Цитаты из книги «Далекое близкое»

А! Это бурлаки бечевой тянут барку; браво, какие типы! Вот увидишь, сейчас подойдут поближе, стоит взглянуть. Я никогда еще не был на большой судоходной реке и в Петербурге, на Неве, ни разу не замечал этих чудищ-«бурлаков» (у нас в Чугуеве бурлакой называют холостяка бездомного).

Эх, возраст, возраст… Ведь подумают – я преувеличиваю, попросту лгу на старости…

О! Quelle idée! Да это я очень люблю, мне это-то и понравилось. И вас прошу всегда говорить мне правду в глаза, говорить, что думаете, в чем не согласны со мною. Я со всеми спорю. И что это? Кто старше? Кто смеет? Нет, нет и нет! Я хочу быть со всеми равным. Мне этот спор у вас очень понравился. Седмиградский ваш очень хороший диалектик.

Его идеи в искусстве были его сердце, его кровь… Ему чужды были восторги эстета восхищающегося искусством для искусства, и классический отживший мир для него был мертв. Душа его была искренна и непосредственна. Один Стасов с беспримерным благородством поддерживал Антокольского в его поруганном, униженном и оскорбленном мире еврейства.

им реального национального искусства окрыляли Антокольского и вдохновляли его живыми идеями и героическими стремлениями живого, истинного художника своего народа.

его и его акцент, и малое, случайное образование. Спорить громко он не любил и не мог. Он знал, что его не поймут. Но в глубине души он горел весь страстью к новому, живому искусству. Стасова он понимал и благоговел перед ним, как перед отцом духовным. Смелый полет благородного альтруизма в Стасове и обожание

Он отпил глоток холодного чаю, сел в трагической позе деларошевского Наполеона под Ватерлоо и тяжело дышал. Наконец тихо заговорил: – Ну скажи мне чистую правду, Илья, разве Семирадский поступил со мною по-товарищески? Ты – правдивый человек, скажи по совести. – Да, по-моему, ничего дурного, особенно намеренного – уж ты это брось! – не было. Стасов, как видно, очень любит спорить. И мне казалось даже, что он спорил с удовольствием и уходил веселый, прощался совсем дружески, весело. И вот еще: стал бы он обижаться! Не бойсь! Этакий Громобой! Да ему десять Семирадских подавай – всех переспорит. Брось ты, иди спать, пора.

– Да успокойся же! Ты как в бреду, плетешь, чего не было, – говорю я. – Как! По-твоему, ничего не было? И ты с ними теперь? Но ведь ты же молчал, ты их не останавливал и не защищал Стасова! И все вы вторили Семирадскому, как сговорились. Разве

которые разнесли его здесь на все корки!

Когда спорили?.. Так что же, ведь он сам же начал кричать первый. Вышел горячий спор, и очень даже интересный. – Вот еще дитя! Ты или хитришь, или ничего не понимаешь. Разве так говорят со старшими? Ты не слыхал, как Семирадский в глаза издевался над таким почтенным, знаменитым писателем. Важничает, что он сын генерала. Молокосос! А главное – ведь Стасов мой гость. И что же, я точно нарочно пригласил таких товари