«Могу подсказать тебе осень…»

* * *

 
Могу подсказать тебе осень
И запретить зиму.
Посыпались росы-розы
С колючками, невыносимо…
 
 
Могу тебе крикнуть «не надо»,
Но разве имею право?
Мгновение дышит на ладан
Тем вечером в винной оправе,
И ты маленькой точкой
Пригрезишься снова и снова.
Звони мне, пожалуйста, срочно,
Обмолвись хотя бы словом!
Я подскажу тебе остров
И бурю смогу запретить,
На брудершафт звезды
И жить, жить, жить.
 

«Солнечно бывает недолго…»

* * *

 
Солнечно бывает недолго,
Для начала всего три дня.
Потом летящие по небу голуби
И бег вздыбленного коня.
Как быстро прощается с тобой время
И выныривает под мостом.
Это как в неоконченной поэме —
Финал на потом.
 
 
А завтра солнечно будет,
Так повелось в судьбе.
Прибудут другие люди,
Напомнят мне о тебе.
 
 
И так захочется чуда
И солнечных облаков,
И телеграммы: «Я буду
До рождения стихов».
 

«История немного без тебя…»

* * *

 
История немного без тебя.
Тягучий поезд бег свой продолжает,
Колеса монотонно повторяют
Забытую мелодию дождя.
 
 
В окошке свет.
И все совсем не так:
И разговор, и шепот на задворках,
И ты вдали, и голос твой негромкий,
И след твоей тревоги на губах.
 
 
Пребудет утро, нас застав на миг,
Развеет миф вчера на миф сегодня.
Повелевая правилом господним,
Придумает надежду на двоих.
 

«Давай разделим Питер…»

* * *

 
Давай разделим Питер – город-стих:
Казанский, Мойку
И большой Исакий,
Твой тихий ямб,
Мой грешный амфибрахий
И голоса знакомых и родных.
 
 
А день к исходу.
Полная луна.
И кони на Фонтанке замирают.
Истории вполне себе хватает:
Лишиться сна иль не лишиться сна.
Проснувшись, не будить, увы, других.
Давай разделим Питер на двоих?
 

«В том колодце…»

* * *

 
В том колодце,
Где мало воды,
Отражение выпью до дна.
Мир замерзнет до самой весны,
До однажды забытого сна.
 
 
И проснуться как будто хочу,
Обжигаясь водой ледяной,
И в тот самый колодец лечу,
И твое отраженье – со мной.
 

«В Иоанно-Богословском монастыре…»

* * *

 
В Иоанно-Богословском монастыре меня встретил старик в рясе.
Посмотрел и дал в руки молитву Святому и Животворящему Кресту.
Выбрал меня из группы людей и разговаривал долго.
Все разошлись. Мы двинулись к мощам, долго молились:
«О, Кресте Всечестный! Осенением твоим меня вразуми».
В Иоанно-Богословском, что недалеко от Рязани, мне казалось, что я чему-то научился, чему-то важному, главному, не мирскому.
Далече эти дни, близко слова молитвы «О дивный чудодейственною силой четвероконечный и трисоставный Крест Христов».
Старик не мог благословить, он просто молился в этом монастыре.
 

«Тихая гавань. Утро. Море…»

* * *

 
Тихая гавань. Утро. Море.
Волна у твоих ног.
Отмотаем пленку на повторе,
Твой собеседник продрог.
 
 
Ты сбросила платье,
Стала красивей,
Теплей от недолгого сна.
Еще назад все с тобой прокрутили,
Еще на задворках зима,
Еще акварелью не пахнет вовсе
И просто, просто слова.
Еще не приехал утренний поезд,
Еще не кружит голова.
 
 
Еще каникулы Римские где-то,
И высится Спас на крови,
На полустанке – шальное лето,
Лето нашей любви.
 

«Любить тебя за то, что ты живешь…»

* * *

 
Любить тебя за то, что ты живешь.
С тобою думать, вдалеке тревожась.
Бояться, что июльский теплый дождь
Про нас забыть однажды просто сможет.
 

Армянские эскизы

«Я почему-то не приезжал к тебе, мой город…»

* * *

Я почему-то не приезжал к тебе, мой город…

Я не видел твоих гор, покрытых библейской пеленой, не входил в глубокие воды Севана, не поднимался к храму IV века, где свечи и годы плавятся одновременно… Я не останавливался перед каскадом высоты, и не стремился идти вверх, где город кажется еще красивее. Где он летит, оброняя молитву Нарекаци, ловя звуки удивительной армянской музыки. Музыки слов, горя, радости и человеческой боли.

Я приехал к тебе на свидание, Ереван.

«Столько пещере лет…»

* * *

 
Столько пещере лет,
Только в пещере хлеб.
Облако на просвет,
Дождь и колючий снег.
Вечен времени бег, где тишина на всех.
 

«Потрясение гор…»

* * *

 
Потрясение гор,
Отражение гор,
Освещение гор…
И не стал я ни лучше,
Ни хуже с тех пор.
 
 
Каждый раз я взбираюсь по этой тревожной тропе.
Каждый раз возвращаюсь к исподней судьбе,
Где так властны повторы, движению дней вопреки,
Где отчаянно горы рождают стихи,
Где на каждой вершине, увы, продолжается спор.
Потрясение гор, отражение гор, продолжение гор…
 

«Чередую руки – муки…»

* * *

 
Чередую руки – муки,
Чередую и терплю.
Оглушительные звуки,
И люблю, люблю, люблю.
 
 
Чередую страны – раны,
Звезды – города ловлю,
Быль, негромкие обманы,
И люблю, люблю, люблю.
 
 
Чередую ночь и утро,
Сны и явь не отделю.
Покаянные минуты,
И люблю, люблю, люблю.
 

«Арно – как флорентийская река…»

Арно Бабаджаняну

* * *

 
Арно – как флорентийская река,
Вот-вот он поведет нас по теченью.
И музыка, и грусть, и облака
Не в такт опережают настроенье.
Движенье нот на миг остановив,
Арно еще колдует у рояля,
И столько новых лиц в огромном зале
Бормочут незатейливый мотив.
Течения негромкая судьба,
Ее лишь только музыка подхватит.
 

Джазовый клуб

 
Маэстро, загляни на огонек.
Разбрось пасьянс. Встряхни немые ноты.
Коньячный дым и судеб повороты,
И музыки нечаянный восторг.
 
 
Маэстро! Оглянись над суетой.
Так долги ожидания минуты!
Вот занавес откроется, как будто
Закрывшись перед барышней-судьбой.
 
 
И хлопотны мгновенья, и слова
От исповеди искренней, усталой,
Из ночи в утро проскользну едва,
Чтоб снова Ваша музыка звучала.
 

Причуды Севана

 
Видимо, лодка к Тамаре плыла,
Видимо, плыл в ней мужчина влюбленный,
Ночь покрывало неслышно сняла
С этой дороги – судьбы потаенной.
В облако катится ложе любви,
Громче грозы восклицанья и вздохи,
Я подставляю ладони свои
И допиваю последние крохи.
 

«Возвращаемся, Севан, возвращаемся…»

* * *

 
Возвращаемся, Севан, возвращаемся.
В тихом храме над свечою покаемся.
Звезды рады твоему возвращению,
У людей и звезд то взлет, то падение.
Возвращаемся, Севан, в годы ранние
К нашим улочкам, домам и окраинам,
К нашим песням под зурну, к плачам горестным,
В нашу долгую весну старой повести,
Где в надежде по слогам начинаемся.
Возвращаемся, Севан. Возвращаемся.
 

«Я Библию читал, смотрел на горы…»

* * *

 
Я Библию читал, смотрел на горы,
И виделись события, повторы,
И горечь возле радости, и вздор,
И годы, что, судьбе наперекор,
Вчерашней суетой, увы, казались.
Мы с Ереваном
Медленно прощались,
И продолжался жизни вечный спор.
 

«Закладка. Замечанья на полях…»

* * *

 
Закладка. Замечанья на полях.
Матфей и Марк задумались, однако,
Лишь город затаится в облаках,
И заворчит под натиском бумага…
 

Эхо войны

Кадры хроники. 41ый – зима

 
Я вижу этот бой,
Летящее ура.
И визг сирен в ночи,
И зарево погоста.
Я вижу тех ребят,
Негромкое «пора»,
Поднять пехотный полк
И превратиться в звезды.
 
 
Одна из них, звезда, до песни долетит,
Другая глубоко в земле замерзшей канет.
И порастет травой,
И птицей улетит,
И в чьих-нибудь руках заветным счастьем станет.
 
 
Я вижу этот бой,
Замедленный подъем,
И подвигом страны
Становится присяга.
А мы о той войне
Загадочно поем,
А им еще идти
До мая, до Рейхстага.
 

Дедушка Яков

 
Вечер свое наважденье припрятал,
Было светло и тепло до утра.
Мы не увидимся, дедушка Яков,
И не пришла нашей встречи пора.
 
 
Ксендз к алтарю, подбоченятся хаты,
Грянет весна, и наступит война.
Мы не увидимся, дедушка Яков,
Это не наша с тобою весна.
 
 
Из родословной останется строчка.
Мама. Снаряды, летящие в ночь.
Судьбы, зарницы и гнев многоточий,
Не пожалеть и, увы, не помочь.
 
 
И продолженье из боли и страхов,
Ожесточение хлеба и сна.
Мы не увидимся, «Дедушка Яков»,
И не откликнется наша весна.
 
 
Вновь соберутся случайные люди,
Лихо гармошка раскроет меха.
Вспомнят кого-то, кого-то осудят,
И покаянье за горстью греха.
 
 
Бабушка, так свою боль не оплакав,
Вот и останется в мире одна.
До возвращения, дедушка Яков,
В тихой молитве забытого сна.
 

«Возникла война инвалидом…»

В. Шамшурину

* * *

Возникла война инвалидом

          у наших ворот,

Костылями и бредом

          кричащего сна.

И атаки, атаки.

          Израненный взвод:

«А у нас была тишина».

Возникала весна

Похоронками…

Белый конверт,

И осколками горе…

И ночь от проклятий черна,

Только слышно в избе,

Как заплачет

Израненный дед:

«А у нас была тишина».

Трепетала любовь

          за околицей,

В песне потерь.

          Земляков обжигали

И грели, как боль,

          ордена.

Только в память

Однажды откроется дверь:

«А у нас была тишина».

«Васильковые пряди…»

* * *

 
Васильковые пряди
В голове у полей.
По тропинке – к прохладе
По России моей.
По березовым тайнам,
По ключам озорным,
От незримых проталин
По оврагам сплошным.
Где пора сенокосов
И бессонных ночей…
Наболевшие грозы
Вместо серых дождей…
И к рукам материнским,
Где прожилина – век.
Все неблизкое – близко
С горизонтами рек.
С вечной дымкою синей
Замирает земля,
И рассыпет Россия
Все приметы ея!
 

Альпийский цикл

«Не выпускайте облака…»

* * *

 
Не выпускайте облака
Из рук своих.
Им суждено встречать века,
Теряться в них.
И поднимаясь высоко,
Вмиг исчезать…
Как на ладонях нелегко
Порой держать.
Вот колокол на башне бьет,
Пришел черед,
И облако к рукам твоим
Не пристает.
А вверх дорога далека.
И ветер стих.