Поёживаясь от октябрьского холодка, Татьяна, прищурив правый глаз, целилась. Рука дрожала, и никак не удавалось совместить мушку с прорезью прицела. Раз за разом девушка посылала пули в мишень – картонную коробку, закреплённую на корявом стволе высохшей яблони. Получалось плохо: из десяти выстрелов в цель попасть удалось только дважды. С расстояния двадцати шагов, да!
Отставной унтер Ковальчук вздохнул и подковылял на деревянной ноге.
– Дайте-ка машинку, барышня!
Перезарядив дерринджер*, он прищурился и выпустил пули в мишень так быстро, что звук их слился в один.
*дерринджер – небольшой двухствольный пистолет.
Снова перезарядив, он протянул пистолет Татьяне:
– Вы, барышня, не цельтесь. Говорю же: как быдто пальчиком показали – и сразу стреляйте. Раз, да другой. Только не дёргайте.
Татьяна послушалась.
«Вот оно, чёрное сердце убийцы!» – с пафосом представила она, чтобы пробудить в себе злость, показывая на мишень стволом, как пальцем, и сразу же спуская курок.
Бах-бах! В шляпной картонке появились две новых дырки!
– Вот, это дело! – обрадовано воскликнул Ковальчук, – А ну, ещё разочек!
Перезарядив американский аппарат уже самостоятельно, Татьяна снова вскинула руку: одна пуля в центр, другая чуть левее. Хорошо!
Она тренировалась в этом неизвестно чьём заброшенном саду уже неделю. Письмо с инструкциями, куда и когда явиться, было доставлено посыльным. Ни обратного адреса, ни подписи не было, но Таня угадала, от кого послание: оно пахло знакомыми духами.
В саду её встретил Остап Ковальчук и предложил практиковаться в стрельбе под его руководством. Дерринджер сначала вызвал некоторые сомнения своей необычностью.
– Не извольте беспокоиться, барышня, машинка надёжная, целкая. Опять же, лёгкая, прикладистая. Для скрытного ношения удобственна. И убойная сила большая: вона, стволы-то каки: ваш даже пальчик просунуть можно. Из такой президента мериканьского застрелили!
Таня прониклась и начала тренироваться. И вот сегодня стало получаться уверенно!
Ещё через неделю она снова получила письмо с приглашением – нет, приказом явиться на Мойку.
– Вы хорошо выучились стрельбе, – одобрительно кивнула Мария Фёдоровна, – Хотите ли по-прежнему отомстить за отца?
– Да! – вскинула подбородок Таня.
– Это будет началом нашей очистительной миссии. Отбросьте сомнения, милая. Nous avons pris sur nous de nettoyer cette merde *, и обратного пути нет.
*мы взялись убирать это говно – франц.
Таня слегка запунцовела от крепкого выражения государыни, хотя бы и произнесенного по-французски, но кивнула.
– А план наш будет такой…
Геннадий Весьегонов обедал всегда в одном и том же трактире «Самарканд», что близ Пяти Углов. Во-первых, близко от службы, во-вторых, вкусно и недорого, в-третьих – там собирались товарищи по борьбе с самодержавием. Конечно, в трактире они на щекотливые темы не беседовали, но сговаривались о тайных сходках или на частной квартире, или, для отвода глаз, в публичном доме. Последний месяц Геннадий ходил у них в героях: ещё бы! Застрелил цепного пса царя, жандарма-генерала на глазах восьми свидетелей, сковырнув, таким образом, ещё один столп самодержавия! И суд оправдал!
Вот и сейчас, во вторник 20 октября, Геннадий, стряхивая дождевую воду с шинели и фуражки, вошёл в зал и отыскал взглядом товарищей: Колобова и Долгова, уже расположившихся за столом.
Подбежал половой.
– Чего изволите-с?
– А принеси-ка нам, братец, селянку по-московски, голубцы…
– Я голубцы не буду, – быстро сказал Колобов, вечно питавшийся за чужой счёт.
– А что ты хочешь?
– Котлеты по-киевски!
– Ладно! Значит, два раза голубцы и один раз котлеты по-киевски! Ну, и водочки.
– На сладкое што? – безразлично поинтересовался половой.
– А что сегодня есть?
– Мороженое с ягодами засахарёнными, а боле ничего.
– Зачем тогда спрашивал?
– А положено так: или вы сладкое захочете, или ничего не захочете!
– Ну, ты мудрец! Тащи мороженное!
Вскоре перед пирующими появилась водка в графинчике и тарелка с солёными огурцами. Выпили по первой, дружно хрустнули огурцами.
– Хороший засол! – покрутил головой Долгов, – С хренком!
И в этот момент к столу подошла старушка-побирушка в дырявом шушуне и стоптанных опорках. Не успел Весьегонов открыть рот, чтобы шугануть её, как из-под рубища появился пистолет и уставился двумя чёрными дырами прямо в душу, родив в ней ледяной холод ужаса. Геннадий обмер, а дырки расцвели огненными цветками и громко рявкнули два раза. Одна пуля пробила самую середину груди, вторая попала в рот, выбив два верхних зуба.
– Ай! – завопил от ужаса Долгов.
Колобов же молчал: его забрызгало кровью, и он изо всех сил боролся с рвотой.
Поднялась суматоха. Через минуту хозяин всё-таки выскочил за порог, но не увидел ничего, кроме извозчика, не спеша удаляющегося в сторону Невского, а в коляске у него – молодую даму в богатой ротонде. Вернувшись, спосылал за полицией.
Полчаса спустя приехал следователь с командой. Опросив немногочисленных свидетелей, в том числе и Колобова с Долговым, внятных ответов следователю получить не удалось – все были слишком ошарашены и напуганы произошедшим. Даже описать старуху никто вразумительно не смог: нищенка – и нищенка. Но одна деталь служивого заинтересовала: на столе лежала фотографическая карточка-открытка с изображением статуи богини Немезиды. Крылья, меч…
– Откуда это? – тряхнул он за шиворот Колобова.
– Н-не знаю… Сначала не было…
– С какого начала?!
– К-когда выстрелы… Потом появилась.
И следователь заключил, что у старухи был сообщник. Или сообщница, подбросившая фотокарточку позже. Но почему? Непонятно!
Так, в октябре 1885-го года в Российской Империи возник и начал распространяться антитеррор.
Назавтра полковник Редриков встретился с Марией Фёдоровной. Получив приглашение сесть, он разгладил усы и раскрыл принесенную с собой папку.
– Вот, ваше величество, извольте: небольшой отчёт о большой проделанной работе. Во-первых, люди найдены, хотя пока и немного. Как говорится: лиха беда начало. Сыщики, или, как их называют англичане, detectives. Восемнадцать человек, список прилагается. Нанят также… э-э… вспомогательный персонал: гримёры, костюмеры, возницы. Есть и оружейник, он же instructeur* по стрельбе. Веду переговоры с неким аптекарем, способным делать взрывчатку и бомбы… но…
*instructeur – инструктор, франц.
– Но что? – подняла бровь царица, – Вы в нём сомневаетесь?
– Не то, чтобы сомневаюсь… но он еврей, – нехотя промолвил полковник.
Мария Фёдоровна хмыкнула:
– А вы что, антисемит?
Редриков совсем смутился:
– Не антисемит я! Просто доверия к евреям не испытываю. Ну, так приучен! Понимаю, что неправ, но ничего поделать с собой не могу.
– Ну, это вы зря! Среди них, как и среди любых прочих наций, есть и герои, и подлецы. Возьмите, хоть, Гриневицкого: на смерть пошёл, но сделал, как задумано. Это ли не надёжность?
(Гриневицкий – убийца Александра II. Во время покушения был тяжело ранен собственной бомбой. Скончался в тот же день. Прим. Автора)
Полковник вытаращил глаза:
– Но он же…
– Да, враг. Но сути дела это же не меняет? Характер-то, всё равно стальной! И верность делу тоже.
Смущённо кашлянув, Николай Леонидович попросил разрешения закурить. Получив оное, с наслаждением выпустил дым и продолжил:
– Подобраны подходящие для нас конспиративные квартиры, инвентарь и мебель. Восемь офицеров моего отдела выразили горячее желание служить вашему величеству. Лично беседовал с каждым, за всех ручаюсь.
– Конечно, одному вам не справиться, – кивнула Мария Фёдоровна, прикуривая от свечи.
Полковник подосадовал про себя, что не удосужился успеть поднести даме спичку.
– Но есть одно большое «Но», ваше величество: у нас нет исполнителей. Татьяна Михайловна отлично справилась, возможно продолжение с её стороны, в чём я, впрочем, не очень уверен, но её одной мало! И где исполнителей взять… – тут он развёл руками.
Внезапно на лице начальника службы «Л» мелькнула тень усмешки.
– Что, есть идеи? – заинтересовалась хозяйка кабинета.
– Да нет… так, вспомнил анекдотец в тему…
– А ну, расскажите!
Редриков покраснел:
– Но… он неприличный!
– Ничего, рассказывайте. Мне можно.
И полковник, запинаясь, начал:
– Заходит солдат в трактир и спрашивает хозяйку: чем кормить будешь? А та отвечает: ой, на первое-то шти, а на второе хоть сама ложись! А солдатик и говорит: отставить первое! Два вторых давай!
Царица хохотала, а Редриков сгорал от стыда:
«Сказал бы мне кто, что я такие глупости самой государыне расскажу – в рожу бы плюнул!»
Отсмеявшись, Мария Фёдоровна предложила:
– Попробуйте поискать исполнителей среди обиженных. Ну, у кого, как у мадемуазель Вебер, неотмщённый отец или брат… Ну, и наёмники. В смысле, попытайтесь нанять за вознаграждение.
– Уголовников, разве… – с сомнением протянул полковник.
– Ну, уголовники, ну, и что? Цель оправдывает средства!
Во время расставания Мария Фёдоровна посоветовала:
– Не называйте меня наедине «ваше величество». Достаточно просто «мадам».
– Есть называть вас достаточно просто «мадам», ваше величество!
Через восемь дней поручик Сонцев-Засекин доложил, что установлен контакт с неким Георгием Шония, грузином, у которого в результате покушения на тифлисского градоначальника полтора года назад погиб старший брат, служивший в охране. Бросивший бомбу террорист был пойман, осуждён к бессрочной каторге, но бежал. В настоящий момент негодяй-анархист Полтаев находился в Пскове. Георгий же приехал в Санкт-Петербург поучиться механике, ибо был мастером на все руки и мечтал строить летательные аппараты, вдохновившись чертежами Леонардо да Винчи.
– Что ж, прощупай его хорошенько. Чем дышит, горит ли местью… Горцы, они в этом отношении першпективные. Действуй, Леонард Палыч, но осторожно, сразу все наши секреты не открывай, – напутствовал поручика Редриков.
Сонцев-Засекин познакомился с грузином за бильярдом. Нарочно проиграл два раза полусотенную, развивая, таким образом, к себе симпатию. Выпили по рюмке коньяку. Перешли на «Ты». Георгий пришёл в разговорчивое состояние.
– Представляешь, Леонард, у меня в Тифлисе в позапрошлом году брата убили бомбою! Он в охране градоначальника ехал. И его, и градоначальника, и ещё двоих – насмэрть, да! А этого, который бомбу бросил, Полтаева… думаешь, повесили? Нэт! На каторгу отправили. Хотел я за ним в Сибирь ехать, чтоб мстить, да разве найдёшь…
– Да, врагов у государя много, слуг его верных убивают, а заодно и таких, как твой брат… Как, говоришь, звали его?
– Константином.
– Упокой, Господи, душу раба твоего Константина, – поручик налил ещё по рюмке.
Выпили не чокаясь.
– Ух, всех бы этих бомбистов-анархистов поубивал бы! За брата. Ну, и за Государя тоже…
Сонцев-Засекин закурил и вкрадчиво мурлыкнул:
– А я знаю, где он!
– Кто?! – встрепенулся Георгий.
– Полтаев. Он с каторги бежал, теперь в Пскове.
Шония аж подскочил:
– Ай, спасибо тебе, Леонард! Теперь никуда не денется! Псков-то, рядом, не то, что Сибирь! Весь город перерою, но найду и башку отрежу!
Он на треть вытащил из ножен кинжал и со стуком кинул его обратно.
– Значит, хочешь отомстить за брата, Георгий? – напрямик спросил поручик, выступающий инкогнито.
– Вах! Канечно! Зубами порву, господин офицер!
– Это откуда ты взял, что я офицер? – нахмурился служивый, на встречу пришедший в штатском платье.
Горец рассмеялся:
– Э, когда ходишь, правой рукой отмахиваешь, а левую к бедру прижимаешь, чтоб саблю держать, хоть её там и нету! Да и кадетский корпус на лице написан!
Оставив это замечание без комментариев, расшифрованный поручик перешёл в осторожное наступление:
О проекте
О подписке