Глава 5

Нет более нудного занятия, чем сидеть в засаде. Притом уже четвертые сутки. Да еще когда подключил к мероприятиям массу народа, а сам даже сказать внятно не можешь, есть ли у тебя уверенность в достоверности информации.

Геракл поведал сгоряча: единственно, где может скрываться Жорж, – у своей любовницы, с которой познакомился год назад и с тех пор тщательно скрывал ее ото всех. Водолазову стало известно о ней совершенно случайно. Он показал дом в одном из микрорайонов Черемушек и объявил, что в каком-то из этих двух подъездов надо искать беглеца.

Поскольку преступники были вооружены, обладали исключительными физическими данными, начальник МУРа дал указание использовать при задержании ОМОН. Это такое хитрое подразделение, подчиненное МУРу, дислоцирующееся в Колобовском переулке, недалеко от Петровки, 38. Его создали к Олимпиаде 1980 года на случай терактов, беспорядков и для пресечения всех силовых вылазок, которыми мог бы быть омрачен большой праздник. Набирали в отряд спортсменов – борцов, боксеров. Гоняли их в лучших традициях спецназа – с утра до ночи, делая упор на рукопашный бой, стрельбу и тактику проведения специальных мероприятий. Привлекали их обычно к задержаниям вооруженных преступников, спортсменов. Ребята в отряде прямолинейные, резкие и очень хорошо подготовленные, так что за «гимнастов» можно было не беспокоиться – упакуют в лучшем виде да еще праздничной ленточкой повяжут. Вот только бы жулики появились. А то совсем без них скучно.

Маслов и Уланов почти безвылазно торчали около этого дома, оборудовав пункт наблюдения в ремонтирующейся конторе в здании напротив. С ними помещение делил командир группы ОМОНа. Его ребята терпеливо ждали в желтом фургоне, выкрашенном под Московскую аварийную газовую службу.

Оперативники установили по адресному бюро всех, кто живет в нужных подъездах. Одиноких женщин там не значилось. Участковый тоже ничем не смог помочь. Поэтому оставалось два варианта – или тупо ломиться во все квартиры, рискуя спугнуть фигурантов, или терпеливо ждать, что они и делали.

На третий день руководство начало забрасывать Маслова нескромными и все более настойчивыми вопросами – когда клиенты созреют для приемки. Ответить на этот вопрос он не мог. Омоновцев тоже спрашивали их командиры, чем это они там столько времени занимаются.

– Мне-то что, – сказал старший группы ОМОНа. Был он невысок, худощав и никак не походил на боевика. Больше смахивал на научного сотрудника, если не знать, что он призер Союза по самбо и признанный инструктор по его боевому разделу. – Солдат спит, служба идет. Начальство только волнуется…

На третий день начальство начало рвать и метать.

На четвертый день Маслов со своего наблюдательного пункта созвонился с замначальника МУРа Егорычевым. Тот был раздражен:

– Ну, где твои гаврики?

– Ждем.

– А зарплата идет. Ты десяток человек держишь.

– Ну да.

– Заканчивай эту ерунду, Маслов! ОМОН я снимаю. Все, возвращайтесь на базу. Никого в адресе нет. И не будет.

Омоновцы отчалили прочь, сказав: ну если чего, звоните, будем по первому сигналу. После этого Маслов вопросительно посмотрел на своего подчиненного:

– Ну, что делать будем, Михайло?

– Геракл не врал, – уверенно произнес Уланов. – «Гимнасты» где-то здесь.

– Не знаю, что тебе сказать на эту пламенную речь. Но нам приказано возвращаться.

– А кто меня учил все доводить до логического конца?

– Я. Есть такой грешок – люблю поучить на досуге.

– Ну, считайте, что я научился.

Спокойный, не импульсивный, выдержанный, суховатый в обращении Уланов от природы обладал настойчивостью, переходящей в упрямство. Если он вцеплялся во что-то, то челюсти не разжимал до победного конца. Бульдожья хватка – ею обладает некоторая часть следователей и оперативников. Без таких людей правоохранительная служба невозможна.

– Значит, предлагаешь послать руководство Управления по известному адресу? – полюбопытствовал Маслов.

– Предлагаю творчески подойти к исполнению указания. И добить этот чертов адрес.

– Ваша простота начинает мне нравиться, – хмыкнул Маслов и засел за телефон.

Через час в их наблюдательном пункте появился местный участковый, а еще через десять минут возникла Лиза, небесное создание. Она критически окинула взглядом логово. Брезгливо поморщилась, поглядев на застеленный оберточной бумагой и усеянный хлебными крошками стол, на котором одиноко лежала открытая упаковка печенья «Юбилейное». В центре стола стояло три стакана – один из оперативников стащил их под чай из автомата с газированной водой. Так уж устроено – стаканы от газировки крали все, включая милицию.

– Ну у вас здесь и берлога, – объявила Лиза.

– Звиняйте, мадам, – хмыкнул Маслов. – Портьер и канделябров еще не завезли… Итак, слушайте план действий, коллеги…

А план был прост и прям, как чугунный лом. Тупо обходить квартиру за квартирой и проверять, кто там есть, одновременно проводя разведдопрос.

– В те квартиры, где хозяев знаешь, заходишь под видом проверки проживания, – проинструктировал Маслов участкового – капитана милиции с непропорционально широкими плечами, в слегка мятом форменном плаще. – В неизвестные проникаем под видом работников ЖЭКа. Тут тебе, Лизонька, жэковскую стерву играть.

Она кивнула. Играть она любила, ощущая в себе нерастраченные артистические таланты.

Большинство местных жителей были на работе, что неудивительно, учитывая, что сейчас утро четверга. В паре квартир были дети, которые отказались открывать двери. В других хозяева знали участкового и открывали сразу.

Сотрудники милиции обошли первый подъезд. Ни в одной квартире никого, похожего на «гимнастов», не было. Никто таких людей не видел, не знал и знать не хотел.

– Отрицательный результат – тоже результат, – философски отметила Лиза, когда с первым подъездом было покончено.

– Лизонька, ты не права, – покачал головой Маслов. – Отрицательный результат – ни хрена не результат. Поэтому пошли долбить следующий подъезд…

Во втором подъезде результаты были примерно те же самые. Настроение у муровцев и так было не слишком радостным, а теперь грозило перейти в стадию заморозки.

На девятом этаже участковый застыл перед предпоследней квартирой и нажал на кнопку звонка:

– Мария Николаевна, открывайте.

– О, Николай Павлович, с чем пожаловали? – широко распахнув дверь, строго осведомилась пожилая, седая как лунь женщина с проницательным взглядом старой энкавэдэшницы.

– Ищем незаконно проживающих.

– И чего, у меня их искать собираетесь? – искренне удивилась она.

– Если вы не против.

– Да заходите, смотрите. Чайку сделаю. – Женщина подозрительно посмотрела на компанию.

– Не время чаи гонять, – отрезал участковый.

– Ну чего, будешь квартиру смотреть? – спросила хозяйка.

– Да ладно, – отмахнулся участковый, точно знавший, что у нее быть никого не может – не тот человек. – Лучше скажите, посторонних в подъезде видели? Может, кто из чужих проживает?

– У нас-то? Да что ты? У нас все люди приличные, ни пьянок, ни гулянок, ничего. Вот только у Рожковых сын из армии две недели назад вернулся. Ну отметили они хорошо. А так тихо. Не, это не к нам.

– А к кому?

– Да вон, к Нинке с одиннадцатого подъезда. Такая ладная красотка выросла, а ума не нажила. К ней постоянно мужики клеятся. Сама видела ее несколько раз с новым хахалем. Похоже, у нее квартируется. Они из подъезда под ручку выходили.

– Какая квартира? – спросил участковый.

– Четыреста семнадцатая. Я к ней туда в прошлом году с домкомом ходила. За квартиру, дрянь такая, не платит. Зато духи французские, плащ польский, вся из себя…

Ну что ж, бабуси в очередной раз подтвердили свою репутацию самых надежных источников информации.

– Она в спецчасти МИДа работала всю жизнь. А потом в исполкоме. Наш человек, – заявил участковый, когда шли к одиннадцатому подъезду.

Дом был построен буквой Г, и что творится с той стороны, оперативники из своей засады не видели и видеть не желали – ведь фигурантов, по информации, там быть не должно.

– Мог Геракл ошибиться и не тот подъезд указать? – спросил Маслов.

– Да черт его знает, – пожал плечами Уланов. – Сейчас и выясним.

Они остановились у одиннадцатого подъезда.

– Окна квартиры на ту сторону? – спросил Маслов.

– На ту, – кивнул участковый. – Нас сейчас с этой квартиры не видно.

– Ну, тогда пошли.

Они поднялись на седьмой этаж. Маслов встал сбоку от двери с фирменным глазком. Прислонил ухо к дверной щели.

– Кто-то есть, – проинформировал через некоторое время. И кивнул Лизе: – Давай.

Та встала перед глазком и нажала кнопку звонка… Нет ответа. Нажала еще раз. Показалось, что в квартире что-то зашуршало. Мелькнул отблеск в глазке – видимо, кто-то в него смотрел.

– А ну открывайте, – голосом заправской стервы при исполнении потребовала Лиза. – Из ЖЭКа. У вас залив идет. Скоро весь дом уплывет.

Ноль реакции.

– Открывайте, говорю, вредители! Кто ремонт оплачивать будет? Сейчас с участковым дверь взломаю, если не дадите засор осмотреть…

Лиза опять нажала на кнопку звонка и не отпускала до того момента, как дверь распахнулась. Густой баритон осведомился:

– Чего воешь, как сирена? Нет у меня залива!

Тут Маслов и продемонстрировал свой коронный бросок. Он ринулся вперед, моментом срисовав, что перед ним Жорж, а значит, надо глушить его сразу и бескомпромиссно. И нанес свой излюбленный пушечный удар кулаком в лоб.

Жорж ударился о стенку и сполз по ней, отключившись на миг. Тут же заерзал, пытаясь подняться, – все-таки был крепкий как бык. Но Маслов и участковый уже выворачивали руки, защелкивая наручники.

Уланов проскочил в комнату – там никого. На кухне тоже пусто.

– Второго нет, – сообщил он.

Жоржа оттащили в комнату и бросили на диван.

Тот встряхнул головой, возвращая резкость восприятия. Набрал воздуха в легкие и попытался заорать.

Маслов отвесил ему такую увесистую затрещину, что крик невольно захлебнулся:

– Рот раззявишь, поганка, я тебя по-настоящему вырублю.

Жорж поверил и заткнулся.

– А чего ты визг поднять хочешь? – нагнулся над ним Маслов. – Второго ждешь? Предупредить надеешься?

– Пошел на … – прохрипел Жорж и скривился от боли в голове.

Оперативники быстро осмотрели однокомнатную квартиру. Обстановка была стандартная – мебельная стенка, люстра из чешского стекла, кресла и диван с деревянными подлокотниками, низкий журнальный столик. Все чистенько, аккуратно – явно не притон. Планировка квартиры была улучшенная, с кухней в девять квадратных метров.

Ко всеобщему удовольствию, Уланов извлек из-под кровати обрез двуствольного ружья. В стволе был нагар.

– Чистить оружие надо, – сказал Уланов Жоржу.

Через десять минут зазвенел дверной звонок. И Маслов с Улановым, резко распахнув дверь, с силой вдернули в квартиру плечистого громилу. Хохол! Его-то и ждали!

Ему попытались заломить руки. Хохол молча сопротивлялся. Он оказался настолько силен, что Маслов не удержал его и чуть не получил кулаком в ответ. Уланов тоже удерживал жилистую руку с трудом, поэтому исхитрился и для расслабления наградил бандита таким ударом коленом в живот, которым слона можно снести. Хохол крякнул и потерял дыхание. После чего его запястья сковали браслеты.

– Ну вот, все и в сборе, граждане дебоширы, бандиты и разбойники, – оглядев задержанных, произнес Маслов. – Продолжим спектакль…

Понятые, следователи, осмотр – привычное мельтешение лиц, формальные слова, подписи на протоколах. К вечеру задержанных доставили в ИВС на Петровке.

Уланов беседовал с Жоржем. Того впечатлили уже первые эпизоды из перечня подвигов, на которые разговорились его соучастники. Соображал он быстро и конкретно, как и положено спортсмену. Голова его болела после удара, но это не помешало ему сообразить, в какую яму он угодил и что ему грозит обвинение в бандитизме, в покушении на сотрудников милиции, а в итоге – так и вообще исключительная мера наказания. Поэтому, помассировав виски и отказавшись от услуг врача, он сказал:

– Пиши, контора. Глядишь, еще звездочку накинут.

– Твоими бы устами, – хмыкнул Уланов.

Жорж выложил все подвиги, даже с верхом – упомянул грабеж, про который забыли его друзья.

Уланов закончил писать протокол часа через три. И то изложил все конспективно. Сделал круговые движения кистью, рука отнималась от долгой писанины.

Жорж расписался на каждом листе.

– Еще один принципиальный вопрос, – произнес Уланов. – Ты скидывал вещи?

– Нет. Хохол. Его задача. Его люди.

– А кому? В курсе?

– В курсе. Лосю.

– Это кто?

– Игнатий Лосев. Его нумизматы и букинисты знают. Личность известная. Коллекционер.

– А ему зачем столько было?

– Не под запись, потому что мне еще одна статья не нужна. Но я слышал, он с дипломатами якшается. На какое-то барахло импортное иконы меняет. И раскидывает по комиссионным магазинам. Денег у него немерено. Но я на него показывать не буду. И Хохол тоже не будет.

– Почему?

– А он при каких-то очень мутных делах. Мне жизнь дороже.

– Хорошо, – кивнул Уланов. Ему и так было достаточно того, что наговорил задержанный.

Полученную информацию на Лосева Уланов на следующий день оформил агентурной запиской – нужно же закрывать график встреч с источниками оперативной информации, которых у него насчитывалось десять человек. Большинство вообще не имели никаких разведывательных возможностей и числились для галочки, но с каждого нужно ежемесячное сообщение, притом результативное. Вот и тащили испокон веков оперативники всю собранную с миру по нитке информацию в агентурные дела, оформляя их липовыми сообщениями. Некоторые сообщения задним числом делали по уже раскрытым делам, когда те поднимались другими методами. Никто отчетность не отменял и никогда не отменит.

На агентурной записке по Лосеву появилась начальственная резолюция «Направить информацию в органы КГБ СССР».

И правильно. Их линия. Там есть кому заниматься такими субъектами…

Часто после таких посланий чекисты выходили на Уланова, предлагали вместе подработать клиента, узнавали детали, которые не вошли в официальное письмо. Обычная работа – глядишь, что-то и срастется, и на границе задержат очередного злодея. Но прошел месяц. Прошел другой. И была подозрительная тишина – Лосев оказался никому не нужен. Ну и ладно. Лезть в дела КГБ – это себе дороже. У них в разрабатываемых – шпионы и предатели. У милиции – милые сердцу воры и бандиты.

Тем более вскоре стало не до этого. Чередой пошли преступления в отношении иностранцев – обычная мелочовка, но чреватая дипломатическими нотами и начальственным гневом.

А в конце сентября весь отдел подняли по тревоге. Произошло чрезвычайное происшествие – на Ленинском проспекте в циничной форме была сломана челюсть военного атташе Федеративной Республики Германии.

– Ох, и головную боль мы нажили, – простонал Маслов, собрав личный состав. Похоже, голова у него уже болела не меньше, чем челюсть у атташе…