Цитаты из книги «Далекое близкое»

Меня даже в жар начинает бросать при виде дивного молодого художника, так беззаветно увлекающегося своим творчеством, так любящего искусство!

Вот он, «гуляка праздный», по выражению Сальери.

Много проходило угрюмых групп бурлаков; из них особенно один, в плисовых шароварах, поразил меня: со своей большой черной бородой он был очень похож на художника Саврасова; наверно, из купцов…

Канин как-то удрученно до благочестия молчал и даже не обижался, ни с кем не связывался, не возражал; только брови его все выше поднимались к тряпице, да выцветшие серые глаза детски отражали небо… Мне он казался величайшею загадкой, и я так полюбил его. Скоро сели они на барку, поставили парусок и завалились на боковую – на ту сторону. Барку сдвинули двое кольями и сами взобрались на нее.

Барин, а барин! А нет ли у те-е папироски? – Есть, есть, – радуюсь я общению и знакомству. – Всем, кто курит, дам по папироске. – (Я тогда еще курил.) Я оделяю всех на ходу, стараясь не испортить хода.

Какая фантазия эти дымы из труб! Они так играют на солнце! Бесконечные варианты и в формах, и в освещении то раскинутых кисейным флером, то сгустившихся один над другим густыми облаками. Надо ловить: никогда мотивы не повторяются точь-в-точь.

Вечерами, за чаем, мы делились своими наблюдениями; спорили, острили и много смеялись.

В кустарниках на Лысой горе я впервые уразумел законы композиции: ее рельеф и перспективу. Растрепанный, чахлый кустарник на первом плане занимает огромное пространство картины; кокетливо, красиво он прячет за собою лесную тропинку, а великолепную группу деревьев второго плана делает фоном. Вот рельеф картины; а мы все барельефы сочиняли в Академии.

Жизнь наша пошла мирно и плодотворно для нас.

только Макаров, как истинный барин, в совершенстве оправдывал замечание Тургенева: «Нефальшиво поющего русского барина мы еще не встречали». Но Макаров умно держался: никогда не открывал рта для пения.