И даже если эти прекрасные и великодушные люди когда-нибудь смогут даровать ему свое прощение, их милосердие не спасет Тома, поскольку он-то сам себя ни за что не простит. До самого конца жалкой и никчемной жизни ему суждено возносить небесам покаянные молитвы и пытаться хоть чем-то загладить свою тяжкую вину.

Том шмыгнул носом и, смахнув набежавшую слезу, достал из кармана телефон и набрал номер ближайшего полицейского участка.

* * *

Я остановил квадроцикл на самом краю обрыва так, что мелкие камешки посыпались вниз, к кромке прибоя. Подождав, пока осядет поднятая пыль, я стянул с лица защитную маску и полной грудью вдохнул соленый морской воздух. Мне хотелось надышаться им про запас, чтобы потом, дома, потихонечку цедить его как дорогой коньяк, закрыв глаза и вспоминая проведенные здесь, на побережье дни.

Сколько бы меня не заверяли, что при полном погружении в Вирталию возможно воспроизвести абсолютно любые ощущения, я ни за что не поверю, что симуляция сможет столь же достоверно передать это невозможное сочетание холодных брызг на лице, упругих порывов ветра, треплющего выбившуюся рубашку, и плотной влажной духоты, что предвещала скорый приход грозы. Впрочем, дайвирты, запершиеся в своих виртуальных вселенных, меня все равно не поймут. За последние годы мир здорово изменился, и я все чаще ловил себя на мысли, что превращаюсь в вечно брюзжащего старикана, которого раздражают все новомодные штучки. Возможно, время таких, как я, уже безвозвратно прошло, и мне следовало тихонько отойти в сторону, чтобы не угодить под колеса прогресса. Но, черт подери, никто не может запретить мне получить еще одну дозу кайфа, промчавшись на квадроцикле по пыльной степи.

Поначалу я воспринял предложение отправиться в командировку за Стену не то, чтобы без особого энтузиазма, а просто с ужасом. Мне целую неделю пришлось глотать успокоительные пилюли, и даже помощь Киры приносила лишь временное облегчение. Однако, несмотря на все мои старания, мне так и не удалось найти приемлемого выхода из ситуации. Перед компанией маячила вполне реальная перспектива финансового краха, и давно обещанное производство требовалось запустить немедленно. Для такой миссии требовалось уникальное сочетание знания тонкостей технологии и серьезных административных полномочий, так что моя кандидатура подходила как нельзя лучше.

Пришлось отправляться.

Мои сборы чем-то напоминали прощание с человеком, отправляющимся на казнь. И без того ни одна неделя не обходилась без новых леденящих кровь историй из-за Стены, а когда я начал целенаправленно изучать всю доступную информацию, то быстро потонул в потоке ужаса и негатива. Иногда складывалось впечатление, что по ту сторону обитают сплошь кровожадные дикари, убивающие друг друга по поводу и без, и устраивающие натуральную охоту на любого белого человека, которого нелегкая занесла в их края.

В день отъезда Кира не скрывала слез, а в аэропорту, взглянув на бледные лица двух моих сотрудников, командированных вместе со мной, я увидел в их глазах точно такое же ожидание неотвратимой смерти, какое наблюдал утром в зеркале. Внутренне все мы были уже готовы к тому, что командировка окажется билетом в один конец.

Но, вопреки опасениям, центральный аэропорт Каспийского сектора принял нас вполне дружелюбно. Да, ему недоставало организационного совершенства и лоска домашней гавани, но и впечатления дымящихся руин он отнюдь не производил. Нас уже ожидал Володя – улыбчивый представитель «Тарпан Изотоп», который в отсутствие привычных роботележек помог нам с чемоданами и, загрузив в небольшой микроавтобус, всего за час с небольшим доставил нашу делегацию на место.

Мне кажется, он откровенно забавлялся, наблюдая за тем, как мы с перекошенными от внутреннего напряжения физиономиями всматриваемся в окна, в любой момент ожидая какой-нибудь пакости. Но время шло, на удивление ровная дорога продолжала бежать под колеса, никакие баррикады и блокпосты не перегораживали нам путь, никто со стрельбой и улюлюканьем не бросался за нами в погоню, и мы постепенно начали отходить. Судя по всему, реальная жизнь за Стеной все же несколько отличалась от ужасов, демонстрируемых новостными каналами.

Немного расслабившись, я начал активно крутить головой по сторонам, жадно впитывая мельчайшие подробности чуждого мира. Казалось бы – всего час лета на гиперджете, и попадаешь чуть ли не на другую планету.

Череда относительно недавних конфликтов и последующее размежевание на отдельные технокультурные зоны привели к тому, что значительная часть планеты оказалась отброшена на периферию цивилизации. В пограничных областях на стыках основных секторов население стремительно деградировало, откатившись к феодальному, а кое-где и к рабовладельческому состоянию. Но местами людям удавалось сохранить вполне пристойный уровень жизни, по мере сил и возможностей встраиваясь в экономику ближайшей могущественной метрополии. В итоге технологический прогресс и эволюция общества в соседних секторах зачастую двигались совершенно различными и непересекающимися путями, что иногда приводило к занятным последствиям.

Взять, к примеру, автобус, на котором нас везли. У нас дома весь транспорт уже лет десять-пятнадцать как полностью перешел на автопилоты, и в подавляющем большинстве автомобилей какие-либо органы управления отсутствовали как класс. На многие магистрали машинам с ручным управлением выезд был в принципе запрещен. Немногочисленные любители самостоятельно крутить баранку превратились в такую же обособленную группу слегка чокнутых, как, скажем, филателисты. Ведь бумажных писем уже сто лет как никто не пишет, а собиратели почтовых марок и поныне живее всех живых.

Для таких вот ненормальных некоторые производители выпускали ограниченные партии машин с традиционными рулем и педалями. Стоили они, как и любой эксклюзивный товар, неприлично дорого и продавались только в нескольких специализированных салонах. У меня в гараже томился один такой экземпляр – эффектный красный родстер со складной крышей, выгуливать который мне удавалось до обидного редко.

И, словно перечисленных проблем им казалось мало, законодатели постоянно вносили все новые и новые поправки в правила, с каждым годом оставляя все меньше пространства для таких охочих самостоятельно порулить, как я. Водительская лицензия, экзамены, которые приходилось то и дело пересдавать, совершенно грабительские ставки по страховке – автолюбителей-ретроградов планомерно сживали со света, превратив управление собственным автомобилем в экстравагантное развлечение для богатых, сделав из него новый символ аристократичности. Раньше толстосумы перемещались, на заднем сидении лимузина, управляемого персональным шофером, но, поскольку развитие автоматического транспорта очень быстро сделало такой шик доступным для всех, причуды моды вынудили их самих занять водительское место. Таким образом личный автомобиль повторил путь, пройденный когда-то лошадьми, отступив в нишу дорогого и хлопотного хобби.

Здесь же, насколько я мог судить, почти все машины управлялись по старинке – ручками и ножками. Вот и подвозивший нас молодой человек расслабленно придерживал руль двумя пальцами, активно жестикулируя второй рукой в процессе ответов на наши вопросы. И на миллионера он при этом совершенно не походил.

Такие мутации модных веяний случались и раньше, например, когда утонченную бледность в роли атрибута принадлежности к элите сменил подтянутый загар. И сейчас, выбравшись за Стену, где время текло в несколько ином темпе, ты словно попадал в прошлое со всеми его уже забытыми ценностями и символами, отчего иногда приключались такие вот забавные случаи когнитивного диссонанса. Я даже подозревал, что если забраться подальше в глушь, то и навыки верховой езды вполне могут оказаться к месту…

В нагрудном кармане куртки ожила и захрипела рация.

– Олег Викторович, вы меня слышите? Где Вы? – Володя, которого приставили к нам в качестве няньки, старался никогда не упускать своих подопечных из виду.

– На побережье, прибоем любуюсь.

– Замечательно! Но я бы рекомендовал Вам поскорее вернуться. Надвигается нешуточная гроза, и оставаться в такую погоду на открытой местности небезопасно.

– Вас понял, скоро буду.

В последний раз бросив взгляд на беснующиеся внизу волны, я с неохотой развернул квадроцикл и погнал его обратно к фабрике, чьи бесчисленные огни на фоне темнеющего свинцового неба выглядели как звездное скопление. Через минуту я выбрался на протянувшуюся вдоль берега дорогу и поддал газу, наслаждаясь последними мгновениями дикой свободы перед скорым возвращением домой.

Где я там смог бы вот так запросто взять и поехать кататься на квадрике? Только по выделенным дорожкам в одном-двух парках, напялив ярко-оранжевые жилет и шлем, аккуратно соблюдая скоростной режим улитки-пенсионера и рискуя нарваться на штраф за малейшее отклонение от разрешенного маршрута. Неудивительно, что желающих «развлечься» подобным образом находилось немного, от простой пробежки адреналина и то, пожалуй, больше получаешь.

Здесь же, за Стеной, человеку предоставлялась практически полная свобода, обратной стороной которой, впрочем являлся тот факт, что забота о безопасности также полностью ложилась на его собственные плечи, и тяжелая кобура с пистолетом на правом боку недвусмысленно об этом напоминала. Володя, конечно же, заверил меня, что оружие может понадобиться разве что бродячих собак отгонять, но поначалу я немного струхнул и хотел даже отказаться от выезда за территорию, но потом все же решил рискнуть. И не прогадал. Обнажать ствол мне так ни разу и не пришлось.

Руки сами вели машину по уже привычному маршруту, а я тем временем перебирал в уме те нелепые стереотипы, касавшиеся жизни за Стеной, что оказались разрушены за время моей относительно недолгой командировки.

Довольно скоро я понял, почему руководство компании перенесло все исследовательские работы и отработку новых технологий в расположенные здесь филиалы. Да, местные жители крайне беспечно относились ко всему, что относилось к технике безопасности и соблюдению установленных норм и правил, однако именно такой подход и давал им возможность выходить за привычные рамки, создавая нечто новое, прорывное, революционное. Нередко их энтузиазм, их любопытство приводили к печальным и даже трагическим последствиям, но, как говорится, не разбив яйца, не приготовишь омлет, не так ли?

То, как здешние технологи подходили к делу, меня порой откровенно пугало, и я на всякий случай заранее изучил, где находятся штатные огнетушители и эвакуационные выходы. Тем не менее, я не мог не признать, что они умеют добиваться требуемого результата, пусть даже ценой новых пятен химических ожогов на руках и ворохом проеденных кислотами лабораторных халатов. Такую методологию я назвал «эффективная безалаберность» и просто позволил событиям идти своим чередом, втайне надеясь, что до жертв и разрушений дело все же не дойдет. Химические ожоги, как ни крути, все не так страшны, как лучевые.

Работа с таким коллективом также напоминала путешествие в прошлое, где мы смешивали марганцовку с алюминиевой пудрой, после чего устраивали спринтерские забеги, спасаясь от разъяренных соседей, чьи вопли еле пробивались через стоящий в ушах звон от взрыва самодельной петарды, а вечером еще сочиняли различные оправдания обгорелым дырам в одежде. Здесь люди не боялись экспериментировать, пробовать разные, подчас идиотские решения, не боялись неудач. Это выгодно отличало их от наших домашних технарей, выглядевших на их фоне как постылый плетущийся по проложенным рельсам трамвай рядом с брутальным внедорожником, так и норовящим забраться в самую непролазную грязь.

Наши доморощенные «специалисты» все больше напоминали мне детей, что не наигрались в кубики, и продолжающих городить громоздкие и бессмысленные замки из стандартных блоков, будучи не в силах выйти за рамки заученных стереотипов. А ежели перебор всех доступных вариантов не помогал, они просто задирали лапки кверху, смиренно признавая свое поражение. Реальные открытия и изобретения, как я понял, уже давно перебрались за Стену вместе с производством и сопровождающим его персоналом. Дома же все свелось к простому и бездумному воспроизводству решений, найденных кем-то другим. В лучшем случае, наши умельцы могли добиться более-менее приемлемого результата в лабораторных условиях, но вот масштабировать его до уровня полноценного промышленного производства раз за разом оказывалось выше их сил.

Руководство компании до последнего сопротивлялось неизбежному – никто по доброй воле не станет делиться своими секретами – но в конце концов вынуждено начало передавать часть производственных процессов сторонним организациям, основная масса которых базировалась за Стеной, в приграничных секторах. Моя командировка фактически явилась своего рода признанием сдачи еще одного бастиона, павшего под грузом деградации научной и инженерной школ. Все самое передовое и инновационное теперь создавалось здесь, в прикаспийской степи людьми, чей энтузиазм, помноженный на изрядный заряд авантюризма, позволял находить решения, гениальность которых порой граничила с чистым безумием.

У меня закрадывалось подозрение, что такая разница между подходами к работе наших и местных специалистов может объясняться в том числе и влиянием Медиаторов. Не исключено, что они, выравнивая баланс эмоций и страстей, помимо них захватывают еще и кое-какие побочные материи, вроде вдохновения или интуиции. Ведь подобные озарения тоже могут казаться яркими вспышками, резко выделяющимися на общем фоне, и автоматом попадать под асфальтовый каток Медиации. Иначе как объяснить, почему здесь люди, их образ мыслей и манера действовать напоминают горячую и жгучую энчиладу в сравнении с той пресной манной кашей, что творится дома?

Такая жизнь, полная неопределенностей и риска, приятно щекотала нервы и заставляла сердце биться чаще, но, сказать по правде, я не уверен, что смог бы работать в таком режиме достаточно долго. С возрастом шкала жизненных ценностей претерпевает неизбежные изменения, и эпизодические дозы адреналина только сильней оттеняют тепло и покой домашнего уюта. Я, конечно еще не настолько стар, чтобы переходить на питание жидкой кашицей, но после двух недель ударного труда «в поле», думаю, заслужил право на отдых. Да и по Кире я уже соскучился.

– Олег Викторович, Вы далеко? – снова захрюкала рация.

– Уже подъезжаю к воротам.

– Из аэропорта сообщили, что гиперджет готов, и, если поторопиться, то можно успеть вылететь до начала грозы. Иначе потом начнется пыльная буря, и все рейсы придется отменить как минимум до завтра.

– У меня все вещи собраны, я буду готов через десять минут.

– Отлично, тогда я вызываю автобус к проходной.

– Да, спасибо!

– Вы там про нас не забывайте, мы будем ждать от Вас весточек.

– Забудешь вас, как же! – я нырнул в арку ворот, махнув рукой дежурившему охраннику, – если так и дальше пойдет, то мне вообще сюда к вам переехать придется.

– Ну и замечательно! – у Володи замечательно обстояло почти все и почти всегда, – в чем проблема?

– Боюсь, жену уговорить будет не так-то просто.

– Ничего, в следующий раз привозите ее с собой – вместе мы ее быстро переубедим.

– Ладно, попробую, – я остановил квадроцикл перед подъездом жилого корпуса и спрыгнул на землю, – все, я на месте, побежал собираться. Еще увидимся!

* * *

Утро воскресенья воспринималось Юлией как маленький оазис, тихий островок среди бушующего океана суматохи будней. В этот день ее семье выпадала редкая возможность собраться за завтраком в полном составе. С тех пор, как отец передал бразды правления Лигой своему брату, у них, конечно, стало существенно больше свободного времени, но вот прочие домочадцы словно специально избегали слишком часто пересекаться с ними и друг с другом.

Андрюшка всю неделю почти безвылазно пропадал в колледже, а домой забегал только для того, чтобы быстренько перекусить и тут же нырнуть в Вирталию. А Алан, глава семейства, был настолько сосредоточен на работе, что иногда даже ночевать не приезжал, проводя в офисе сутки напролет.

Должность ведущего дизайнера корпорации «Техноскейп» требовала от него полной самоотдачи и, подчас, даже жертв, но Алан не жаловался. Ему нравилось амплуа первопроходца, его привлекала и будоражила возможность заглядывать вперед дальше других, придумывать и создавать нечто, на что до него никто не осмеливался. А иначе он бы и не смог занять столь высокий пост. Сотворение величайшего в истории виртуального мира требовало неординарных людей и нестандартных подходов, предоставляя взамен поистине неограниченные возможности для творчества и самовыражения. В некотором смысле, Алан приходился Вирталии кем-то вроде… Бога.

Хотя внешне он ничуть не походил на того седовласого бородатого старика, каким Творца изображают на картинках. Скорее наоборот, в облике Алана проступало что-то… демоническое. Черные как смоль гладкие волосы, худое лицо с отливающими синевой после бриться щеками и острыми как скальные утесы скулами, плюс возвышающийся над ними горный пик большого носа, который он теребил всякий раз, когда впадал в задумчивость. Должно быть, там у него размещался резервный отдел мозга, нуждающийся в регулярной стимуляции. До полного соответствия каноническому образу Мефистофеля Алану недоставало разве что аккуратной черной бородки, да еще надменной высокомерности, поскольку он до сих пор оставался в значительной степени все тем же увлеченным и непоседливым мальчишкой.

Разумеется, в решение столь масштабной задачи, как создание целой искусственной вселенной, оказывались вовлечены тысячи специалистов – художники, архитекторы, программисты. Кроме того, целая армия испытателей денно и нощно обшаривала самые далекие и глухие закоулки создаваемого мира в поисках нестыковок, огрехов и ляпов. Каждая новая подготовленная для включения в Вирталию локация обязательно подвергалась всестороннему тестированию, выявлявшему оставшиеся недочеты и генерировавшему постоянно ширящийся список предложений и пожеланий на будущее.

Тем не менее, несмотря на наличие целой армии профессиональных и опытных экспертов, Алан всегда очень внимательно прислушивался к мнению собственного сына – маленького добровольного испытателя, в своей детской непосредственности порой подмечавшего те нюансы, что ускользали от замыленного взгляда его взрослых коллег.

Однако по мере расширения Вирталии, а тем более с появлением «Дайвирта» – нейроимпланта, позволявшего обеспечить абсолютно полное погружение человека в виртуальный мир с передачей всей гаммы ощущений и чувств, менялось и отношение Алана к увлечению сына. Он категорически запретил Андрею даже думать о вживлении импланта, а без него парень при всем желании не мог в полной мере оценить все тонкости виртуального дизайна. Так что к его советам Алан прислушивался все реже, и конфликты на этой почве вспыхивали между ними с удручающей регулярностью.

Вот и сегодня…

Несмотря на свои обширные властные полномочия и тот факт, что именно ее оценками и рекомендациями нередко руководствовался Совет Лиги, дома, в кругу семьи, Юлия Саттар оставалась в первую очередь любящей женой и заботливой матерью. И, как любой матери, ей хватило одного взгляда на то, как Андрей ковыряет вилкой в тарелке, чтобы понять, что ее сына что-то беспокоит.

– Что случилось, Андрюш?

– А? – встрепенулся парень, словно очнувшись, – да нет, все нормально.

– Эй! Посмотри-ка на меня! – вилка Алана застыла в воздухе, нацелившись на сына.

– Зачем? – Андрей только ниже склонился над тарелкой.

– Затем, что я так сказал! Посмотри на меня!

– Ну и? – мальчишка с вызовом уставился на отца, то и дело моргая покрасневшими от недосыпания глазами.

– Опять всю ночь в Вирталии шлялся, – Алан недовольно поджал губы, – сколько раз тебе говорить…

– Нисколько! – огрызнулся Андрей, – я уже не маленький в конце концов!

Юлия только вздохнула, предчувствуя очередной раунд семейных разборок и прекрасно осознавая, что стоит ей вмешаться, как конфликтующие стороны, позабыв про свои распри, немедленно ополчатся на мать за то, что она лезет не в свое дело.