Глава 5

Вернувшись с пира в отведённые ему покои, княжич Безприм повалился на постель. Ему не хотелось признаваться самому себе, что он не может думать ни о чём, кроме как о хмеле.

Безприм осенил себя крестным знамением и прошептал молитву в надежде отогнать греховные мысли. Хоть он и не пил, но во рту прямо-таки стоял привкус хмельного мёда.

Нет. Нет, нет, сказал сам себе княжич Безприм. Я не хочу сегодня упиваться. Отец поверил в меня, епископ Ламберт верит. И я не подведу их. Надо думать, как вызволить сестру.

В покои княжича вошёл пан Бржетислав, который, хоть и пил на пиру без меры, разум каким-то чудом сохранил.

– Чего ты, Безприм, с самого нашего выезда из Гнёзно ни мёдом себя не потешишь, ни вином заморским? Не захворал?

– Не время пить, – ответил Безприм, – мы здесь, словно в логове волков, и разум – единственное наше оружие.

– А по мне, так русичи – люди душевные, – сказал Бржетислав, – ты зря страшишься, княжич. Нам вон князь Ярослав прислал кувшин чудесного ромейского вина. Давай наполню кубки.

– Я не хочу сейчас, – злобно огрызнулся княжич Безприм.

Княжич боялся, что сейчас он не выдержит и поднесёт кубок к губам. Усилием воли он поборол себя.

Бржетислав не на шутку испугался. Больше всего на свете он боялся, что княжич перестанет пьянствовать. Ведь тогда он непременно раздружится с ним. За что разумному человеку привечать младшего сына одного из мечников своего деда?

– Бржетислав, – примирительным голосом произнёс княжич Безприм, – думаешь, княгиня Владислава в темнице?

Об этом Бржетислав думал меньше всего. Его куда более заботило то, что князь Ярослав помимо кувшина с вином прислал ещё и красивый кубок. Бржетислав хотел присвоить его себе, а для этого княжич Безприм должен был упиться до беспамятства.

– Думаю, что стоит обсудить это, наполнив кубки.

– Ну ежели тебе так будет проще, то наполни свой кубок, – раздражённо ответил княжич.

Бржетислав наполнил кубки княжичу и себе, однако, к великому удивлению пана, княжич Безприм и в этот раз устоял и не стал пить.

– Не верю я, что если бы она была свободна, то не встретилась бы со мной. Может, мы с ней и не друзья, но всё же родная кровь.

– Да чего ты о ней печалишься? Я тебя, княжич, прям не узнаю. Ты отчего так изменился? Жизнь даётся один раз, и её надо прожить так, чтобы потом было стыдно вспомнить, – постарался подшутить Бржетислав, – иначе она прожита зря.

Однако княжич Безприм к шутке отнёсся холодно и вместо того, чтобы рассмеяться, отвернулся от своего друга.

Безприм злился, и сейчас ему общество Бржетислава было неприятно. В голове кружились мысли о том, как он вернёт себе доброе имя в глазах отца. Почему-то Безприм вспоминал, как много лет назад князь Болеслав учил его биться мечом. Он никому больше не доверял обучение старшего сына воинским умениям. Безприм с грустью вспомнил, как сильно расстроился отец, когда понял, что к ратным умениям у княжича способностей нет.

– Я докажу, что не только мечом можно снискать славу, – прошептал Безприм, а затем, повернувшись к Бржетиславу, проговорил, – ты иди-ка спать. Сейчас не время хмельным забавам предаваться.

Бржетислав от таких слов аж рот разинул. Кубок, который он намеревался похитить и продать на торгу, был явно не дешёвым. Ромейская работа.

– Может, по чарке, чтобы лучше спалось? – пропищал Бржетислав в последней надежде.

– Не сегодня.

Оставшись один, княжич мысленно вознёс Господу молитвы за то, что тот даровал ему волю побороть соблазн. Правда, Безприм тут же подумал с сожалением, что его друг, верно, страдает от пьянства. Может, Господь откроет и ему глаза.

Наедине с самим собой было ещё страшнее, чем рядом с человеком, пьющим хмельное. В голове безостановочно крутилась мысль, что чарка ромейского вина не повредит. Безприм дважды подходил к заботливо оставленному кувшину и дважды отходил от него. Он знал, что если притронется к кувшину, то упьётся.

Не зная, как победить самого себя, он стал молиться. По мере того, как он говорил хорошо заученные слова на латыни, часть из которых он толком не понимал, желание выпить исчезало.

***

На дворе было ещё темно, когда Будый проснулся. В последнее время он спал всё меньше и просыпался всё раньше. Натянув рубаху, боярин сел трапезничать.

Хоть хмельное, выпитое на пиру, и улетучилось, но голова была не совсем свежей, и это злило боярина.

– Чего ты так медленно всё делаешь! – прикрикнул боярин на челядинку. Та как раз принесла ему блюдо с варёными яйцами.

– Вот, боярин. Курочки стали нестись.

Будый взял одно из яиц в руки и, повертев его некоторое время в руках, положил на место.

– Унеси их прочь. Я после пиров яйца есть не желаю. Слышал я, что один молодец так вот после пира яичко в рот запихнул и задохнулся. Может, проглотил?

Челядинка молча унесла яйца, понимая, что спорить с боярином не стоит, тем более когда у того настроение вовсе не весёлое.

Велико было удивление воеводы, когда он узнал, что к нему пожаловал княжич Безприм и желает с ним поговорить. Отказаться встретиться с проклятым княжичем, который, судя по лицу, был горьким пьяницей, а на деле и не пил вовсе, он не мог.

– А я как раз о тебе и вспоминал, мой дорогой друг, – приветливо сказал Будый, – проходи в мой дом. Я всегда буду тебе рад.

Хуже встречи с княжичем была только встреча с паном Бржетиславом, который так пока и не получил своего коня. Будый обнял Безприма, а затем Бржетислава, а после этого все вместе сели за трапезный стол.

– Будый, – обратился к ближнику Ярослава княжич Безприм, – я знаю, что ты самый близкий к князю человек, а кто-то вообще поговаривает, что ты – голова князя, которая принимает решения. Я хочу попросить тебя не как княжич, а как брат, который просит увидеться с сестрой. Ведь нет ничего плохого, если я увижу Владиславу. Зато моё сердце будет спокойно.

Будый насупился. Вот ведь принесла нелёгкая в его дом княжича. Что ему сказать?

– Знаешь, княжич, – неторопливо начал Будый, – коли хочешь увидеть Владиславу, то проси об этом князя. Я ведь просто его ближник, старый пестун. На самом деле я давно уже никаких советов Ярославу не даю. Владислава, думаю, будет рада тебя увидеть, ты ведь брат её. Только вот вернётся она, думаю, к концу лета, так как за несколько дней до твоего приезда Ярослав отправил её в Новгород. Война – не самое лучшее место для женщины, а здесь, нутром чую, ещё будет литься кровь.

Безприм понял, что здесь что-то не так. Отчего это от него прячут Владиславу? Почему пестун князя не хочет их встречи и прикрывается, что княгиню отослали?

Будый понял, что княжич засомневался, и сделал таинственный вид, а после полушёпотом проговорил:

– Не обессудь, княжич, но дело в том, что княгиня родила до сроку, а дитя-то совсем здоровое. Ей бы ещё с животом до середины лета ходить. Получается, не от Святополка сестра твоя понесла. Это и пытаемся укрыть. Тебе сказал, так как ты с ней одной крови. Позор этот прикрыть нужно – вот и прикрываем.

– Не может такого быть!

Будый опустил глаза и сделал каменное выражение лица.

– Женщина может понести не только, если желала этого. Слышал ли ты, что князь Владимир, отец князя Ярослава, человек был очень… гм, гм…, в общем, не всё так просто. Ежели Владислава родила от Владимира, то как ни крути, а ребёнок этот – брат Ярославу и Святополку. Тебе сказал, так как верю и надеюсь, что ты тайну схоронишь.

Княжич Безприм был сбит с толку. Будый это сразу понял и мысленно похвалил себя. Вот теперь ломай голову, княжич, как тебе быть. Настаивать ли на том, чтобы князь Ярослав тебе с Владиславой встречу устроил, или всё же остаться в стороне.

– Коли так, то получается, что мой племянник – брат Ярослава? – спросил Безприм.

– Во-во. А время сейчас такое, что сыновья Владимира Святославовича не сильно между собой дружны. Может, лучше твоему племяннику всё же остаться сыном князя Святополка? Не гневись. Правда – она ведь не всегда приятна. Вот к концу лета, коли желание будешь иметь, можешь и с Владиславой встретиться.

Будый понимал, что так долго гостить здесь княжич Безприм не сможет. Во я как сочинил! Ежели мои слова на веру взять, то мы, можно сказать, доброе имя и Святополку, и Владиславе спасаем, подумал Будый.

– А как сына нарекли?

– Владимиром, – не задумываясь, ответил Воевода, – в память о деде… или отце.

***

Поскольку княжич Безприм тешить свою душу и плоть хмельными напитками по-прежнему не желал, пан Бржетислав отправился погулять по городу в одиночку. Первым делом он пошёл на торг, чтобы купить бочоночек славного ромейского вина. Бржетислав не собирался сдаваться и всё же надеялся, что княжич Безприм перестанет изображать из себя достойного человека и вновь предастся греху пьянства, а он, пользуясь этим, продолжит своё обогащение.

Вино на торгу продавал ромей. Пальцы, украшенные золотыми и серебряными кольцами, свидетельствовали о том, что торгаш далеко не беден. Рядом с лавкой Бржетислав приметил человека, одетого в лохмотья. Несмотря на то, что на улице уже давно наступила весна, на голове у этого бедолаги была меховая шапка, криво одетая и явно побывавшая в луже. От человека, на котором она была надета, шёл неприятный запах свиных испражнений.

– Что ты глаза отводишь, Иосиф? Разве не помнишь меня? Дай мне хоть чарку вина. Неужто не веришь, что я тебе плату не принесу?

Торговец вином посмотрел на пьянчугу с презрением, а затем растёкся в доброжелательной улыбке перед паном Бржетиславом.

– Чего угодно, господин? Вина из Византии и Рима! Старые и молодые!

Бедолага подошёл к Бржетиславу и схватил его за рукав. Тот с отвращением отшатнулся от него.

– Опохмели меня, – хрипло произнёс пьянчуга, – хочешь, я для тебя за кружку хмельного кого жизни лишу?

– Уймись, Ульян, – вмешался торговец, – не смотрите на него, господин. Часто неумеренность превращает людей в скотов. Вот этот человек когда-то и впрямь был богат. Но никаких своих богатств он не может удержать.

– Ну что, – прохрипел Ульян, – опохмелишь? Разве ты не видишь, что я страдаю? Вот, хочешь, шапку возьми – лисья!

Бржетислав брезгливо посмотрел на протянутую ему шапку и с удивлением подумал: этот бедолага что, и впрямь думает, что я лису от козы не отличу?

– Так не лисья.

Ульян покрутил шапку в руках и надел обратно на голову.

– И что? Не видишь, как меня лихоманка трясёт? Коли не испью – сдохну. А я подыхать не хочу.

Бржетислав с испугом заметил, что пьянчуга сжимает кулаки. Такой может и побить. Ладно, подумал поляк, налью этому животному кружку. Я от этого не сильно обеднею. Заодно и пораспрошу его обо всём.

– Господин, – обратился пан Бржетислав к торговцу вином, – налей этому несчастному человеку кружку какого-нибудь не крепко дорогого пойла, а мне, пожалуй, дай испробовать вина, что ты с Рима привёз.

– Не бери то, что с Рима, – нагло влез в разговор Ульян, беря из рук торговца чару и разом опустошая её, – кислятина и потом от него голова кружится. Давай вон ещё одну. Видишь, господин платит.

Торговец вопросительно посмотрел на Бржетислава, а когда тот кивнул, налил Ульяну ещё одну кружку. Эту кружку тот пить залпом не стал, а принялся смаковать.

– Возьми лучше византийского вина, – со знанием дела произнёс Ульян, – я всегда его пью.

– Ты? – недоверчиво спросил пан Бржетислав. – Да ты хоть ведаешь, сколько такое вино стоит?

– Не, – беззаботно ответил Ульян, – я, когда у меня серебро в карманах есть, вообще ничего не ведаю. А ты, смотрю, не местный. Может, работка какая для меня имеется? Там, кого придушить или чего ещё?

Бржетислав расхохотался. Что о себе возомнил этот пьяный скот? Думает, что он может быть мне полезен! Да я, можно сказать, государственный муж, какой мне от него толк.

– Ты же можешь только дрова наколоть да порося зарезать. Такими делами челядь занимается.

– Да не только, – ухмыльнулся Ульян и протянул кружку торговцу, – наливай, пёс блудливый, да не этой кислятины, а того, что я люблю.

Ромей взял чару с лёгкой улыбкой и посмотрел на смеющегося Бржетислава, не спеша наполнять чару вином.

– Чего оглох, – грозно спросил Ульян у торговца, поправляя шапку, а затем, повернувшись к Бржетиславу, совсем другим тоном проговорил, – да я все тайны Киева, да что Киева, все тайны Руси прознать могу. Меня даже сам князь Ярослав иногда зовёт, когда ему помощь в таких делах нужна.

– А узнать, что с человеком, можешь? У моего друга сестра потерялась. Много лет он её не видел. Сможешь узнать, где она и что с ней? – спросил Бржетислав, подумав, что если он примет участие в делах княжича, то хуже не будет, а коли и вовсе всё будет ладно, то не грех за такое и награду просить.

– Ага, – кивнул Ульян и с презрением посмотрел на ромея, – ты чего, гнусная рожа, мою чару не наполнил? Давай поторапливайся – видишь, вон господин тебе всё оплатит.