3. Май-чародей

Дорожка была проторена, прецедент создан, поэтому теперь они встречались после школы не то чтобы запросто, но по крайней мере без смущения. Были, конечно, расспросы со стороны одноклассников, но каждый из них как-то отшутился, дело молодое, со всеми может случиться.

Никакой регулярности в этих совместных поездках на автобусе не было, многое определялось расписанием уроков и пост-урочной жизни, но если два дня подряд проходили вхолостую, то на третий у Вадима портилось настроение, и он уже сознательно так модифицировал свой план на день, чтобы обязательно пересечься с Юлей до того, как за ней закроются двери автобуса.

Кстати, довольно быстро выяснилось, что за таинственное “одно дело” привело Юлю в точку нахождения Вадима в тот день, когда он впервые проводил её до дома. Оно возникало со строгой периодичностью, два раза в неделю, но Юля, всеми правдами и неправдами, уходила от косвенных, а затем и прямых расспросов Вадима. Он был этим не только заинтригован, но и взволнован, ему мерещилось что-то стыдное, что ли, но непонятно, из какой области.

В каком-то смысле он был прав. Дело было в том, что, по настоянию родителей, Юля брала частные уроки репетитора по математике, предмету, который казался ей скучным, отчего она не могла слишком долго быть сосредоточенной на всех этих унылых теоремах существования и единственности, невыучиваемых тригонометрических формулах и прочем абстрактном занудстве. Именно от этого репетитора и шла она в тот день. А не спешила об этом рассказать, потому что ей было неловко, она боялась, что будет выглядеть глупышом, ведь про Вадима было известно на школьном уровне, что он один из лучших по точным наукам. Не такой, как Зыгмантович, конечно, но то был недосягаемый уровень.

Лишь на третьей неделе она сдалась: интрига становилась всё более и более странной. Вадим видел, что она рассказывает через силу, глядя куда-то вниз и вбок. И в этот момент он почувствовал новое. Раньше ему было просто интересно с ней, да и самолюбие радовалось, чего греха таить: Юля “котировалась” в школе, ходить с ней было “зачётно”. Сейчас же он почувствовал какую-то нежность, желание утешить, поддержать, заверить, что всё в порядке. Не будучи сильно уклюжим в этом новом для себя жанре, он лишь сказал ей серьёзно:

– Зря ты так переживаешь. Не вижу в этом ничего предосудительного. Возможно, и меня в следующем году предки заставят ходить к преподу. Я вот не собираюсь париться, если это произойдёт. Так что и ты переставай, пожалуйста.

Юля подняла на Вадима глаза, в них читались чуть задержавшиеся остатки смущения, а также вновь прибывшие удивление и благодарность. А может быть, ему просто показалось.

Каждый раз они преодолевали один и тот же маршрут: от школы, через две автобусных остановки, стартовую и финишную, и далее до Юлиного подъезда. Любым другим людям это бы в конце концов наскучило, они бы стали искать разнообразия. Но это был не случай наших героев: разнообразие было не в “декорациях”, их окружавших, а в стремительно менявшихся взаимоотношениях между ними. С каждым новым разговором они всё лучше “притирались” друг к другу, всё реже возникали неловкости и неуклюжести. Формировался их собственный стиль общения. Далеко не любая пара людей вообще способна выработать стиль, который бы не раздражал ни одну из сторон.

В автобусе они обычно занимали заднюю площадку, там было просторно, ведь в середине дня основная масса потенциальных пассажиров еще томилась в цехах, конторах и кабинетах. Там они или взахлёб что-то обсуждали, или один рассказывал другому какую-то интересную историю. Если уместна такая метафора, они обнюхивали друг друга, как только что народившиеся щенки. У них так горели глаза и так светились улыбками лица, что невольно наблюдавшие за ними случайные попутчики уже воспринимали их как парочку. Но им было некогда думать о формализмах, они были слишком увлечены друг другом, ведь им было так легко и так интересно вместе.

Кстати, если уж случайно затронулась тема обоняния, то стоит добавить, что Вадиму сразу же и навсегда полюбился запах Юлиных духов. И этим самым он, будучи абсолютным дилетантом, внезапно проявил отменный вкус: по каким-то специальным каналам, Юля сама толком не знала – по каким, этот парфюм доставлялся из самой Франции. Что было по тем временам довольно круто, не все так умели и могли.

Этим счастливчикам никогда не приходилось вымучивать разговор, темы не заканчивались, они возвращались к, казалось бы, уже обсуждённому, но теперь – на новом уровне сближения. Например, к Юлиным трудностям в математике.

– Да что ты таскаешься всё время к этому старикану своему репетиторному? – начинал Вадим.

– А что такое? – напрягалась Юля.

– Да лучше б погуляли вместо этого, смотри, погода какая: ещё только майские на носу, а уже листочки новые повылазили.

– Тебе бы всё листочки на носу. А я потом в институт не поступлю.

– В лесотехнический всех берут, – Вадим изображал сердобольное лицо и делал вид, что жалостливо гладит её по такой красивой, но такой глупой голове.

– Ах так!? – взрывалась Юля, то ли продолжая игру, то ли уже немного всерьёз. – А зато ты! Ты! Ты – алкаш, вот кто!

– Ой, чой-та?

– А кто в тот раз Зыгмантовичу полквартиры уделал?

– Это Райзман, твой дружочек.

– Не поверю ни-ког-да! Лёва – хороший мальчик из приличной семьи. Это ты, ты, ты! – и нарочито хохотала, показывая на него пальцем. Он же делал вид, что собирается в воспитательных целях шлёпнуть ее по одному выпуклому месту, а она делала страшные глаза, попутно совершая замысловатое движение бёдрами, чтобы увернуться от воображаемого шлепка. Вот так и говорили теперь про математику.

Нет, вообще-то они не ржали как кони с утра до вечера, серьёзные разговоры тоже случались. Вадим даже пару раз предлагал, что он станет Юлиным репетитором вместо того старикана, но Юля с улыбкой отвечала: “Не, идея не годная, добром это не кончится: либо целый час будем дурака валять, либо еще что-нибудь”. Вадим уже хотел было сказать: “А вот с этого места поподробней, пожалуйста”, но осёкся, в последний момент решив, что выйдет плосковато.

Но в целом направление мысли Вадима нельзя было признать странным: их катания-гуляния неотвратимо приближались к контрольной точке. Кто они друг другу теперь? Одношкольники-попутчики? Ну нет. Разнополые приятели? Тоже вряд ли. Вадим интуитивно понимал, что они замахнулись на нечто большее, на то, что у взрослых в удачном случае называется “романом”, а в менее удачном – “интрижкой”. Но романтического опыта ему в его только что исполнившиеся 15 отчаянно недоставало, поэтому он был ни в чём не уверен. Юля ушла не сильно дальше вперёд: примерно на полгода жизни и ровно на ноль подобных историй.

И в один из майских дней, уже после праздников, Вадим наконец решился разобраться в сложившейся ситуации через рискованный, но дающий гарантированный результат, классический мужской тест. Он, как всегда, проводил Юлю до лифта, где у них обычно происходил шутливый ритуал прощания, в котором они иногда театрально расшаркивались, как принц и принцесса соседних королевств, а иногда, напротив, бросали друг другу “пятюню” с видом пацанов с района, в зависимости от настроения и по возможности не повторяя вчерашний день. Внезапно Вадим жёстко сломал все их шаблоны и как можно нежнее взял ее за руку. Юля замерла на полуслове. А Вадим продолжил свой смелый манёвр: он потянул Юлю к себе за образовавшуюся сцепку, а для надёжности второй рукой очень аккуратно обнял ее за талию.

Юля сперва будто бы поддалась, но примерно на середине сближения перестала быть пассивным объектом и, к удивлению Вадима, стала отталкивать его, но не столько от себя, сколько от лифта, в сторону лестничного марша, ведущего на второй этаж. Если бы Вадим в этот момент затупил не на секунду, а на две, он, скорее всего, споткнулся бы о ступеньки, которые были у него за спиной. Но он вовремя понял, что нужно идти вверх, до площадки, стыковавшей два лестничных пролёта между первым и вторым этажом подъезда.

И там они впервые поцеловались, без риска, что в полуметре от них внезапно откроются двери лифта и свидетелями этой интимной, в общем-то, сцены станут в лучшем случае просто соседи по подъезду, а в худшем – кто-нибудь из Юлиной семьи или их близких знакомых.

Разрешите мне, пожалуйста, не описывать эмоции наших героев во время своего первого поцелуя, каждый из нас может вспомнить собственные, если, конечно, пребывал в этот миг в трезвом уме и твёрдой памяти. Замечу лишь, что если бы в тот момент они осознали, что такое бывает в жизни человека ровно один раз и более уже не повторится, они бы, наверное, вообще умерли от избытка чувств в тот день и час, и наша история бы на этом закончилась.

Но Юля и Вадим не стали умирать, а, напротив, на следующий же день повторили столь удачный манёвр в столь удобном месте, где их почти не было видно с площадки перед лифтом. А потом и на следующий после следующего. Такой вот у них образовался уголок уединения, как говорится, юному влюблённому на заметку. Лишь изредка какая-нибудь вредная бабка, уловив своим странно нетугим ухом невнятный шорох наверху, не ленилась подняться на семь-восемь ступенек вверх, чтобы резюмировать: “Не наркоманы, слава тебе, Господи”.

Само собой, и у Юли, и у Вадима был какой-то мимолётный опыт, условно говоря, поцелуйчиков на задней парте, смысл которых обычно состоит исключительно в браваде, клоунаде или их линейной комбинации. Но сейчас-то было совсем другое: что называется, по-взрослому, не замечая никого и ничего, часами… Стоп. Фантазия автора, конечно, безгранична, особенно в делах амурных, но надо и честь знать, подвергая героев таким сверхнагрузкам. Поэтому умерим пыл и уточним, что правильнее было бы писать не "часами", а "человеко-часами в неделю".

Собственно, и не в конкретной технике поцелуя было дело (хотя и она прибывала, чего греха таить), а в том, что этим встречным движением они окончательно и бесповоротно заверяли друг друга в том, что они теперь вместе, что они теперь пара и наступили новые отношения, к которым ещё надо приладиться.

Впрочем, база для “боевого слаживания” была годная, в первую очередь благодаря Юле. То ли ввиду удачного расклада генов, то ли в результате грамотного воспитания, а скорее всего, по совокупности этих причин, она обладала цельным, уравновешенным характером, слово “истерика” было вообще не про неё. Это Вадим очень ценил, с такой Юлей