Однако жизнь распорядилась так, что гладкие изначально планы, составленные в Петербурге, рассыпались словно карточный домик под дуновением дальневосточного ветра. Началось с того, что «Варягу» из-за вынужденного ремонта силовой установки задача идти в Иокогаму была снята. Командование эскадры подобрало для этого другой корабль. Экипаж «Варяга» вместе с ремонтными инженерами и рабочими без сна и отдыха занимался подготовкой к выходу крейсера в море. Поговорить о своем тайном деле с Рудневым Андрею не удавалось, а самому командиру, озабоченному ремонтом, скорее всего, было не до разведки и не до мичмана. Деливрон, привыкший относиться к порученному делу с ответственностью, весьма переживал из-за выпавших неурядиц.
Вдобавок ко всему прочему он неожиданно свалился с лихорадкой и оказался на больничной койке в японском военном лазарете в Нагасаки. Мысли о том, что он подвел людей, которые рассчитывали на его участие в решении задач по Японии, терзали молодого человека. Длительное и осточертевшее лечение усугубляло скверное настроение.
Желая немного отвлечься и занять работой голову, Андрей начал составлять русско-японский разговорный словарь. Работа была непростая, содействие в ней опять-таки оказывала Коико, бескорыстная помощница и его добрый ангел. Он спрашивал у девушки перевод таких бытовых и просторечных выражений, которые не мог узнать во время учебы в Петербурге. А она с подробно отвечала на его вопросы и подсказывала новые разделы будущего словаря.
Отношения молодых людей были спокойными и чистыми. Андрею нравилась Коико, он понимал, что и сам ей небезразличен. Им было хорошо вместе, они обсуждали самые разные темы, но не переходили грань, которая отделяет дружеские чувства от чего-то большего. Хотя иной раз в разговорах были близки к тому. Как-то Андрей заполнял страницу с русскими глаголами на букву Л, а Коико с хитринкой в голосе спросила:
– Андрей, ты знаешь, как сказать по-японски «рюбрю тебя»?
Деливрон улыбнулся в ответ, но будто строгий учитель поправил:
– Коико, ты не совсем правильно произносишь это прекрасное русское слово. Постарайся сказать: «лю-лю-люб-лю, люблю»!
Девушка старательно повторила несколько раз, глядя, как учитель вытягивает губы и показывает, как нужно прислонить язык к нёбу.
– Молодец, получается! А по-японски я знаю. Если мужчина говорит, это будет «аистеру-ё», если говорит женщина, то – «аистеру-ва».
– Хорошо! – откликнулась Коико. – Но хочу подсказать тебе, что в отличие от вас, европейцев, мы, японцы, редко говорим «я люблю тебя». Мы считаем, что проявление любви следует показывать действиями, отношением, жестами.
– И что же японцы так и не говорят, все время молчат? – пошутил Андрей.
Коико засмеялась:
– Нет, если все-таки нужно выразить чувство словами, то говорят «ты мне нравишься», по-японски «ски да-ё» или «ски да-ва», когда говорит женщина.
– Спасибо, я тебя понял, дорогая Коико! – церемонно, как японец в знак согласия, склонил голову Андрей.
Коико бросила на него короткий взгляд и смущенно спрятала лицо в ладони.
Часы, проведенные с девушкой, бодрили и способствовали полному выздоровлению молодого офицера. Вскоре лечащий врач сказал, что пациент выздоровел, и Андрей получил разрешение начальника лазарета выехать в Иокогаму, чтобы встретиться с русским консулом.
По пути, чтобы скоротать время в поезде, Деливрон пустился в размышления. Он уже не считал, что скверно сложившиеся обстоятельства спутали все планы, которые они строили с Вирениусом, и перестал упрекать себя за то, что подвел людей, рассчитывавших на него. Так или иначе в Японию он все же попал и провел в этой стране полгода. С помощью Коико его разговорный японский язык теперь не отличается от того, на котором говорят местные жители, что позволяет полностью их понимать и свободно объясняться. Кроме того, в Японию он прибыл официальным путем с разрешения властей страны, поэтому может вести себя здесь довольно свободно.
Встреча в Иокогаме упрочила его уверенность. После знакомства русский консул по фамилии Баврин, немолодой, полный человек, довольно потирая руки, воскликнул:
– Ну, наконец-то! Я уж вас заждался. Ведь вы – «Моряк», я правильно назвал оперативный псевдоним, присвоенный вам в Петербурге?
Деливрон согласно кивнул, расположился в предложенном кресле и стал внимательно слушать. Хозяин кабинета сел за рабочий стол.
– Да-да, мне по закрытым каналам связи давно сообщили о вас и о задачах, которые вам поставлены военно-морским командованием. Ваше появление в Стране восходящего солнца пошло не по плану, но не беда. Теперь вы на месте и можно начинать работать.
Баврин открыл тяжелую дверцу сейфа, достал папку и извлек из нее документ, на котором лежала увесистая пачка денег.
– Здесь ваше жалованье за прошедшие месяцы в японских иенах. А эта бумага – выписка из приказа о присвоении вам звания лейтенант и указание провести положенный отпуск после излечения от болезни непосредственно в Японии. Пребывать здесь следует до тех пор, пока в один из японских портов не зайдет русский военный корабль с вакансией для вас. А эти деньги прошу передать комендору Прохорову, который лечился с вами в Нагасаки. Сообщите ему и об отпуске после болезни.
На столике рядом появилась бутылка французского коньяку и рюмки. Консул налил и сказал:
– Предлагаю выпить за ваше новое звание, за наше знакомство и успешную работу.
На душе у Андрея стало тепло и приятно.
Хороший коньяк, весть о присвоении очередного звания и общение по вопросам разведки на равных с почтенным консулом способствовали тому, что Деливрон почувствовал себя весьма уверенно и расстался наконец с комплексом собственной вины перед Вирениусом. Он увлеченно принялся обсуждать, какие задачи и с каких позиций ему предстоит выполнять. Но прежде всего рассказал, что в лазарете стал свидетелем подготовки пяти батальонов резервистов японской пехоты. Это были первые добытые им разведывательные сведения.
– Интересное сообщение, – задумчиво проговорил Баврин. – Я предполагал, что мобилизация уже идет, но вы первый принесли фактический материал. Есть предположения, что японцы готовятся высадить десант в Корее. Ваши пехотинцы-резервисты, скорее всего, и войдут в состав Корейского экспедиционного корпуса. Затем, вероятно, последует вторжение в Манчжурию и объявление войны России-матушке.
– Да, из Нагасаки до Кореи, можно сказать, рукой подать, за светлый день добраться можно. Пересекаем пролив Цусима, прибавляем ход – и мы под корейским берегом. Кстати! На днях меня выпишут из лазарета, и я смогу использовать свой отпуск для посещения морских портов западного побережья Японии и выявления признаков подготовки их армии к десантным операциям и флота к ведению войны на море.
– Э-э-э, молодой человек, вот именно тот случай, когда говорят, что торопливость нужна лишь при ловле блох. Не обижайтесь! Глотните-ка еще коньячку и послушайте опытного человека.
Хрусталь коньячных рюмок зазвенел в честь будущей победы русского оружия. Консул высыпал на ломтик лимона треть маленькой ложечки ароматного молотого кофе, а сверху добавил щепотку сахарного песку. Лакомство отправил в рот вослед допитому коньяку и закатил глаза с видом абсолютного блаженства. Потом сказал Деливрону:
– Попробуйте! Чудо, как хорошо! Я ведь до Японии в Сиаме служил по дипломатическому ведомству, где у французов и научился премудрости закусывать коньяк лимончиком с кофе. Насладились? То-то же! Теперь к делу! Вам я посоветую не лезть на рожон, ведь вы в Японии пока новичок, хотя прекрасно владеете языком. В первом же порту, куда вы направитесь после выписки из госпиталя, на вас обратит внимание полиция как на иностранного шпиона. А вести разведку надобно следующим образом. Вы поступите на курс императорского университета в Токио, туда принимают иностранцев. Пока не началась война с Россией, к вам отношение будет спокойное. Начнете учиться, к примеру, на юридическом факультете, привыкните на новом месте, к вам привыкнут, обзаведетесь знакомствами. И вот тогда подберете для себя надежных людей из местных, которые будут выполнять ваши задания в любых портах страны, не привлекая к себе внимания.
– Я думал о поступлении в университет. На филологическом факультете есть отделение русского языка, который совместно с прочими студентами изучают офицеры японского Генерального штаба. Вот где нужно заводить интересные знакомства.
– Согласен с вами, и это важно. Поэтому готовьтесь и не мешкая поступайте учиться. Вы упомянули о составленном недавно русско-японском словаре. Я подскажу, где лучше всего его издать. В сложившихся условиях в Японии словарь будет хорошо продаваться, и у вас появятся неплохие средства на жизнь и для работы. Деньги нужны всегда, это тоже важно. Помимо всего прочего вы должны учитывать, если начнется война с Россией, всю русскую дипломатическую службу, в том числе вашего покорного слугу, в мгновение ока выдворят с островов. Придется вам действовать самостоятельно. Поэтому надо думать об организации связи для передачи в Россию добытых сведений. Пока я здесь – связь будет идти через меня. Но вам следует уже сейчас искать дополнительные каналы связи. Разведка без связи – пустая самодеятельность! Вот так-то, коллега!
Хорошему настроению даже осень на чужбине не помеха. Обратной дороги в Нагасаки Деливрон почти не заметил, тем более что поезда в Японии ходили минута в минуту по расписанию, а на станциях царили чистота и порядок.
В лазарете его обрадовал начальник, который сообщил, что лечение закончено, отдал документы о выписке и разрешил оправляться, куда душе будет угодно.
Выйдя из кабинета начальника лазарета, Андрей пошел порадовать добрыми вестями комендора Прохорова, которого тоже выписали.
– Здравия желаю, ваше благородие, – басовито прогудел моряк, отпустивший во время лечения усы и бороду для солидности. – Вот уж душевное мое вам спасибо, и за деньги, которые принесли, и за добрую весть, что выпускают нас из этого больничного плена. Только не останусь я здесь, на японской земле, более ни на один день, не буду ждать, кады за нами русский корабль придет. Не уговаривайте! Пусть даже потом дома под суд пойду! Сегодня же в порту наймусь палубным матросом на любого иностранца, а через несколько дней спишусь на берег в Корее аль в Китае. Там уж до Расеи легче добраться: и чугунка проложена, и другие транспорты с грузами ходют. А может, и до Владика, до нашинской земли, пароход пойдет. Всяко уносить ноги отсюда поскорее надо. И вам бы, вашблагородь, надо тикать. Навряд ли сюда какой русский крейсер придет, потому как не сегодня завтра японцы войну против наших начнут.
– Это почему же ты, Прохоров, решил, что японцы войну начнут? – встрепенулся Деливрон, услышав интересующую тему.
– Тут никакого секрета, вашблагородь. Я частенько в порт захаживать стал, как ноги силу почувствовали. А там смотрю: японцы из своих гражданских пароходов военные корабли делают, пушки ставят, торпедные аппараты… К мирной жизни таким макаром не готовятся, так мне думается. Да и то, разговоришься в порту с кем-либо, кто мало-мало по-русски балакает, все в один голос твердят: война не за горами. И военных кораблей с каждым днем все больше прибывает.
– Пожалуй ты прав, Прохоров, и мне надо к войне готовиться. А тебе пожелаю доброго пути.
– И вам прощевайте! Вашу доброту я буду помнить. Может, и свидимся когда-нибудь. Земля-то круглая.
С улыбкой Андрей пошел по коридору в свою палату и вдруг остановился, увидев грустную Коико с глазами на мокром месте.
– Коико, что случилось, моя хорошая? – обеспокоенно спросил он.
– Андрей-сан, тебя отпустили из лазарета, ты уходишь, и мы никогда не увидимся? – дрожащим от слёз голосом, опустив голову, спросила девушка.
– Успокойся, пожалуйста, Коико! Я тоже не хочу расставаться с тобой, и давно хотел сказать об этом. Пойдем в сад, погуляем, поговорим!
Большой фруктовый сад с яблонями и сливами и аккуратно подрезанными вечнозелеными кустарниками начинался позади здания лазарета. Стояла тихая поздняя осень, листья с ветвей облетели, но по ухоженным дорожкам, выложенным морской галькой, гулять было приятно и уютно. Молодые люди неспешно шли, взявшись за руки. Андрей стался успокоить девушку и рассказывал о своих планах на жизнь после ухода из лазарета:
– Коико, завтра я поеду в Токио, подам документы на поступление в университет, найду в столице жилище для нас, приеду за тобой и увезу тебя в Токио. Скажи мне, ты хочешь уехать со мной?
– Да, Андрей-сан, мне всей душой хотелось бы быть всегда с тобой, но, боюсь, что из этого ничего не выйдет…
– Но почему? – искренне удивился Деливрон.
– Потому что с этим никогда не согласятся мои родители.
– Давай вместе поедем к ним, упадем в ноги, как говорят в России, скажем, что любим друг друга и попросим благословить нас. Где они живут?
– Они живут на юге нашего острова Кюсю, в сельской местности, в большом доме с прислугой. Мой отец потомок древнего рода, он убежден, что у девушки из самурайской семьи не должно быть ничего общего с иноземцами. Если мы приедем к родителям с тобой вдвоем, будет только хуже. Тебя не пустят за ворота, а меня запрут в доме и не разрешат больше жить в Нагасаки и работать в лазарете. Лучше туда не ездить, чтобы отец с матерью пока обо мне ничего не знали. Я не могу представить, как поступить, чтобы было лучше.
– Дорогая Коико, но мы не можем расстаться с тобой навсегда из-за того, что твой отец живет, будто феодал в Средние века! Ведь двадцатый век уже наступил! Ну не плачь, моя хорошая, мы что-нибудь придумаем. Давай поступим так: я обустроюсь в Токио, а ты ко мне приедешь хотя бы на несколько дней. Потом и ты попробуешь найти себе работу в столице, и мы будем рядом. Хорошо?
Он обнял ее, а она положила голову ему на грудь. Потом он поцеловал ее заплаканные глаза и шепнул, что все будет хорошо. Она грустно улыбнулась в ответ.
– Да, господин лейтенант, вынужден признаться: вы владеете японским языком настолько хорошо, что я, японец, никогда бы не подумал, услышав, такой правильный выговор, что вы – чужеземец. Удивили! – непринужденно сидя в плетеном кресле, признался собеседник Деливрона, офицер в форме лейтенанта военно-морских сил Японии.
Их беседа велась на террасе знаменитой библиотеки Токийского университета, куда посетители выходили, оторвавшись от книг, чтобы попить чаю, покурить или просто поговорить. На просторной террасе стояли столики с креслами. Моряки, русский и японский, почти ровесники, познакомились случайно в библиотеке, где выделялись среди остальных читателей офицерской формой. Собеседник Андрея отрекомендовался как Торо Кабаяси.
– Все дело в практике, господин Кабаяси. Я почти полгода лечился от лихорадки в японском лазарете и мог практиковаться в разговорах с врачами и медицинскими сестрами, которые не говорили по-русски. Японский язык я начал учить несколько лет назад в Петербургском университете, получил некоторые навыки, которые закрепил здесь, разговаривая с носителями языка, – объяснил Андрей наличие успехов в разговорной речи.
Японец не хотел соглашаться:
– Вы меня простите, господин Деливрон, но я считаю, что иностранец не в состоянии научиться настолько чисто говорить по-японски. Этот язык – очень сложный! Особенно для европейцев. Сознайтесь, ведь в семье какие-нибудь родственники были настоящими японцами, и они учили вас разговаривать на нашем языке с детства. Поэтому вы научились говорить, как настоящий японец.
Андрей улыбнулся, развел руками и возразил:
– Не было у меня в детстве родственников из Японии, которые учили бы меня языку. Учился только самостоятельно. Вы уж извините, что пришлось опровергнуть вашу теорию.
При этом он подумал, не рассказывать же случайному знакомому историю о помощи медсестры Коико.
Кабаяси с сомнением в глазах решил закончить спор и перевел разговор на другую тему:
– А какие предметы вы изучаете в университете?
– После излечения от болезни мне пришлось остаться в Японии в ожидании захода русского военного корабля с вакансией для меня. Чтобы не терять времени даром, я решил продолжить учиться. Поступил на юридический факультет. Так что сейчас главным образом читаю книги по юриспруденции. Скоро мне предстоит держать экзамены по этому предмету на японском языке. Приходится много заниматься. В свою очередь, господин Кабаяси, я очень удивился, увидев у вас в руках книги по химии. Какой курс осваиваете вы, морской офицер?
О проекте
О подписке