Все, теперь нет в этой «сталинке» моей «кукушки». После того, как я получил две пули, стало понятно, что наши конкуренты охотятся не только за тем же Предметом, что и я, но и лично за мной. Почему за мной? Расчищают поле Поиска, чтобы рыскать на нем в одиночестве? Или решили дать бой «Фракталу»? Непонятно. Но процедура на такие случаи прописана однозначная. Отлежавшись еще два дня в госпитале после пыточной процедуры в томографе «Заречье», чудесным образом вернув себе здоровье и значительную часть сил, я встал в строй. И, прежде всего, сменил документы прикрытия. И машина теперь у меня новая, «Ниссан Ночь» – скромная и надежная. Таких в Москве много, если, конечно, не считать небольшой абгрейд в виде форсажа и кучи хитрых электронных приспособлений. И у меня новая «кукушка» – на двадцатом этаже башни в районе Ленинградского проспекта. Той самой, что изломанной кочергой торчит за тяжеловесным солидным комплексом зданий Всероссийской автодорожной академии.

Но это все полумеры. Все равно Поиск надо продолжать. Значит, придется светиться в разных кругах, дергать на встречи агентов. Так что шанс попасться снова в поле зрения противника весьма велик. Да что там велик – практически стопроцентный.

Я поставил на блюдечко опустевшую чашку. И усмехнулся. Ну вот, начиналось бесплатное представление.

По залу прошла волна чего-то большого, располагающего и уютного. И камнем, вздыбившим эту волну, был, конечно, появившийся на пороге кафе Шашист. Он заполнил все пространство вокруг себя энергией обаяния и благорасположения. При его профессии это необходимо.

Его громадная толстая туша была затянута в узкие желтые брюки и цветастую рубаху навыпуск – эта привычка одеваться, как Петрушка, тоже служила частью его обезоруживающего имиджа. Лысина его блестела вызывающе. Он, улыбаясь радостно и искренне, поприветствовал официантов:

– Здоровья жрецам общественного питания!

Кивнул церемонно тем посетителям, кто удивленно воззрился на явление столь странного персонажа народу. И, мощно, как кит, поплыл к моему столику.

Я поднялся с диванчика. Шашист попытался было сграбастать меня в медвежьи дружеские объятия, но я ловко пресек его порыв, протянув ему руку.

– Всегда говорил, что «Ролекс» показывает не время, а благосостояние, – кивнул я на часики Шашиста – они стоят сто тысяч евродолларов в базарный день, да и то фиг купишь. – Они опять у тебя отстают?

– Ах, Анатоль, оставь свои упреки, – беззаботно отмахнулся Шашист. – Лучше порадуйся моему простому человеческому счастью.

– Что за неземное счастье, Теодор, тебе вдруг подвалило? – даже заинтересовался я.

– Вновь вижу тебя живым и здоровым. Помню, последний раз ты звонил мне из богоугодного лечебного учреждения и был весьма слаб. Сегодня передо мной опять орел, гордо машущий крылами.

С этими словами Шашист грузно уселся на диванчик, который жалобно заскрипел под его немалым весом. Подзывая официанта, он замахал рукой, как будто лопасть вертолета закрутилась.

– Мой милый друг. Осчастливьте меня, пожалуйста, кофе, самым крепким, который только возможно приготовить в турке. Долька лимончика. И двести граммов коньячку. И не мелочитесь, несите самый лучший. Все равно плачу не я, – он блаженно прижмурился.

Тут он прав. По традиции платит вызывающая сторона, то есть его куратор, то есть я. И сам по себе сей факт доставлял моему собеседнику истинное удовольствие.

Когда официант ушел, Шашист произнес доверительно мне:

– Не то, чтобы я нищий. Но тут дело принципа, мой дженераль.

Да уж, принципы у него железные – имея многомиллионное состояние, всегда будь готов с энтузиазмом удавиться за копейку.

– Принципы – это святое, – согласился я. – По делу есть что сказать?

– По делу? Еще как! Наболело, Анатолий. Твои эти Золотые листы проклятые – это вовсе не какое-то солидное дело. Это цирк с конями, клоунами и несчастными случаями на производстве. Жутковатый цирк, скажу тебе.

– Подробности будут?

– А на собрании кричат: «давай подробности», – произнес Шашист как-то угрюмо, что для него несвойственно. – Сперва об этих твоих индейских золотых прокламациях. Понимаешь, это дико редкие раритеты. Больше легенда. Они не актуальны. Они вне сферы интересов антикварного рынка. Никто не знает, сколько они стоят, кому они нужны и куда их деть. Значит, они не нужны никому. Это не предмет торговли. Это предмет досужих домыслов… Был…

– И что изменилось? – напрягся я.

– То, что вдруг они становятся востребованы, притом за хорошие деньги. Кто-то забрасывает удочку, как их найти, сулят золото и самоцветы даже всего лишь за информацию. Не Шишкина с Айвазовским ищут, не иконы Феофана Грека и даже не завалящего Рафаэля. А какие-то золотые страницы, которые доселе интересовали только всяких фриков и уфологов со спиритуалистами.

– Зришь в корень, – кивнул я.

– Иногда, конечно, бывает, что некие группы раритетов актуализируются. Столетиями лежат бесполезным грузом в запасниках музеев. И нигде, кроме музеев, их не найти, потому и рыночной ценой они не обладают. А вдруг бах. Иракская война. Американская военщина, вся сплошь бесстыдные мародеры и тупые варвары, подчистую разграбляют иракские музеи. И в Европу, в США потоком идут совершенно невероятные раритеты. И тогда они становятся актуальными.

– Плавали-знаем, – кивнул я. – Кое-кто из моих знакомых поживился на этом, под видом раритетов из Ирака ударно толкая подделки.

Шашист бросил на меня виноватый и немного испуганный взгляд. Обычно этот прохвост самодовольством светится, как кот, объевшийся сметаны. Но когда его прижимают, начинает строить или виноватые, или умильные рожи, так что хочется погладить его по лысой голове и дать шоколадку «Аленка». Хоть и выглядит он совершенно искренне, это не значит, что он искренен, а означает только, что он великолепный артист аферистского жанра.

Сейчас его выражение означало одно – замнем для ясности. Именно он и продавал эти подделки и хорошо на них заработал. Теперь нувориши с гордостью демонстрируют избранным гостям вещи, доставшиеся прямо из иракских музеев. И пока еще никто не предъявил Шашисту претензию. Все уверены, что это подлинники. А святая уверенность – это главное не только для коллекционера, но и для всех, причастных к культуре. Подделка, признанная всеми, становится раритетом. Так же как самая дикая идея, принятая миллионами, неожиданно становится истиной в последней инстанции, и за нее начинают гибнуть люди.

Шашист, провернувший эту аферу, даже предположить не мог, что я в курсе ее обстоятельств. Ничего, пусть еще раз утвердится в мысли, что мы знаем о нем все. Оно полезно для искреннего сотрудничества.

– В общем, появились на рынке какие-то совершенно мутные люди. Страшные люди. И с ними пришли разор, насилие и прочие несвойственные нашему бизнесу грубые веяния, – Шашист вздохнул и опрокинул в себя коньяк, который только что предупредительный официант наплескал в его рюмку.

– И что было? – спросил я.

– Сарик Капучикян, такой йетти, снежный человечек с Арбата, вообразивший себя почему-то торговцем древностями. Он всегда вел дела нечестно, что, впрочем, в нашем бизнесе вполне естественно и не безобразно. Но он их вел еще и глупо. Запустил слух, что знает что-то об этих несчастных Золотых листах, имеет подход к ним. Врал, конечно.

– Почему ты так думаешь?

– Он всегда врет в надежде что-то вымутить. Ну, нет у него подлинного Золотого листа, так не беда – впарит подделку.

– Что с ним стряслось? – осведомился я.

– Рабочая неприятность, – Шашист хмыкнул, как мне показалось, удовлетворенно. – Найден мертвым.

– Убит? – нахмурился я.

– Инфаркт… Вот только сердцем он никогда не страдал. И куда-то исчезал на день.

– Хочешь сказать, его похитили, выколотили информацию и накололи препаратами? – заинтересовался я.

– Уверен, – отрезал мой собеседник.

– Та-ак, значит, сердце, – протянул я. – Интересно.

Известно мне, у кого любимый способ расправляться с жертвами, используя очень редкий яд, который фактически невозможно обнаружить в крови и который дает картину инфаркта.

– Ну, Сарик понятно, – продолжил Шашист. – Его давно следовало пристукнуть. Но мы видим в этой душераздирающей истории жертв не только глупой хитрости, но и явного недоразумения. Вот скажи мне, за что пострадал нечастный Йосик Бырянский?

– Галерея на Ленинградке? – уточнил я.

– Да. Йосик такой безобидный старый еврей тридцати годков от роду. Мухи не обидит. Всегда знал меру в гешефте. Но это ему не помогло, ибо судьбу не интересовали его нравственные свойства. Она просто послала ему дуболомов, которые посчитали, что у него есть этот чертов золотой боевой листок. И Йосик был им совсем не рад, уверяю тебя, друг мой.

– Он-то хоть жив?

– Жив. Нога сломана, рука вывихнута. Наивная вера в справедливость сильно пошатнулась… Анатолий, дорогой мой человек, ты пойми, у нас тихий бизнес. В нем крутятся огромные деньги, но у нас очень редко выясняют отношения кастетом и пистолетом. У нас не пытают утюгами должников. Изредка, правда, заносит к нам бандитов из большого криминального мира, но они в итоге или учатся хорошим манерам, или их волной смывает. А тут ввалились со всей молодецкой дурью какие-то человекообразные, не считаясь ни с традициями, ни с реальным риском такого поведения. Они с такими манерами долго у нас не протянут, уверяю.

– А им долго и не надо. Лишь бы найти листы, – я вытащил из своего кожаного солидного портфеля «Прада» фотографию. – Кстати, не мелькал такой джентльмен?

Когда меня гоняли по кустам, тот самый Деляга, обещавший мне Предмет, а после подло попытавшийся прикончить, лежал от моего удара без сознания. А к моменту прибытия моей группы поддержки очухался и попытался отковылять прочь. Сидевший на позиции вражеский снайпер понял, что его боевому товарищу не скрыться, ему светит плен и допрос, поэтому просто пристрелил его, как кабана на охоте. И нам досталось безжизненное тело. Ни по картотекам, ни по отпечаткам пальцев и генетике его идентифицировать не удалось. Документы при нем имелись, но липовые. В России этот тип не жил, иначе мы хоть как-то зацепились бы. Вот его фотографию, отфотошопленную, чтобы не видно, что снимали уже труп, я протянул Шашисту.

Тот внимательно посмотрел на фото, где Деляга был в очках. Попыхтел, как паровоз, перевел дыхание:

– Он это.

– Кто?

– Тот черт болотный, что сломал Йосику руку. Йосик его в нудных подробностях мне описал, наболело. Он! – уверенно выдал Шашист. – Самое смешное, что несчастный еврей пострадал зря. У него действительно был Золотой лист. Но другой. Откуда-то с Китая.

– Интересно девки пляшут, – я убрал фотографию.

– Думаю, будь у Йосика то, что искал этот очковый змей, то не лечил бы он сломанную руку, а отдыхал бы в свое удовольствие на тихом кладбище. Так что он считает, ему сильно повезло… Кстати, этот террорист напоследок сказал ему то же самое.

– Что именно? – встрепенулся я. – Дословно.

– Типа – тебе повезло, что пришел я, а не Он. При этом это Он было произнесено с таким угрюмо-торжественным чувством, что Йосик почувствовал себя просто осчастливленным всего лишь сломанной рукой.

– Он, значит, – задумчиво протянул я.

– Ага. Он. Царь Гвидон, – Шашист задумался, потом добавил: – Еще один момент любопытный, друг мой. Те, кто ищет этот Золотой лист, почему-то абсолютно уверены, что он в Москве. Ни в Латинской Америке, ни в каких-нибудь горных храмах и подземельях, ни в Лондоне, а в Москве.

– И поэтому так лихо шерстят именно московский антикварный мир… Ты, великий специалист, Теодор. От тебя хочу услышать – где искать эти листы в Москве?

– Глухо, как в танке. Вообще никого не знал, кто бы интересовался этой ерундой, – развел руками Шашист. – Ну, если не считать одного чудака.

– Какого чудака? – оживился я.

– Да есть у меня один невменяемый приятель. Свихнулся на эзотерике, шаманах, иных цивилизациях. И умудряется даже зарабатывать на них. А это, скажу тебе, похлеще, чем поддельными шумерскими раритетами торговать. Все же шумерские раритеты в природе есть. А ты попробуй заработать на том, чего никогда не было.

– И чего он тебе поведал про Золотой лист?

– Да ничего важного. Я его бредни пропускаю мимо ушей. Но он накатал книгу про тайны истории. И целый раздел посвятил Золотой библиотеке.

Шашист вынул из объемистой крокодиловой сумки, которая стояла у его ног, смартфон. Порылся в сети:

– Вон, глянь!

На экране была яркая обложка печатного издания «Золотая книга потерянной земли».

Взяв смартфон, я ткнул на значок «сведенья об авторе». Возникла его фотография во всей красе. Фамилия, имя, отчество. Краткая биография и список трудов.

Сердце мое радостно екнуло. Леонтий Лошаков. Знакомые лица. Черт возьми, а ведь это моя Нить!..

Глава 5

– Великолепно, – всплеснула руками женщина, сидящая справа от меня в третьем ряду большого зала клуба завода «Шаровая опора». Здесь сегодня проходил слет организации «Непознанная Россия». И я слушал уже третий доклад про тайны Вселенной и беспомощность традиционной науки в их раскрытии.

Только что выступила очаровательно улыбающаяся дама в белом балахоне, бойко собиравшая пожертвования на «Дом приемов инопланетян». С ее слов, такое хрустальное ажурное строение должно вознестись на Болеарских островах, где планируется контакт с инопланетной цивилизацией. Тетка, как патентованный контактер с высшим разумом, это гарантировала. Только денежки нужны на строительство и представительские расходы, чтобы не ударить лицом в грязь перед братьями по разуму.

Потом выступил угрюмый технарь, озабоченный примерно тем же. Но он собирал деньги не на фуршет с инопланетянами, а на базу по приманиванию НЛО. Там должны были быть прожекторы, мигающие морзянкой, радиопередатчики и куча всякой аппаратуры.

Сейчас нездоровый интерес к аномальным явлениям прилично ослаб. А в девяностых годах вся страна болела эзотерикой, НЛО и всякими колдунами-экстрасенсами. Ушлые дельцы делали на лекциях, книгах и таких вот поборах на «Посольство инопланетян» хорошие деньги. Сейчас уже не тот размах. Не разбогатеешь, но на кусок хлеба с маслом вполне хватит.

Затем дородная женщина в японском кимоно вещала про Фэн-шуй и морфологические поля, пронизывающие наше бытие.

– Очень разумно, – вновь воскликнула все та же тетка справа – лет пятидесяти, одетая в легкий серебристый брючный костюм, с крашеными лохмами, вся такая ухоженная и изысканно-тонко-томная. Ей с готовностью подхихикивала и поддакивала ее подруга, знойная женщина с бриллиантами в ушах и в ярком цветастом платье, больше похожая на успешную советскую продавщицу мясомолочного отдела.

Они обе были искренне восторженные и комментировали в таком же восторженном разрезе все выступления. Им нравилось здесь все.

Выступления делились на две категории. Про всякие телепатические контакты с высшим разумом, любовные похождения инопланетян и прочую совершенно бульварную чепуху – эту ересь озвучивали люди или угрюмо невменяемые, или полностью завравшиеся,