2

– На три часа, – буркнул Богданов, меняя марафет – убирая в карман бейсболку и натягивая капюшон кофты на затылок.

Справа, на три часа, Гущин разглядел в толпе снующих по платформе пассажиров двоих знакомых. Лично Гущин не успел с ними познакомиться, зато хорошо знал обоих по фотографиям – в его обязанности, как новичка, входило ежедневное изучение фототеки всех зарегистрированных и проходящих по досье полиции метрополитена карманников. Короткостриженый, небритый Ваха в серой ветровке. И 26-летний щуплый, с восточным разрезом глаз, Кузьма. Это была его кличка. Оба топтались у края платформы, делая вид, что ждут поезд – а сами украдкой сканировали сумки потенциальных жертв.

– Заходи слева.

Когда подошел поезд, опера загрузились в вагон вслед за Вахой и Кузьмой. Гущин заметил, как те обменялись едва заметными жестами.

– Договариваются, кто будет щипать, а кто прикрывать, – шепнул Богданов. – Эти двое часто вместе работают.

В качестве жертвы они выбрали семейную пару. Полная низенькая женщина с сумкой и ее тщедушный мужичок в старомодных стареньких очках. Ваха протиснулся к ним – очевидно, роль прикрытия досталась ему. Он встал боком между супругами, блокируя и отсекая мужичка. А затем принялся привлекать к себе внимания, громко и противно собирая в горле мокроту – так, как часто делают заядлые курильщики. Супруги, как и должно быть, зашевелились, чтобы вернуть равновесие. В этот момент позади женщины начал работать Кузьма. Прикрываясь пакетом, он потянул пальцы к ее сумочке. Гущин этого не видел, но угадал по характерному движению плеча.

Продвигаясь вперед и не сводя глаз с Кузьмы, Гущин успел заметить кошелек в его руке. Секунда – и кошелек отправился назад в сумочку. Очевидно, Кузьма поспешил, потому что женщина что-то почувствовала. Она строго обернулась и сказала:

– Эй!

В этот момент перед ними вырос Богданов.

– Антоха, этого держи! – бросил, теперь уже не таясь, он Гущину, а сам схватил Кузьму за запястье. – Не шевелись, Кузьма. Женщина, полиция. Проверьте свой кошелек.

– Что? – растерялась та. – Чего это? Чего?

Богданов повторил. Гущин тем временем блокировал Ваху. По его бегающим глазам, которые он бросал на двери вагона, Гущин понял, что карманник рассматривает и версию побега, и покачал головой:

– Не советую, хуже будет.

В этот момент поезд стал замедляться, за окном замелькали колонны, а уставший голос по громкоговорителю объявил станцию – «Парк культуры». Богданов вывел на платформу Кузьму, Гущин Ваху, растерянные супруги выбрались следом. Присев на скамейку у одной из колонн, женщина забралась в свою сумочку и принялась в ней рыскать. Нашла кошелек, открыла, зашевелила пальцами и губами. Подняла глаза.

– У меня не пропало ничего.

– Пересчитайте.

– Да не пропало ничего, говорю. Столько же, сколько и было. Что я, денег своих не знаю?

Богданов мысленно выругался.

– Ладно. Извините за беспокойство. Больше вас не задерживаем. А вы двое идете с нами.

Полная женщина и ее тщедушный мужичок удалились, что-то ворча. Кузьма и Ваха вели себя спокойно, что только раздражало. Их повели в местное отделение, расположенное у перехода. Богданова люди в форме признали, а вот Гущин на всякий случай показал удостоверение – за месяц службы он успел познакомиться не со всеми людьми подземелья.

– Документы, – командовал Богданов. – Карманы вывернул. Вещи на стол. Медленно! Ты тоже.

А в это самое время в десятке километров от «Парка культуры», но в паре минут езды от нее – на станции метро, где располагалось отделение полиции на метрополитене, к которому были прикреплены оперативники – происходили странные вещи.

Все началось, когда в метро спустился худощавый и жилистый, черноволосый парень лет 25—30 с характерной восточной внешностью. На нем были кожаная куртка и черная вязаная шапочка, а за плечами висел полупустой городской рюкзачок. Самый обычный парень, которых в метро пруд пруди – глазу не за что зацепиться. Он прошел через турникеты и начал спуск вниз по облицованным мрамором ступенькам. Людей было много – будни, разгар дня – и парень с рюкзаком, хоть и спешил, но не пробивался вперед, не обгонял и не работал локтями, а старался держаться в потоке.

Шагая вниз, парень с рюкзаком периодически совал руку в карман и что-то проверял. Убедившись, что это что-то на месте, он убирал руку, но через несколько секунд машинально снова шнырял ладонью в карман – убедиться, что драгоценное нечто продолжало оставаться там, где ему положено быть.

Когда парень с рюкзаком вышел на платформу, поезд только тронулся и с нарастающим гулом и свистом понесся в тоннель, как гигантский червяк, которому сделали угол адреналина. Спешить тем более было необязательно. Парень с рюкзаком двинулся вдоль ряда колонн к центру платформы.

Какой-то неловкий тип задел его плечом – так, что парня развернуло на 45 градусов. Он уже открыл было рот, чтобы сказать хаму пару ласковых, но хама не обнаружил. Повсюду были только снующие по своим делам люди, и парень понятия не имел, кто именно задел его.

Ну и черт с ним, подумал парень и продолжил движение. Через пару секунд он сунул руку в карман, чтобы в очередной, неизвестно какой по счету, раз убедиться в наличии его драгоценного имущества. И застыл, невольно разинув рот. Потому что карман оказался пуст.

Карманник! Его обокрали!

Парень с рюкзаком похолодел. Он принялся озираться по сторонам, в лихорадочной и панической попытке понять и вычислить, кто так нехорошо с ним поступил. Это было бесполезно.

Парень вспомнил все ощущения от толчка неизвестного в плечо. Теперь он убедился окончательно – парень стал жертвой карманника.

Парень бледнел с каждой секундой. Озираясь и мечась по платформе, он забыл, куда держал путь. Словно вся его жизнь изменилась раз и навсегда. Впрочем, так оно и было.

Парень с рюкзаком понятия не имел, как теперь быть. Ехать на встречу было бесполезно. Отложить ее, восстановить данные и передать их позже, делая вид, что ничего не случилось?

А если… Парень побледнел еще больше. А если это был – не просто карманник? А если кто-то о чем-то узнал, и сейчас его сделали пешкой в чужой игре? А если теперь все их Дело – под угрозой?

Парень не мог рисковать всем. Он выхватил телефон и принялся названивать по одному ему известному номеру. Когда на том конце послу двух гудков взяли трубку, парень затараторил. Он говорил возбужденно, стараясь тихо, но его голос все равно слышали все прохожие. Многие косились на него: во-первых, парень вел себя нервно и был взвинчен, во-вторых, он продолжал озираться по сторонам, хотя глупо было на что-то надеяться, в-третьих, он говорил на никому из прохожих не известном гортанном языке.

Парень замер на полуслове, когда в толпе мелькнули синие мундиры. Их было двое. Двое полицейских – с дубинками, рациями и жетонами на груди – шли прямо к нему. Только сейчас парень понял, каким был дураком, что так себя повел. Он похоронил все шансы на успех.

– Молодой человек, – когда до парня оставалось пара метров, сказал один из полицейских, – Ваши документы, пожалуйста.

Парень вел себя, как дурак, потому что не был готов к предыдущему инциденту в метро. Его к такому не готовили. Но к нынешнему инциденту он был подготовлен. Нечто подобное он переживал мысленно десятки раз. И сейчас ему не нужно было принимать никаких решений – решение было принято уже очень давно.

Он развернулся и побежал. Парень с рюкзаком со всех ног бросился к выходу в город. Он несся вперед, расталкивая прохожих, которые что-то вскрикивали, ойкали или просто немели. Позади раздался вопль «Полиция! Стоять!», но парень лишь увеличил скорость. Ему было необходимо вырваться наружу.

Толпа впереди стала подниматься вверх, как живой склон человеческой горы – ступеньки, ведущие к выходу на поверхность. Но именно там его поджидали новые неприятности. В толпе он различил человека в полицейской форме. Тот посмотрел на парня с рюкзаком, удирающего от кого-то, разглядел в 5—6 метрах позади бегущих коллег в форме – и сообразил.

– Стоять! – крикнул полицейский и побежал наперерез. Прямо на парня.

Остановился он лишь на долю секунды. Слева от платформы все завибрировало и завыло, а платформу станции метро заполонили увеличивающиеся и нарастающие гул, свист и стон из тоннеля. Поезд. Парень оглянулся на настигающих его преследователей, которые уже тянулись к своим дубинкам. Парень с рюкзаком стиснул зубы и метнулся налево, к краю платформы. А потом прыгнул вперед.

Поезд, вынырнувший из темноты, осветил ярким лучом прожектора лицо рухнувшего на рельсы перед ним человека в черной куртке и с рюкзаком на плече. А потом был удар. И следом – крики, охи и ахи очевидцев, которые становились все громче.

Патрульные остолбенели, глазея на визжащий от экстренного торможения поезд метро и не веря своим глазам. Потом переглянулись, и один из них дернул с пояса рацию:

– Центральная, пост 45—1, у нас ЧП!

На станции «Парк культуры» Гущин и Богданов смотрели вслед удалявшимся по переходу Вахе и Кузьме.

– Надо же, как подфартило сукам, – ворчал Богданов. – Он ведь вытащил лопатник! И сразу назад сунул, гнида. То ли почуял что-то, то ли… Черт.

– И что будем делать?

Богданов пожевал что-то во рту и сплюнул.

– Они продолжат работать. Давай за ними. Только теперь осторожно.

Выдвигаясь за карманниками, оперативники быстро переоделись. Богданов снова нацепил бейсболку, а на шею повестил наушники. Гущин на ходу вывернул двойную – купил специально для работы! – ветровку, превратив ее из серой в синюю, нацепил на нос широкие солнцезащитные очки и затолкал в рот половину пачки жевательной резинки.

А затем карманники разделились. Гущин видел, как Ваха и Кузьма перебросились парой фраз и разошлись. Ваха двинулся к выходу в город, а Кузьма направился к переходу с Сокольнической на Кольцевую.

– Все, – буркнул Гущин. – Отбой.

Богданов не собирался сдаваться.

– Ничего не все. Им подфартило, не каждому так везет. А день-то только начинается. Не с пустыми же руками им с работы возвращаться. Ваха – черт с ним, но Кузьма еще собирается поработать. Вот увидишь.

Гущин послушался, потому что ничего другого ему не оставалось.

Кузьма всем своим видом демонстрировал, что шарить по карманам больше не собирается. Зайдя в вагон, он уселся, извлек из своего пакета газету и принялся читать. Пару раз стрельнул глазами по сторонам, проверяясь. Гущин исподлобья, стоя в 10 метрах от карманника и, несмотря на расстояние, еще и маскируя свой взгляд очками, видел, как Кузьма быстро скользнул взглядом по нему, не останавливаясь. Слава марафету.

Вор доехал до «Таганской». Там засобирался. Уже на платформе Гущин сообразил, что Богданов был прав – Кузьма не собирался сдаваться. Потому что вместо выхода в город он перешел на Таганско-Краснопресненскую линию и принялся бродить по платформе, выискивая жертву.

– Он на Беговой как-то раз кошелек ломанул, – вспомнил Богданов. – По камерам его срисовали, да предъявить нечего было.

Заходя в вагон, Кузьма на секунду прижался к толстяку. Когда тот обернулся, Кузьма, как и полагается, сделал рожу кирпичом и просто обошел его.

– Ничего не спер, – предугадывая вопрос Гущина, кратко бросил Богданов.

Опера вошли в соседние двери вагона и замерли у поручня, следя за Кузьмой. Тот прошествовал на пару метров в их сторону, подальше от заметившего его – и наверняка запомнившего —толстяка, ухватился за петлю и с отсутствующим видом уставился в окно.

Но так продолжалось недолго. Уже перед «Кузнецким мостом» сидевшая в метре от Кузьмы женщина в наушниках сунула книжку в сумочку, забросила ее на плечо и направилась к выходу. Кузьма пристроился следом. Богданов одним взглядом отдал команду, и Гущин принялся продираться в сторону домушника.

Поезд прибыл на станцию, когда их разделяли жалкие два метра. Со своей позиции Гущин отлично видел все. Когда поезд начал замедлять скорость перед остановкой, кучка желающих выйти пассажиров сгруппировалась у выхода. Кузьма держался строго за девушкой. Приподнял пакет, прикрываясь им, как ширмой. Время он рассчитал тютелька в тютельку – когда карманник выудил кошелек из сумочки, та дернулась, девушка почувствовала что-то, но в этот момент двери распахнулись. Опередив ее и еще раз задев, теперь локтем, сумочку девушки – чтобы показать, что ее предыдущее «что-то» не таило в себе никакой угрозы – Кузьма просочился вперед и выскользнул на платформу перед своей жертвой.

Оказавшись на станции, Кузьма тут же шагнул в сторону перехода на «Лубянку». Гущин обернулся, увидел Богданова и махнул ему рукой на удалявшуюся в другую сторону девушку. Тот кивнул. Тогда Гущин бросился к Кузьме.

– Секунду!

– Что? – Кузьма не верил своим глазам. – Опять?

– Руки, чтоб я видел! – рявкнул Гущин, напрягая глаза. – Только попробуй мне скинуть, зубы выбью, понял?

Девушка, которой Богданов торопливо объяснил, в чем дело, бросилась проверять сумочку. Ее глаза расширились, когда она обнаружила отсутствие кошелька.

– Его нет! Мои деньги… Их нет!

Богданов едва не крякнул от удовольствия.

– Пройдемте с нами.

В этот день на их станции от оперативников дежурил Курилин. Богданов похвалился ему, связавшись по служебному телефону, что они взяли Кузьму, и, как всегда, предложил это дело вечером отметить. Если бы день прошел впустую, они все равно что-нибудь, да отмечали бы, поэтому Курилин согласился. Но дождаться приятеля и новичка-Гущина в стенах ОВД ему не удалось – рация захрипела, телефоны зазвонили наперебой, и Курилин узнал о произошедшем на их родной станции ЧП.

Когда он прибыл на платформу, где неизвестный парень с рюкзаком сломя голову сиганул под поезд, та была уже забита коллегами и работниками метрополитена. Движение на ветке приостановили на несколько минут – на время, которое понадобилось, чтобы найти между поездом и задней стеной тоннеля, облицованной мрамором, обмякшее тело неизвестного с переломанными костями, и выудить его на поверхность. Труп положили в конце платформы, за крайней колонной, и, чтобы не смущать пассажиров, даже отгородили его металлическим заборчиком и накрыли куском брезента.