! Не заставляй меня гадать!

Человек всего лишь писал и читал, но в голове у него это представлялось настоящей сценой – с возгласами, с мимикой, с бурными эмоциями!

Значок отписи вновь замерцал. Человек приготовился прочесть что-то типа: «Извини, ты меня достал. Не пиши мне больше». Этому он бы вовсе не удивился.

– Хорошо, Поэт, я постараюсь объяснить. Наберись, пожалуйста, терпения.

Заминка.

Человек скрестил руки на груди и похрустел позвонками, разминая шею.

– Понимаешь, моя жизнь – это такая дрянь, что я бы и врагу не пожелала. Я живу, словно в тюрьме для бесноватых. С одной стороны мне тяжело… однако с другой я уже к этому как-то привыкла, так что не знаю, могу ли я жаловаться, что устала…

Новое промедление.

– Поэт… Я всё время пребываю в такой ненависти, что просто не знаю как и ограничиваюсь. Руки так и тянутся сделать кому-нибудь больно! Эти мысли у меня давно. Уже около полугода я каждый день думаю о том, как могла бы кого-то убить. Взять и зарезать! И чтобы кровь повсюду! Я такое кое-где видела… Перерезать горло. Воткнуть нож в сердце!

Ненависть сжигает меня. Иногда, когда я нахожусь одна, когда уверена, что меня никто не видит, я хватаясь за голову и сжимаю её, потому что у меня чувство, что она может взорваться от бьющего изнутри потока злобы!

Новая заминка, уже заметно дольше. Человек следил за экраном не отрываясь.

– Я воображала, как совершу убийство. Как подкараулю кого-нибудь и прикончу. Ножом или молотком. При этом я очень чётко ощущала, что свершив такое, пусть даже меня бы поймали, я бы хоть на время почувствовала облегчение. Выдохнула бы. Не знаю, надолго ли, но мне бы стало легче. В этом я уверена.

Я ненавижу мир, ненавижу людей. Все кажутся мне врагами. Убила бы всех! ВСЕХ!

Наверное все эти разговоры с тобой – это, как бы знаешь, как кофе из цикория: замена настоящему. Мы вот с тобой поговорили, обсудили в прошлый раз того идиота, которого поезд сбил. Я тебя послушала, посмотрела фотки с места – и мне сразу задышалось легче. Я представила, что это я его под поезд толкнула. Я даже улыбаться начала.

Ещё одна заминка. До-о-о-олгая. Ти-и-и-ихая. Человек ломал пальцы, кусал губу и ждал. Славка должна закончить чем-то важным. Он чувствовал.

– Я уже написала, что понимаю, что я ненормальная. Испорченная. Могу лишь гадать, что ты сам обо мне думаешь, но в каком-то лучшем смысле мне на это глубоко плевать. Я принимаю себя. Мнение остальных мне мимо. Ты спросил, почему мне интересны кровавости? Моя природа требует. Хочется мне. Интересно. А почему я с тобой всё это обсуждаю? Наверное чтобы не пойти и по-настоящему кого-нибудь не убить. Заменяю подлинное… слово есть такое… заменяю подлинное аналогом… или поддельным. Фантазирую. Обманываю себя.

Устала писать. Поэт, ты доволен моим ответом?..

Человек очнулся, как от сна. Его пальцы устремились к лицу, с силой растёрли виски. Напомнила о себе затёкшая спина, засиженные ноги. Не решаясь тратить время на перечтение он набил:

– Более чем. Ты правильно сделала, что рассказала. Данке)

Оторвав пальцы от клавы он снова скрестил руки на груди и в задумчивости растёр подбородок. Он ощутил, что должен продолжить первым. В голову пришло очевидное.

– А могу я спросить, почему же твоя жизнь такая тяжёлая? Что в ней такого плохого?..

Славка замолчала. Прождав ответа минут пять человек поднялся налить свежего кофе, но в тот же миг прилетела строчка:

– Это из-за моего отца. Я ненавижу отца! Презираю его всей душой! Убил б, доведись возможность!

Человек сел обратно. Глубоко вздохнул и растёр переносицу.

– Из-за отца? А что с ним не так?..

– Абсолютно всё. Совершенно! Мой отец – это мразь последняя! Тварь, каких мало! Сволочь!

Слова полетели, как из пулемёта. Славка застрочила так спешно, что иногда нажимала на ENTER раньше, чем успевала дописывать:

– Это из-за него я так злюсь! Это из-за него я так всё и всех не терплю! Убила б! Убила б его не задумываясь! Своими бы руками уничтожила!.. Вот только как сделать этого не знаю. Не знаю, к сожалению. Но О Ч Е Н Ь хочется!

И снова человек лишь читал, шевелил губами, перечитывал и от большой сосредоточенности забывал моргать. Однако внутри… Этот разговор представлялся ему, как настоящий, словно он девчонку слышит! Следит за ней! Смотрит на её лицо и видит, как она ярится!

Вот она нахмурилась, вот хлестнула рукой на грозной фразе, а вот с треском ударила кулаком! Ему это очень понравилось и он написал прежде, чем успел обдумать:

– А давай тогда его убьём! Давай твоего отца прикончим!

И, как и в прошлый раз, написав и прочитав тут же схватился за голову – куда он лезет?!

– А давай! – Славка не ждала с ответом ни секунды. – Я лично с огромным удовольствием! Как угодно! Где угодно! В любое время!

…

– Поэт, ты это серьёзно?..

Человек выпустил из зубов нервно закусанный левый указательный. Чувствуя, что дороги назад нет, он написал:

– Да, совершенно. А ты… слышала про маньяка, которого у нас в городе всё поймать никак не могут?

…

…

– Да. Не из новостей, но я слышала…

– Неважно. В новостях многого не показывают. Если бы по телевизору демонстрировали всё, что хотя-бы за день в Тольятти случается, люди бы подумали, что они живут в настоящем библейском аду.

Обдумывая, что дальше, человек нахмурился.

– Короче, я тебе помогу; но ты расскажи главное – кто твой отец? Что он из себя представляет?

– Мой отец – это гад последний! Урод! Он бросил мою мать и завёл себе любовницу! Ненавижу их! Ненавижу их обоих! Эту суку тоже сама бы убила с удовольствием! Её ненавижу, наверное, даже больше!

– Нет. – Человек поморщился. – Мне нужны конкретные подробности, а не твои гневные эмоции. Хотя… – Он опустил взгляд, сжал губы… и кивнул своим мыслям. – Нет, не надо. Не здесь. Не сейчас. Лучше завтра. Ты же учишься во вторую смену, да?

– Ага. К половине восьмого должна быть уже свободна. А что?..

– Завтра вечером я тебя встречу. – Человек писал с железной уверенностью, что с ним согласятся. Глаза его загорелись, как у волка, завидевшего лань. – Я встречу тебя сразу после школы и мы познакомимся по-настоящему. Мы познакомимся и я докажу тебе, что то, чего ты так хочешь, ты можешь получить. Я помогу тебе.

Написав, он возбуждённо вздохнул и откинулся. Взгляд его не отрывался от окошка чата. Вспотевшие ладони проехались по брюкам и легли на подлокотники. Человек замер, как цветок-мухолов, неподвижный и будто бы безобидный…

Когда глаза уже заболели от сосредоточенного вглядывания, а в спине появилось неприятная застойность, в колонке чата возникло:

– Назначай время и место.