Глава 4
В царской ставке

Вызов в царскую ставку представился Силоносу, как благоприятный момент изложить перед командованием свой стратегический план. Его не тревожили дошедшие до Дура-Европоса сообщения о том, что полководец Сирон, подобно наместнику Самарии Аполлонию, также потерпел поражение на северо-западе Иудеи.

Войска Сирона были наголову разбиты ополченцами Иегуды Маккавея в ущельях Бет— Хорона. Силонос хорошо знал эти места. Он не раз совершал там патрульные поездки, направляясь к Иерусалиму.

Поражения Аполлония и Сирона он рассматривал, как нежелательные события, к сожалению, встречающиеся в военном деле. Будучи поглощенным разработкой своей стратегии в отношении быстро усиливавшейся Парфии, он не придавал решающего значения этим неудачам.

Силонос не верил, что столь небольшая гипархия, как Иудея, может быть опасной для гигантской державы, раскинувшейся от Египта на северо-западе и до границ Индии на юго-востоке.

К тому же, воспитанный на военных традициях армии Эллады, Силонос не представлял себе, что армия крестьян — тружеников жесткой земли Иудеи, не владеющих ни современным оружием, ни знанием военного дела, может представлять какую-либо угрозу империи Селевкидов, которой он присягал.

Действительная опасность, как был уверен Силонос, исходила из Парфии. Согласно собранной им информации, угроза с юго-востока неуклонно возрастала. Парфянский царь Митридат 1 тайно готовился к отделению от империи Селевкидов и созданию своего могучего царства.

Под видом традиционных празднеств, широко известных степным народам, он собирал огромное количество всадников, проводил массовые " сражения" а параллельно с играми конников по сути являвшимися, маневрами, он разворачивал огромную армию пехотинцев: лучников, копейщиков, метателей из пращи, якобы для обеспечения порядка и безопасности этих празднеств.

Лазутчики, высылаемые Силоносом, среди которых нередко был Филон и другие офицеры крепости, докладывали, что генералы Митридата разработали новую и очень опасную тактику боя. Они используют установленные на специальных колесницах небольшие огнеметные катапульты. Эти катапульты были способны прожечь любую защитную стену противника, состоящую из плотно приставленных друг к другу, тяжелых щитов пехотинцев. Затем вводилась в бой пехота, прикрываемая лавиной стрел лучников.

Далее в прорыв шла, выстроенная в треугольники конница. При этом, в ряды деморализованного противника первыми, врывались боевые слоны, находившиеся в остром углу атакующей конницы.

Против этой тактики Силонос разработал свою оригинальную стратегию боя, открывающую возможность, свести на нет парфянскую опасность.

Именно об этих своих разработках он сообщит главнокомандующему Лисию.

Силонос знал, что Лисий является фактическим правителем Селевкидской империи и не скрывает этого. Говоря от имени царя, Лисий настолько входил в роль самого царя, что ни у кого не оставалось сомнений, кто правит империей. И для Силоноса эти знания были особенно важны именно сейчас.

Он был глубоко убежден, что его стратегия найдет положительный отклик у генералов и будет принята Лисием, являющимся также командующим армией.

После трех дней, быстрой и почти непрерывной езды, небольшой отряд, возглавляемый Силоносом, достиг окраин Антиохии.

Силонос был здесь впервые. Но не удивился роскошным дворцам и огромной скученности, прилегавшим к ним домам. Нечто подобное он видел в Афинах, Фивах, Спарте.

В глаза бросалась невероятная смесь форм и стилей. Ионический, дорический и коринфский стили сплелись в безумной схватке, с многообразием восточных форм. Арки, бесконечные ряды колонн, густо синие купола, усеянные золотыми звездами, слепили, завораживали, парализовали.

Каждый дворец во весь голос подчеркивал свое величие, свое бесспорное превосходство над всеми остальными.

По этим дворцам и роскошным зданиям можно было безошибочно определить положение владельца в обществе, степень близости к царскому двору.

Силонос, привыкший к лишениям армейской жизни, смотрел на эти дворцы с явным пренебрежением. Они не вызывали у него ни удивления, ни зависти, но сопровождавшие его конники были в явном восторге.

Их, только что проделавших тяжелый путь по безводной пустыне, особенно поражали дворцовые фонтаны, взметавшие в высь несметное количество сверкавших на солнце прозрачных капель. Но Силонос видел, совсем не то, что поражало его храбрых воинов.

По замеченным лишь им мелочам, он видел, что вся эта кричащая роскошь находится на стадии увядания. Отвалившаяся штукатурка, отколовшиеся и не заделанные части мраморных колонн, пустующие промежутки в окнах витражей, нанесенные горы песка — все это напоминало ему не лучшие времена Афин.

Город был до отказа заполнен солдатами. Они сидели в тени деревьев, размещались на городских площадях, стояли вдоль улиц. Казалось, здесь собраны войска со всех стран селевкидской империи: пехота, конница, боевые слоны. По всему было видно, что готовится огромная военная кампания.

Неужели в четвертый раз на Иудею? — возник невольный вопрос у Силоноса, но он тут же отбросил его. Он хорошо знал, что по собранным им сведениям не было более актуальной опасности, чем со стороны Парфии. Он был уверен, что его доклад и разработанная им стратегия будут приняты Лисием — фактическим правителем всех гипархий от Египта и Палестины до Двуречья и Парфии.

Чем ближе группа всадников Силоноса приближалась к роскошному дворцу Лисия, тем гуще была солдатская масса.

У самых ворот дворца его встретил невысокий человек, плотного телосложения, он был в парадной одежде, вооружен. На его шлеме был прикреплен знак отличия высшего офицера. Его сопровождали четыре вооруженных рослых спартанца. Они также были в сверкавших военных доспехах.

Сделав шаг навстречу подъехавшей группе, невысокий человек неожиданно громким голосом произнес:

— Силонос! Мы ждем тебя более двух часов! — но, увидев крайне усталых лошадей и через силу державшихся в седлах всадников, смягчился. Затем придирчиво осмотрел запыленный мундир Силоноса, тут же кивнул одному из сопровождавших его воинов, и тот передал Силоносу большой тяжелый сверток.

— Здесь новый мундир. — Последнее он произнес с особым ударением. — Переоденься и без промедления к Лисию. Твои воины будут обеспечены всем необходимым. — Он круто повернулся и быстрым шагом направился к распахнувшимся воротам дворца. За ним последовал Силонос и обе группы воинов: спартанцы и конники отряда Силоноса. Ворота тут же закрылись.

Силонос ничего подобного не ожидал. Переодеваясь в новый мундир, со знаками отличия командующего армией он в душе протестовал против ненужной траты времени. Хотя понимал, что это неизбежная процедура перед встречей такого рода.

И, как тогда при встрече с Апеллесом, вручившим ему папирус из царской ставки и назвавший его новое высокое звание, так и теперь, еще до разговора с Лисием он был ошеломлен новым еще более высоким военным чином, присвоенным ему Лисием.

И, как тогда, при получении папируса от Апеллеса, в нем вновь проснулась тревога перед новой неизвестностью.

Он умылся, тщательно сбрил бороду, густо покрывшую лицо, за несколько дней езды. Надел новый роскошный мундир. Отодвинул в левую сторону золоченую рукоятку меча. Заглянул в большое, хорошо отполированное бронзовое зеркало, и не поверил своим глазам.

Перед ним стоял, не опытный боевой офицер, а преуспевающий штабист, один из тех легковесов, которые всегда хищной стаей кружатся вокруг сильных мира сего, и которых он бесконечно презирал.

С новой силой его охватили тревожные предчувствия. Но глубокая убежденность в необходимости довести до конца свою миссию и открыть перед Лисием, а если понадобиться, и перед самим царем, всю серьезность надвигавшейся парфянской опасности и его, Силоноса, стратегию по устранению этой опасность.

Эта убежденность не покидала его, опытного боевого офицера, но не стоящего перед ним штабного карьериста.

— Впрочем, как говорят в Фессалии, не по диаметросу кувшина определяют вкус вина, но по тому, что содержится в кувшине. И он, успокоившись, вышел из отведенной ему комнаты. Он был готов к осуществлению задуманного.

В огромном, сверкающем золотой отделкой зале, он увидел Лисия. Тот восседал в просторном, украшенном слоновой костью, кресле.

Силонос уже однажды встречался с этим могучим властелином, но не узнал его. Военный мундир верховного главнокомандующего имперской армии сиял плотными рядами золотых пластин. На шлеме, помимо знаков имперского отличия, четко видны были крупные драгоценные камни.

Силонос приветствовал высшего военного офицера, как того требовали правила этикета когда-то изученного им в военной академии. Лисий молча кивнул и пристально посмотрел на стоявшего перед ним офицера. Затем велел всем выйти из зала. Указал Силоносу на стоящее рядом кресло.

Они остались вдвоем, и Силонос был этому рад. Пришел его час. Теперь он сможет доложить Лисию свой план, не утаивая никаких подробностей. И история Империи получит новое развитие, не без участия его, боевого греческого офицера, потомка Гефестиона, соратника легендарного императора и великого полководца Эллады Александра Македонского.

Глава 5
План Силоноса

Предлагаемый мною план, — начал Силонос с хорошо скрываемым волнением, — базируется на стратегическом положении Империи, сложившемся за последние годы.

Он напомнил, что Парфия, как и Бактрия, получившие значительную долю самоуправления еще при императоре Александре Великом, со временем начали злоупотреблять оказанным им доверием. Этому обману способствовало и то, что высшие круги зависимой от нас страны, с пониманием и должным уважением относились к принципам великой эллинской культуры.

— Среди этой части парфянского общества, — продолжал Силонос, — как известно, утвердился греческий язык, а божественный Геракл принят ими как символ поклонения. Известно также и то, что основная масса парфян остается верной персидскому языку. И поклоняется вовсе не Гераклу, но своему божеству — Митре, зароастрийскому символу солнца.

Новые, отрицательные для нас изменения в Парфии, начались с восхождением на престол царя Арсака 1, — сухо комментировал Силонос, — ему удалось, не вызывая подозрения наших властей, значительно расширить рамки самоуправления, вплоть до создания регулярной армии.

Лисий внимательно слушал, изредка отвлекаясь, чтобы сделать какие-то пометки на лежавшем перед ним папирусе.

Однако, лишь с приходом к власти царя Арсака IV, принявшего имя Митридата 1, — говорил Силонос, — Парфия начала вести дерзкую, независимую от нашей империи, политику.

Пока его величество император Антиох IV Эпифан был занят военными действиями на далеком западе, ведя войну с враждебным нам птоломеевским Египтом, Митридат захватил обширные территории Бактрии, а затем, не получив достойного отпора, ввел свою армию в Мидию, провинцию, граничащую с Месопотамией.

Таким образом, угроза нависла непосредственно над Антиохией и даже Cелевкией — сердцем нашей империи!

Силонос сделал многозначительную паузу.

— Парфян подлежит немедленно остановить! — и чуть тише добавил, — пока не поздно.

И так как Лисий продолжал хранить непонятное молчание, Силонос продолжал:

— Главный удар по вражеской армии, — как мне представляется, должен быть нанесен … в Мидии.

При этих словах брови Лисия вскочили и сошлись у переносицы.

Видя удивление Наместника, Силонос счел нужным объяснить, — Мидия, выбрана мною не случайно. Она находится между Месопотамией и самой Парфией.

Удар в сторону Мидии будет фланговым ударом, он позволит разорвать армию Митридата на две части, оторвав кавалерию и тяжелую осадную технику от основной массы пехоты: лучников и копейщиков.

Затем первым эшелоном пустить против парфянской пехоты греческую кавалерию, а против кавалерии парфян выставить тяжелую пехоту с квадратными металлическими щитами и удлиненными копьями. Пехоту прикрыть опытными метателями дротиков и лучниками с зажженными и дымящими стрелами.

Силонос был уверен, что столь неожиданная стратегия боя дезориентирует противника, создаст панику в рядах и тем самым обеспечит победу имперской армии без больших потерь.

Сам Силонос, выразил желание стать со своим гарнизоном во главе первой атакующей фаланги.

Завершив доклад, он ждал вопросов или соответствующих суждений о столь важном для него деле. Однако в ответ последовало всё то же безмолвие Наместника. Он поднял золотой колокольчик и повелел немедленно созвать Расширенный состав военного совета Империи.

— Повтори твой план! — бросил он Силоносу

Несколько обескураженный Силонос повторил все, что ранее изложил Лисию. Его так же внимательно выслушали и высшие чины армии. И вновь никакой реакции не последовало.

На одном из этапов доклада, Силонос неожиданно почувствовал, что его красноречие тратится впустую, что, тщательно разработанный план абсолютно никого не интересует. Что решение уже давно принято и его внимательно слушают, точнее, внимательно не слушают. И важные чины присутствуют в зале лишь потому, что здесь находится фактический властитель империи.

Силонос ощутил глубокую пропасть, лежащую между ним и всей этой массой стратегов и генералов, сверкающих золотыми доспехами и излучающих аромат дорогих благовоний.

Возникшее тяжелое ощущение, не остановило Силоноса, вплоть до повторного завершения доклада.

И вновь наступила пустая тишина.

Первым поднялся Лисий.

— Все слышали? — спросил он у заискивающе улыбавшихся придворных. План генерала Силоноса великолепен, достоин славы его великого предка Гефестиона, командовавшего кавалерией самого Александра Македонского.

Однако сегодня есть дела более важные.

Лисий видел непосредственную опасность не со стороны Парфии, поклонявшейся греческим богам Гераклу и Гелиосу, хотя и именовали последнего по-своему — Митрой, но со стороны Иудеи.

— Эти варвары, осмелившиеся восстать против нашей несокрушимой империи, — мрачно сказал Лисий, — должны быть уничтожены! Это важно также и в назидание другим! — Лисий взглянул в сторону Силоноса. — Такова воля императора Антиоха Эпифана!

Силонос, как и все присутствующие, выслушал этот приказ молча. Ни один мускул не дрогнул на его лице, и лишь зрачки глаз расширились как у слепого.

Я приступил к подготовке армии для похода на Иудею, — уже спокойнее продолжал Лисий. — Командование тылом и соблюдение порядка в стране, я возлагаю на генерала Силоноса, — Лисий сделал многозначительную паузу, — император Антиох IV одобрил мое решение. Он также повелел начать подготовку новой большой армии, для возобновления наступления на Египет.

Затем обратился к вновь назначенному генералу и с явной долей фамильярности сказал:

— Твоя армия будет задействована сразу же после полного и безоговорочного подчинения иудейской гипархии, или того, что от неё останется.

Последнее он произнес с такой уверенностью и злобой, что ни у кого из присутствовавших не возникло и доли сомнения — Лисий выполнит свою угрозу.

И все же Силонос никак не мог безоговорочно принять всё сказанное Лисием, хотя и осознавал, что играет с огнем. С чувством глубокой уверенности в своей правоте он повторил, что спасение Империи не в походе на Иудею. Здесь, в Месопотамии, под нашими ногами горит земля!

Это была непоправимая ошибка честного, стратегически мыслящего офицера. Ошибка, послужившая причиной крутого поворота в жизни нашего героя.

Лисий, услышав столь некорректное замечание Силоноса после всего сказанного, криво улыбнулся, произнес.

— Ты слишком долго служил в Иудее, и как мне стало известно, побратался с некоторыми иудеями, и поэтому не видишь их безоглядного фанатизма, враждебного нашему, эллинскому, образу жизни. К тому же, — сделал ударение Лисий, — 20 тысяч талантов золотом, которые Иудея перестала вносить в Имперскую казну, затрудняет нам формирование новой победоносной армии.

— Повторяю, — с нескрываемым раздражением сказал Лисий, — твой план грамотно скроен, логичен. И это доказывает твои военные способности. Однако этот план преждевременен. Ты ставишь колесницу впереди лошадей.

В зале раздался оглушительный хохот. Над Силоносом явно издевались. Поднятием руки Лисий оборвал смех, сказал: — вначале мы полностью подчиним или уничтожим Иудею!

Теперь Лисий говорил властно, однозначно, приказывал.

— Согласно решению нашего великого Императора эту миссию выполню я.

Я поведу нашу победоносную армию и отомщу за смерть храброго Аполлония, мужественного Серона, а также за Птолемея — сына нашего верного слуги Доримена из Келесирии, которых убили иудеи. Моя месть будет беспощадной! Они заплатят за все!

Со мной отправится вся армия, находящаяся на территории от Селевкии до Антиохии. Тебя же, Силонос, я назначаю командующим армии, которую тебе же предстоит сформировать.

Районом формирования новой армии, — все так же резко продолжал Лисий, — будет Александрия Месопотамская.

В столицах Антиохии и Селевкии остаются сильные гарнизоны. Эти районы подчинены самому Императору, и чтобы в моё отсутствие никому не пришло в голову распространить свое влияние на эти города!

Я надеюсь, все присутствующие меня поняли! — и он пристальным взглядом окинул притихший зал.

Однако, видя недоумение и замешательство вновь назначенного командующего несуществующей армии, — Лисий несколько смягченно добавил, — сам Император, зная твою, генерал Силонос, прямоту, честность и храбрость, возлагает на тебя большие надежды. Я же полностью тебе доверяю.

Казна наша пуста, — двусмысленно улыбаясь, продолжал Лисий, — надейся на меня. Я направлю тебе достаточно денег для выполнения твоей миссии. Из тех, что припрятаны в иудейском Храме.

Замолк, неожиданно поднял указательный палец и погрозил Силоносу, — так что, генерал, торопись, у тебя будет мало времени для выполнения твоей миссии. Новая армия очень скоро понадобится!

— Воля императора будет исполнена! — коротко ответил все еще ошеломленный Силонос.

— Уверен в этом! — поощрительно закончил аудиенцию Лисий, — прищурил глаза, вновь сделал многозначительную паузу и добавил, — ты, Силонос, проявил себя как способный армейский руководитель. Быстро укрепил расползающийся гарнизон форпоста в Дура-Европосе, доукомплектовал его и хорошо обучил военным действиям.

Все это было учтено при твоем назначении. Однако же… — Лисий впервые замялся, — Император счел нужным, чтобы развернутая тобой новая армия не выходила на пределы Александрии Месопотамской, этого стратегически важного приморского района на юго-западе империи.

К тому же, — продолжал он, — я возлагаю на тебя обязанности флотоводца этого имперского форпоста. — Последнее он произнес с фальшивым удовольствием, так как хорошо знал, что флота попросту нет. Не считать же флотом несколько устаревших трирем.