Но я забежал далеко вперёд. Потому что мои первые уроки фехтования прошли вовсе не в «Динамо», а совсем в другом месте. Наша улица – Дружба молодёжи упиралась в стадион имени Ленина. Под трибунами этого стадиона работала фехтовальная Кировская детско-юношеская спортшкола. И самую первую тренировку я запомнил навсегда. Дело в том, что у нас с братом был один и тот же размер. И когда я впопыхах, как всегда, собирался на тренировку, перепутал кроссовки. Хватился только тогда, когда папа привёз меня на стадион и познакомил с тренером. И в раздевалке я пришёл в ужас, поняв, что у меня две кроссовки на правую ногу. Что было делать? Кое-как натянул одну из правых на левую ногу и так провёл своё первое занятие.
Правда, в этой секции я надолго не задержался: тренер оказался чрезмерно строгим. Если он давал индивидуальный урок, а ты ошибался в каком-то движении, он бил тебя по бедру рапирой с захлёстом. И на бедре оставался рубец. Практически все его ученики ходили с такими рубцами: чтобы выдерживать дистанцию, чтобы правильные рефлексы вырабатывались. Но этот тренер, его уже нет в живых, поэтому и не называю его фамилию, часто уезжал на соревнования. И завещал на время его отсутствия тренироваться в «Буревестнике», который находился в центре города. Кстати, в то время только в Баку было очень много фехтовальных секций. Многие из них «квартировали» неподалеку друг от друга. И когда на первой же тренировке в «Буревестнике» я встретил своего одноклассника из 23-й школы Игоря Олейникова, я оттуда уже не уходил. Так до августа 1979-го – почти два года – мы занимались вместе.
Но я ещё только-только начинал более-менее серьёзно относиться к фехтованию. И в школу ходил с сумкой, в которой вместо учебников уже лежали кеды, спортивные трусы, майка и перчатка. Меня привлекал азарт борьбы, само участие в соперничестве, возможность перехитрить соперника и продержаться на дорожке как можно дольше. А что ещё нужно было мальчишкам? Выяснить между собой, кто сильнее. Приходишь на тренировку, ещё даже не переодевшись, занимаешь очередь для спарринга – ив раздевалку. Само собой, тренеры давали уроки – без этого в фехтовании не бывает. Но я рвался на дорожку с непременным желанием победить во что бы то ни стало.
В «Буревестнике» я задержался на два года во многом из-за своего одноклассника и двух тренеров – Александра Фёдоровича Страшкина и Лейлы Арифовны Зейналовой, благодаря которым во многом и влюбился в фехтование окончательно. А с августа 1979 года началась настоящая работа – тренажёры, кроссы, растяжки: я вообще деревянный был, как Буратино. Всё это было уже в «Динамо» с Балояном. Понимал, что и мне, и моим тренерам будет со мной непросто – к 14 годам уже не было той эластичности, которая присуща юным созданиям.
На Всесоюзной Спартакиаде школьников 1981 года в Каунасе я уступил Анвару Ибрагимову за «вход в четыре», а наша команда оказалась второй – для Азербайджана очень высокое место, уступив очень сильной команде Казахстана. Мы проиграли – 4:5.
Так вот, тогда меня заметил Олег Леонидович Глазов, который был старшим тренером молодёжной сборной СССР, и пригласил в Измаил, что в Одесской области, на сбор национальной юношеской команды.
Хотел бы в этой связи сказать несколько слов про Глазова. Внешне строгий, он никогда не позволял себе несправедливости. Это был человек интеллигентный, с хорошим чувством юмора. Позже, когда уже не было Советского Союза, он стал старшим тренером по виду, позже работал главным тренером сборной России, возглавлял тренерский совет. А когда меня назначили главным тренером в 2013 году, обратился к нему с просьбой остаться на этом посту. Жаль, что получилось не очень долго. В день, когда мы вернулись из Будапешта, где после 11 лет смогли завоевать Кубок наций за общекомандную победу, Глазова не стало… Рано ушёл.
А в Измаил из Одессы добирались на «кукурузнике» минут сорок. Там и познакомился практически со всеми, кто был потом во взрослой сборной страны.
Привёз тогда с собой две рубашки. Зачем? До сих пор понять не могу – зачем на сборе вообще нужны рубашки. Причём, одна ярко-ярко салатовая, другая – ярко-ярко оранжевая. Наверное, мне – 15-летнему пацану, да ещё впервые участвующему в таком форуме, хотелось как-то выделиться, привлечь к себе внимание. Поэтому подобное излишество было простительно.
Но обе рубашки были мятые. Мне же надо было их погладить. Надо попросить кого-то из девчонок? Но я вообще никого не знал.
Услышал разговор двух подруг с фехтовальными чехлами, одна другую, как мне показалось, называла Лилей. Проследил, куда они пошли. Со всей мальчишеской прямотой, не раздумывая, постучался в дверь. Открыли, и я с ходу: «А Лилю можно?» Они в смех: оказалось, что это не Лиля, в Виля – так подружки Ольгу Величко называли. Вышла малюсенькая пигалица, а я опять с ходу: «Можно я принесу рубашку погладить?» Мне почему-то казалось, что все девочки должны уметь гладить рубашки.
Тут я уже совсем обнаглел – и принёс не одну, а обе своих рубашки. И она их погладила, уж и не помню как. Так и познакомились. А потом постоянно играли втроём в карты, в «подкидного дурака» – Ира Караева, Оля Величко и я. Кто проигрывал, тому били картами по ушам. Меня не жалели – и уши у меня были фиолетового цвета. Но и я в долгу не оставался – и у них уши были как у Маленького Мука.
Вообще, атмосфера на тех сборах была удивительной. И первая же тренировка по общефизической подготовке, которую проводил Владимир Жилкин, оказалась такой серьёзной, что все мышцы болели, и мы по лестнице поднимались и спускались спиной вперёд. С оружием мы тоже занимались. И меня прикрепили к Евгению Пикману, который в то время работал с молодёжью, но давным-давно живёт и трудится в Австрии. Как-то спросил, не помнит ли он парня, которому давал уроки на сборах в Измаиле? Оказалось, что нет…
Мы жили в комнате вчетвером, и был там здоровый амбал – двухметровый шпажист из Москвы Саша Шишкин. Ну и мне не понравилось, что эти ребята, разговаривая между собой, то и дело использовали ненормативную лексику, постоянно вспоминая близких родственников, чего у нас, на Кавказе, тогда было не принято. Ну, я раз попросил при мне не выражаться, потом второй. Понимал, что ребята пользуются таким лексиконом без какого-то умысла, а нехорошие слова срывались с уст автоматом. Но когда в третий раз услышал нехорошее выражение, влепил здоровенному парню оплеуху. Тот не ожидал такого исхода и стал извиняться.
О проекте
О подписке